Неточные совпадения
— Фу, как ты глуп иногда! Вчерашний хмель сидит… До свидания; поблагодари от меня Прасковью Павловну свою
за ночлег. Заперлась, на мой бонжур сквозь двери не
ответила, а сама в
семь часов поднялась, самовар ей через коридор из кухни проносили… Я не удостоился лицезреть…
Дорога от Кенигсберга до Берлина очень длинна; мы взяли
семь мест в дилижансе и отправились. На первой станции кондуктор объявил, чтобы мы брали наши пожитки и садились в другой дилижанс, благоразумно предупреждая, что
за целость вещей он не
отвечает.
— Нет, я этого ничего не знаю и совсем не знаю,
за что вы так рассердились, — незлобиво и почти простодушно
ответил гость. — Я имею только передать вам нечто и
за тем пришел, главное не желая терять времени. У вас станок, вам не принадлежащий и в котором вы обязаны отчетом, как знаете сами. Мне велено потребовать от вас передать его завтра же, ровно в
семь часов пополудни, Липутину. Кроме того, велено сообщить, что более от вас ничего никогда не потребуется.
—
Семь! Ну давай хоть
семь; твое счастье! Смотри ж, береги заклад; головой мне
за него
отвечаешь.
— Нету-тка-с! —
отвечала Марфа. —
Семь веников исхлестала об нее,
за неволю очекуреешь! — прибавила она шепотом и вышла.
— Верст
семь будет, —
отвечал тот сердито, уходя
за кусты.
— Покуда счастье везет, не исполошился ни разу, —
отвечал Марко Данилыч. — Иной раз у него и сорвется карась, — глядишь, щука клюну́ла. Под кем лед ломится, а под ним только потрескивает. Счастье, говорю. Да ведь на счастье да на удачу крепко полагаться нельзя: налетит беда — растворяй ворота, а беда ведь не ходит одна, каждая
семь бед
за собой ведет.
Точно так же — более, чем в других журналах, старался я о статьях и обозрениях по иностранной литературе и едва ли не первый тогда имел для этого специального сотрудника и в Петербурге, и в Париже — П.Л.Лаврова и Евгению Тур (графиню Е.В.Салиас). Это показывало несомненную склонность к редакторской инициативе и
отвечало разносторонности образования, какое мне удалось получить в трех университетах
за целых
семь с лишком лет.
— У страха глаза велики, ваше величество! Поверите ли? всю ночь проохала и простонала белугой, так что
семья хоть беги вон, —
отвечал стоявший
за стулом; потом, обратясь к женщине, ласково сказал: — Чего бояться, дурочка? только махнет батюшка Петр Алексеевич своею легкою ручкою, так болесть, как с гуся вода.
— Нет, я не о том… так… что-то мне не по себе… — уклончиво
отвечал Виктор Павлович. — Что Похвиснев, ты о нем что-нибудь знаешь?.. Он был сюда вызван с фельдъегерем…
Семья так перепугалась, поскакала
за ним.
Вот когда Баранщиков вспомянул предсказание, которое ему делали зарубежные запорожцы, которых он хотел исправить, звал возвратиться в Россию, а они ему
отвечали: «иди сам, а когда и пойдешь, то добра не найдешь…» Вот оно все это теперь и сбывалося!.. Что еще могло быть хуже, как попасть из кофишенков да в соляные варницы с отработкою по двадцать четыре рубля в год!
За триста пять рублей ему там пришлось бы провести лет
семь…