Неточные совпадения
Другой актер был не важный: лысенький, с безгубым ртом, в пенсне на носу, загнутом, как у ястреба; уши у него были заячьи, большие и чуткие. В сереньком пиджачке, в серых брючках на тонких ногах с
острыми коленями, он непоседливо суетился, рассказывал анекдоты, водку пил сладострастно, закусывал только ржаным хлебом и, ехидно кривя рот, дополнял оценки важного актера тоже тремя
словами...
Лютов попробовал сдвинуть глаза к переносью, но это, как всегда, не удалось ему. Тогда, проглотив рюмку желтой водки, он, не закусывая, облизал губы
острым языком и снова рассыпался
словами.
Напевая, Алина ушла, а Клим встал и открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного света хлынула в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил в нем не однажды испытанное чувство
острой неприязни к этому человеку с эспаньолкой, каких никто не носит. Самгин понимал, что не в силах спорить с ним, но хотел оставить последнее
слово за собою. Глядя в окно, он сказал...
Варавка, торопливо закурив папиросу, все говорил, говорил, извергая синий дым. Сафьяновая кожа его лба красновато лоснилась,
острые глазки возбужденно сверкали, дымилась лисья борода, и
слова его тоже как будто дымились.
Но с этого дня он заболел
острой враждой к Борису, а тот, быстро уловив это чувство, стал настойчиво разжигать его, высмеивая почти каждый шаг, каждое
слово Клима. Прогулка на пароходе, очевидно, не успокоила Бориса, он остался таким же нервным, каким приехал из Москвы, так же подозрительно и сердито сверкали его темные глаза, а иногда вдруг им овладевала странная растерянность, усталость, он прекращал игру и уходил куда-то.
Вдохновляясь, поспешно нанизывая
слово на
слово, размахивая руками, он долго и непонятно объяснял различие между смыслом и причиной, —
острые глазки его неуловимо быстро меняли выражение, поблескивая жалобно и сердито, ласково и хитро. Седобородый, наморщив переносье, открывал и закрывал рот, желая что-то сказать, но ему мешала оса, летая пред его широким лицом. Третий мужик, отломив от ступени большую гнилушку, внимательно рассматривал ее.
Считая неспособность к сильным взрывам чувств основным достоинством интеллигента, Самгин все-таки ощущал, что его антипатия к Безбедову разогревается до ненависти к нему, до
острого желания ударить его чем-нибудь по багровому, вспотевшему лицу, по бешено вытаращенным глазам, накричать на Безбедова грубыми
словами. Исполнить все это мешало Самгину чувство изумления перед тем, что такое унизительное, дикое желание могло возникнуть у него. А Безбедов неистощимо бушевал, хрипел, задыхаясь.
Это ум — не одной головы, но и сердца, и воли. Такие люди не видны в толпе, они редко бывают на первом плане.
Острые и тонкие умы, с бойким
словом, часто затмевают блеском такие личности, но эти личности большею частию бывают невидимыми вождями или регуляторами деятельности и вообще жизни целого круга, в который поставит их судьба.
Каменные ворота были такой же крепостной архитектуры, как и самый дом: кирпичные толстые вереи с пробитыми в них крошечными калитками, толстая железная решетка наверху с
острыми гвоздями, полотнища ворот чуть не из котельного железа, —
словом, это была самая почтенная древность, какую можно еще встретить только в старинных монастырях да заштатных крепостях. Недоставало рва с водой и подъемного моста, как в рыцарских замках.
Я не тотчас ему ответил: до того поразила меня его наружность. Вообразите себе карлика лет пятидесяти с маленьким, смуглым и сморщенным лицом,
острым носиком, карими, едва заметными глазками и курчавыми, густыми черными волосами, которые, как шляпка на грибе, широко сидели на крошечной его головке. Все тело его было чрезвычайно тщедушно и худо, и решительно нельзя передать
словами, до чего был необыкновенен и странен его взгляд.
Ябедник, обладавший
острым пером, знанием законов и судопроизводства, внушал среднему обывателю суеверный ужас. Это был злой волшебник, знающий магическое «
слово», которое отдает в его руки чужую судьбу. Усадьба Антона Банькевича представляла нечто вроде заколдованного круга.
Пущенная по рукам жалоба читалась и перечитывалась. Газет в деревне не было. Книги почти отсутствовали, и с красотами писанного
слова деревенские обыватели знакомились почти исключительно по таким произведениям. Все признавали, что ябеда написана пером
острым и красноречивым, и капитану придется «разгрызть твердый орех»… Банькевич упивался литературным успехом.
Таким веком я буду считать XIX в., век мысли и
слова и вместе с тем век
острого раскола, столь для России характерного, как внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий.
В статье «Об эпиграмме и надписи у древних» (из Ла Гарпа) читаем: «В новейшие времена эпиграмма, в обыкновенном смысле, означает такой род стихотворения, который особенно сходен с сатирою по насмешке или по критике; даже в простом разговоре колкая шутка называется эпиграммою; но в особенности сим
словом означается
острая мысль или натуральная простота, которая часто составляет предмет легкого стихотворения.
Всегда напряженно вслушиваясь в споры, конечно не понимая их, она искала за
словами чувство и видела — когда в слободке говорили о добре, его брали круглым, в целом, а здесь все разбивалось на куски и мельчало; там глубже и сильнее чувствовали, здесь была область
острых, все разрезающих дум. И здесь больше говорили о разрушении старого, а там мечтали о новом, от этого речи сына и Андрея были ближе, понятнее ей…
Билась в груди ее большая, горячая мысль, окрыляла сердце вдохновенным чувством тоскливой, страдальческой радости, но мать не находила
слов и в муке своей немоты, взмахивая рукой, смотрела в лицо сына глазами, горевшими яркой и
острой болью…
Тут вмешалась мать. Когда сын говорил о боге и обо всем, что она связывала с своей верой в него, что было дорого и свято для нее, она всегда искала встретить его глаза; ей хотелось молча попросить сына, чтобы он не царапал ей сердце
острыми и резкими
словами неверия. Но за неверием его ей чувствовалась вера, и это успокаивало ее.
Я отчетливо помню каждое ее движение. Я помню, как она взяла со стола мой стеклянный треугольник и все время, пока я говорил, прижимала его
острым ребром к щеке — на щеке выступал белый рубец, потом наливался розовым, исчезал. И удивительно: я не могу вспомнить ее
слов — особенно вначале, — и только какие-то отдельные образы, цвета.
Воспитанная в практике крепостного права, при котором беременность дворовых девок служила предметом подробных и не лишенных занимательности исследований и считалась чуть не доходною статьею, Арина Петровна имела на этот счет взгляд
острый и безошибочный, так что для нее достаточно было остановить глаза на туловище Евпраксеюшки, чтобы последняя, без
слов и в полном сознании виновности, отвернула от нее свое загоревшееся полымем лицо.
— Я никаких
слов не помню, — заметил Жихарев, вздрагивая на
остром холоде. — Ничего не помню, а его — вижу! Удивительно это — человек заставил черта пожалеть? Ведь жалко его, а?
И видя, что его нету, ибо он, поняв намек мой, смиренно вышел, я ощутил как бы некую священную
острую боль и задыхание по тому случаю, что смутил его похвалой, и сказал: „Нет его, нет, братия, меж нами! ибо ему не нужно это слабое
слово мое, потому что
слово любве давно огненным перстом Божиим начертано в смиренном его сердце.
— А ну! Что вы скажете? — спросил Борк, глядя на лозищанина
острым взглядом. — Вот как они тут умеют рассуждать. Поверите вы мне, на каждое ваше
слово он вам сейчас вот так ответит, что у вас язык присохнет. По-нашему, лучшая вера та, в которой человек родился, — вера отцов и дедов. Так мы думаем, глупые старики.
Это грозило какими-то неведомыми тревогами, но вместе с тем возбуждало любопытство, а оно, обтачиваясь с каждым
словом, становилось всё требовательнее и
острее. Все трое смотрели друг на друга, недоуменно мигая, и говорили вполголоса, а Шакир даже огня в лампе убавил.
Кожемякину стало тяжко слушать, как они безжалостно говорят о покойнице и сводят свои счёты; он закрыл глаза, наблюдая сквозь ресницы. Тогда они стали говорить тише, Никон много и резко, бледный, растрёпанный, кусая усы, а Машенька изредка вставляла короткие
слова,
острые, как булавки, и глаза её точно выцвели.
Тёплым, ослепительно ярким полуднем, когда даже в Окурове кажется, что солнце растаяло в небе и всё небо стало как одно голубое солнце, — похудевшая, бледная женщина, в красной кофте и чёрной юбке, сошла в сад, долго, без
слов напевая, точно молясь, ходила по дорожкам, радостно улыбалась, благодарно поглаживала атласные стволы берёз и ставила ноги на тёплую, потную землю так осторожно, точно не хотела и боялась помять
острые стебли трав и молодые розетки подорожника.
Он никуда не ходил, но иногда к нему являлся Сухобаев; уже выбранный городским головой, он кубарем вертелся в своих разраставшихся делах, стал ещё тоньше,
острее, посапывал, широко раздувая ноздри хрящеватого носа, и не жаловался уже на людей, а говорил о них приглушённым голосом, часто облизывая губы, — слушать его непримиримые, угрожающие
слова было неприятно и тяжело.
Самое светлое чувство делается
острым, жгучим, делается темным, — чтоб не сказать другого
слова, — если его боятся, если его прячут, оно начнет верить, что оно преступно, и тогда оно сделается преступным; в самом деле, наслаждаться чем-нибудь, как вор краденым, с запертыми дверями, прислушиваясь к шороху, — унижает и предмет наслажденья и человека.
И вдруг Постельников воззрился на меня
острым, пристальным взглядом, еще раз повторил
слово «четырнадцатое декабря» и с этим тихо, в рассеянности пожал мне руку и медленно ушел от меня в сторону.
Всего замечательнее было то, что хотя в поступках и
словах Нефеда не было ничего особенно забавного или
острого, почти все следовали примеру молодого детины.
Казалось, она умоляла его остановиться и выслушать ее, а при последних его
словах слегка прикусила нижнюю губу, — как бы подавляя ощущение
острого и быстрого уязвления.
— Ваших предков? — переспросил инженер, подчеркнув первое
слово еще более
острой улыбкой.
Написан в 1860 г.;
слова Л. Меркантини, музыка А. Оливьери.] — по этим худеньким,
острым и голодным личикам пробегает, веселою рябью, улыбка удовольствия.
Невыразимая
словами и
острая, как нож, тоска впилась в сердце Ильи.
В нём вдруг точно вспыхнул целый сноп ярких искр. Он улыбался
острой улыбочкой, и сердце его замирало в живой игре
слов, внезапно рождённых его умом.
Илья снова не ответил ей. Имя божие в её устах породило в нём
острое, но неясное, неуловимое
словом чувство, и оно противоречило его желанию обнять эту женщину. Матица упёрлась руками в постель, приподняла своё большое тело и подвинула его к стене. Потом она заговорила равнодушно, каким-то деревянным голосом...
Подрядчик, маленький мужичок с
острой седенькой бородкой и узенькими глазками на сером сморщенном лице, подошел к нему и сказал негромко, с какой-то особенной ясностью в
словах...
— Это — козырь! — заметил человек с шишкой. Он сидел, упираясь маленькими тёмными руками в свои
острые колени, говорил немного, и порою Евсей слышал какие-то особенные
слова.
«Будет такая пошлость, если я ее полюблю», — подумал он совсем неподходящими
словами, а по
острой боли сердца понял, что отдает драгоценное и тем искупает какую-то, все еще неясную вину.
Старшему Артамонову и — он видел — Якову было очень смешно, когда Елизавета Попова вдруг уехала в Москву и там обвенчалась с Горицветовым. Мирон обозлился и не мог скрыть этого; покручивая
острую, не купеческую бородку, вытягивая из неё нить сухих
слов, он говорил явно фальшиво...
Он вломился в разгульную жизнь фабричных девиц, как медведь на пасеку. Вначале эта жизнь, превышая всё, что он слышал о ней, поразила его задорной наготою
слов и чувств; всё в ней было развязано, показывалось с вызывающим бесстыдством, об этом бесстыдстве пели и плакали песни, Зинаида и подруги её называли его — любовь, и было в нем что-то
острое, горьковатое, опьяняющее сильнее вина.
И всегда в его
словах слышались Никите какие-то намёки, возбуждавшие в нём досаду на этого человека, боязнь пред ним и —
острое, тревожное любопытство к нему.
Кошка выросла в собаку и покатилась невдалеке от саней. Я обернулся и увидел совсем близко за санями вторую четвероногую тварь. Могу поклясться, что у нее были
острые уши и шла она за санями легко, как по паркету. Что-то грозное и наглое было в ее стремлении. «Стая или их только две?» — думалось мне, и при
слове «стая» варом облило меня под шубой и пальцы на ногах перестали стыть.
Все это надо так мастерски устроить, чтобы
острое зрение зверя ничего не могло заметить и тонкое его чутье ничего не могло услышать; одним
словом, чтобы место с поставленным капканом и подделанною на нем волчьей тропою было совершенно похоже на окружающую его местность.
Вопрос о значении в жизни людей любви и милосердия — страшный и сложный вопрос — возник предо мною рано, сначала — в форме неопределенного, но
острого ощущения разлада в моей душе, затем — в четкой форме определенно ясных
слов...
Чтение длится утомительно долго, я устаю слушать, хотя мне нравятся
острые и задорные
слова, легко и просто они укладываются в убедительные мысли.
Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался в подвале; в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то
острого. Против Гаврилы, за другим столом, сидел пьяный человек в матросском костюме, с рыжей бородой, весь в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных
слов, то страшно шипящих, то гортанных. Он был, очевидно, не русский.
В каждом его
слове, в каждой гримасе его опухшего и красного от водки лица чувствовалась глубокая,
острая, отчаянная ненависть и к учительскому делу и к тому вертограду, который он должен был насаждать.
Софьей слух о его сумасшествии. Слышится уже не
острый, ядовитый сарказм, в который вставлена верная, определенная идея, правда, — а какая-то горькая жалоба, как будто на личную обиду, на пустую или, по его же
словам, «незначущую встречу с французиком из Бордо», которую он, в нормальном состоянии духа, едва ли бы заметил.
Раньше
слова горя и печали пеплом ложились на сердце мне, а теперь, как
острая искра, зажигают его, ибо всякое горе ныне — мое горе и недостаток свободы народу утесняет меня.
И много происходит тут веселых шуток. Смех, забавные речи,
острые и умные
слова занимают молодых людей, которые и не заметят, как день пройдет.