Неточные совпадения
Отправь ее завтра ж одну к
родителям твоим: а сам
оставайся у меня в отряде.
Коля ж вычитал об основателях Трои
у Смарагдова, хранившегося в шкапе с книгами, который
остался после
родителя.
Антось
остался у Гапки, а потом, в ожидании, пока его потребуют
родители, его взяли к капитану.
— Зачем ее трогать с места? — объяснял Артем. —
У меня жена женщина сырая, в воду ее не пошлешь… Пусть за меня
остается в семье, все же
родителю нашему подмога.
— А вот по этому самому… Мы люди простые и живем попросту. Нюрочку я считаю вроде как за родную дочь, и жить она
у нас же
останется, потому что и деться-то ей некуда. Ученая она, а тоже простая… Девушка уж на возрасте, и пора ей свою судьбу устроить. Ведь правильно я говорю? Есть
у нас на примете для нее и подходящий человек… Простой он, невелико за ним ученье-то, а только, главное, душа в ём добрая и хороших
родителей притом.
И что ж, сударь? не прошло полгода, как муж
у ней в душегубстве изобличен был и в работы сослан, а она
осталась одинокою в мире сиротой… вот как бог-то противляющихся ему
родителей наказывает!
«На тебе, говорит, Фома! вот теперь
у тебя, примерно, нет ничего; помещик ты небольшой; всего-то
у тебя два снетка по оброку в Ладожском озере ходят — только и душ ревизских тебе от покойного
родителя твоего
осталось.
В нескольких словах, наскоро, но как-то радостно и как будто гордясь, она объяснила мне, что была где-то на танцевальном вечере, в семейном доме,
у одних «очень, очень хороших людей, семейных людей и где ничего еще не знают, совсем ничего», — потому что она и здесь-то еще только внове и только так… а вовсе еще не решилась
остаться и непременно уйдет, как только долг заплатит… «Ну и там был этот студент, весь вечер танцевал, говорил с ней, и оказалось, что он еще в Риге, еще ребенком был с ней знаком, вместе играли, только уж очень давно, — и
родителей ее знает, но что об этом он ничего-ничего-ничего не знает и не подозревает!
Я родился от честных и благородных
родителей в селе Горюхине 1801 года апреля 1 числа и первоначальное образование получил от нашего дьячка. Сему-то почтенному мужу обязан я впоследствии развившейся во мне охотою к чтению и вообще к занятиям литературным. Успехи мои хотя были медленны, но благонадежны, ибо на десят<ом> году отроду я знал уже почти всё то, что поныне
осталось у меня в памяти, от природы слабой и которую по причине столь же слабого здоровья не дозволяли мне излишне отягощать.
Родителей не было, —
остался один-одинешенек на свете: ни
у меня родных, ни
у меня друга.
— А вот уж этого, ваше высокоблагородие, я никак даже не могу знать. Из всей родни есть
у меня один племянник, только не дай Бог никому такую родню. Глаз то ведь он мне выткнул кнутовищем, когда я выворотился со службы… Как же, он самый!.. Я значит, свое стал требовать, что
осталось после упокойного
родителя, расспорились, а он меня кнутовищем да прямо в глаз…
Думать и разговаривать или отговаривать было уже некогда.
Оставалось только поддерживать во всех веру в счастье, ожидающее обрученных, и пить шампанское. В этом и проходили дни и ночи то
у нас, то
у родителей невесты.
Осталось у прадедушки двое внучат малолетних: дядя Тимофей Гордеич да
родитель мой, один по третьему, другой по второму годочку.
— Это все добро, все хорошо, все по-Божьему, — молвил Марко Данилыч. — Насчет родителя-то больше твердите, чтоб во всем почитала его. Она
у меня девочка смышленая, притом же мягкосердая — вся в мать покойницу… Обучите ее, воспитайте мою голубоньку — сторицею воздам, ничего не пожалею. Доброту-то ее, доброту сохраните, в мать бы была… Ох, не знала ты, мать Макрина, моей Оленушки!.. Ангел Божий была во плоти!.. Дунюшка-то вся в нее, сохраните же ее, соблюдите!.. По гроб жизни благодарен
останусь…
— Я
останусь у тебя, Надя, с радостью, очень долго, сколько ты захочешь, если против этого не будут иметь ничего мои
родители и, наконец, твой муж…
— Я его больше не хочу знать…
У меня больше нет родных —
у меня только один друг на свете — это ты.
У меня только одна дочь — Таня, которую я люблю всею душою, и я готов сделать все, чтобы было упрочено ее счастье, которое я же, как вор, украл
у ее
родителей… Семен Толстых причинил горе нашей дочери — он негодяй и подлец и ни одного часа не может больше
оставаться под этой кровлей… Выгони его немедленно, Иннокентий, выгони… Чтобы сегодня же здесь не было его духу…
Круглый сирота и уроженец Петербургской губернии, он потерял своих
родителей, которых он был единственным сыном, в раннем детстве, воспитывался в Петербурге
у своего троюродного дяди, который умер лет за пять до времени нашего рассказа, и Евгений Иванович
остался совершенно одиноким.