Неточные совпадения
Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, — и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь
на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички
остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, — Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком
на крыльце, опустился
на стул и уронил голову
на грудь.
Клим пошел к Лидии. Там девицы сидели, как в детстве,
на диване; он сильно выцвел, его пружины старчески поскрипывали, но он
остался таким же широким и мягким, как был. Маленькая Сомова забралась
на диван с ногами; когда подошел Клим, она освободила ему место рядом с собою, но Клим сел
на стул.
Клим
остался в компании полудюжины венских
стульев, у стола, заваленного книгами и газетами; другой стол занимал средину комнаты,
на нем возвышался угасший самовар, стояла немытая посуда, лежало разобранное ружье-двухстволка.
Сегодня с утра движение и сборы
на фрегате: затеяли свезти
на берег команду. Офицеры тоже захотели провести там день, обедать и пить чай. «Где же это они будут обедать? — думал я, — ведь там ни
стульев, ни столов», и не знал, ехать или нет; но и
оставаться почти одному
на фрегате тоже невесело.
В отдыхальне, как мы прозвали комнату, в которую нас повели и через которую мы проходили, уже не было никого: сидящие фигуры убрались вон. Там стояли привезенные с нами кресло и четыре
стула. Мы тотчас же и расположились
на них. А кому недостало, те присутствовали тут же, стоя. Нечего и говорить, что я пришел в отдыхальню без башмаков: они
остались в приемной зале, куда я должен был сходить за ними. Наконец я положил их в шляпу, и дело там и
осталось.
А затем как бы закоченел
на месте, стиснув зубы и сжав крестом
на груди руки. Катерина Ивановна
осталась в зале и села
на указанный ей
стул. Она была бледна и сидела потупившись. Рассказывали бывшие близ нее, что она долго вся дрожала как в лихорадке. К допросу явилась Грушенька.
Конечно, она мало читала, она вовсе не читала, она осмотрела комнату, она стала прибирать ее, будто хозяйка; конечно, мало прибрала, вовсе не прибирала, но как она спокойна: и может читать, и может заниматься делом, заметила, что из пепельницы не выброшен пепел, да и суконную скатерть
на столе надобно поправить, и этот
стул остался сдвинут с места.
И я не увидел их более — я не увидел Аси. Темные слухи доходили до меня о нем, но она навсегда для меня исчезла. Я даже не знаю, жива ли она. Однажды, несколько лет спустя, я мельком увидал за границей, в вагоне железной дороги, женщину, лицо которой живо напомнило мне незабвенные черты… но я, вероятно, был обманут случайным сходством. Ася
осталась в моей памяти той самой девочкой, какою я знавал ее в лучшую пору моей жизни, какою я ее видел в последний раз, наклоненной
на спинку низкого деревянного
стула.
Но вот гости с шумом отодвигают
стулья и направляются в гостиную, где уже готов десерт: моченые яблоки, финики, изюм, смоква, разнообразное варенье и проч. Но солидные гости и сами хозяева не прикасаются к сластям и скрываются
на антресоли, чтобы отдохнуть часика два вдали от шума. Внизу, в парадных комнатах,
остаются только молодые люди, гувернантки и дети. Начинается детская кутерьма.
Белокурая барышня
осталась и села
на диван. Иван Федорович сидел
на своем
стуле как
на иголках, краснел и потуплял глаза; но барышня, казалось, вовсе этого не замечала и равнодушно сидела
на диване, рассматривая прилежно окна и стены или следуя глазами за кошкою, трусливо пробегавшею под
стульями.
В этот вечер она решилась
остаться у постели ребенка подольше, чтобы разъяснить себе странную загадку. Она сидела
на стуле, рядом с его кроваткой, машинально перебирая петли вязанья и прислушиваясь к ровному дыханию своего Петруся. Казалось, он совсем уже заснул, как вдруг в темноте послышался его тихий голос...
Там выбирал какой-нибудь
стул, медленно усаживался
на нем, снимал шляпу, ставил ее подле себя
на пол, трость клал возле шляпы и затем, откинувшись
на спинку
стула,
оставался неподвижен в продолжение трех или четырех часов.
Гости начинают уже стучать
стульями, в чаянье, что испытание кончилось и что можно будет приступить к настоящим действиям, составляющим цель всякого провинцияльного праздника: танцам и висту. Но надежда и
на этот раз
остается обманутою. К роялю подходят Клеопатра и Агриппина.
Санин опустился
на стул, как только тот вышел, и уставился
на пол. «Что, мол, это такое? Как это вдруг так завертелась жизнь? Все прошедшее, все будущее вдруг стушевалось, пропало — и
осталось только то, что я во Франкфурте с кем-то за что-то дерусь». Вспомнилась ему одна его сумасшедшая тетушка, которая, бывало, все подплясывала и напевала...
Герр Клюбер поблагодарил — и, мгновенно раскинув фалды фрака, опустился
на стул, — но опустился так легко и держался
на нем так непрочно, что нельзя было не понять: «Человек этот сел из вежливости — и сейчас опять вспорхнет!» И действительно, он немедленно вспорхнул и, стыдливо переступив два раза ногами, словно танцуя, объявил, что, к сожалению, не может долее
остаться, ибо спешит в свой магазин — дела прежде всего! — но так как завтра воскресенье — то он, с согласия фрау Леноре и фрейлейн Джеммы, устроил увеселительную прогулку в Соден,
на которую честь имеет пригласить г-на иностранца, и питает надежду, что он не откажется украсить ее своим присутствием.
— Знаю-с, — пробормотал Шатов, тронулся было
на стуле, но
остался сидеть.
Дарья Павловна меж тем приблизилась уже к Варваре Петровне; но, пораженная восклицанием Марьи Тимофеевны, быстро обернулась и так и
осталась пред своим
стулом, смотря
на юродивую длинным, приковавшимся взглядом.
Катрин распорядилась, чтобы дали им тут же
на маленький стол ужин, и когда принесший вино и кушанье лакей хотел было, по обыкновению,
остаться служить у стола и встать за
стулом с тарелкой в руке и салфеткой, завязанной одним кончиком за петлю фрака, так она ему сказала...
Комната ее вечно
оставалась неприбранною; постель стояла в беспорядке; принадлежности белья и туалета валялись разбросанные по
стульям и
на полу.
— Отвести их в острог, говорит, я с ними потом; ну, а ты
оставайся, — это мне то есть говорит. — Пошел сюда, садись! — Смотрю: стол, бумага, перо. Думаю: «Чего ж он это ладит делать?» — Садись, говорит,
на стул, бери перо, пиши! — а сам схватил меня за ухо, да и тянет. Я смотрю
на него, как черт
на попа: «Не умею, говорю, ваше высокоблагородие». — Пиши!
Видно было, что скука снедает молодого человека, что роль зрителя,
на которую обрекает себя путешественник, стала надоедать ему: он досмотрел Европу — ему ничего не
оставалось делать; все возле были заняты, как обыкновенно люди дома бывают заняты; он увидел себя гостем, которому предлагают
стул, которого осыпают вежливостью, но в семейные тайны не посвящают, которому, наконец, бывает пора идти к себе.
А Литвинов пришел к себе в комнату и, присев
на стул перед столом, взял голову в обе руки и долго
оставался неподвижным.
Оставшись одна, Любовь бросила работу и прислонилась к спинке
стула, плотно закрыв глаза. Крепко сжатые руки ее лежали
на коленях, и пальцы их хрустели. Полная горечью оскорбленного самолюбия, она чувствовала жуткий страх пред будущим и безмолвно молилась...
Ты молчишь, значит, правда. Ну, уж теперь пеняй
на себя. Я разврату не потворщица и терпеть его в своем доме не хочу. Прогнать мне тебя, чтобы ты шлялась везде, я не могу: это
на моей совести
останется. Я должна тебя отдать замуж. (Потапычу). Послать в город и сказать Неглигентову, что я отдаю Надежду за него, и чтобы свадьба была скорее, как можно. (Встает со
стула и хочет идти).
Бакин. Ну, уходите, а я здесь
останусь, в этой комнате,
на этом
стуле всю ночь просижу.
Офонькин, оглядевший убранство стола и стоявших у стен нескольких ливрейных лакеев,
остался заметно доволен этим наружным видом и протянул было уже руку к ближайшему
стулу к хозяину; но генерал очень ловко и быстро успел этот
стул поотодвинуть и указать
на него Бегушеву,
на который тот и опустился. Офонькин таким образом очутился между старичком и Долговым и стал
на обоих смотреть презрительно.
Все разбрелись куда попало, и
на месте
остались только Кирилин, Ачмианов и Никодим Александрыч. Кербалай принес
стулья, разостлал
на земле ковер и поставил несколько бутылок вина. Пристав Кирилин, высокий, видный мужчина, во всякую погоду носивший сверх кителя шинель, своею горделивою осанкою, важной походкой и густым, несколько хриплым голосом напоминал провинциальных полицеймейстеров из молодых. Выражение у него было грустное и сонное, как будто его только что разбудили против его желания.
Он мельком взглянул
на Надежду Николаевну. Она сидела по-прежнему. Я ожидал, что она уйдет, и мне хотелось этого, но она
оставалась, как прикованная к своему
стулу, молча и не спускала глаз с Бессонова.
Два вечера добивался я: чего недостает мне в моем углу? отчего так неловко было в нем
оставаться? — и с недоумением осматривал я свои зеленые, закоптелые стены, потолок, завешанный паутиной, которую с большим успехом разводила Матрена, пересматривал всю свою мебель, осматривал каждый
стул, думая, не тут ли беда? (потому что коль у меня хоть один
стул стоит не так, как вчера стоял, так я сам не свой) смотрел
на окно, и все понапрасну… нисколько не было легче!
В этой избушке было «полное отсутствие всякого присутствия», — точно кто переехал с квартиры, да так все и
осталось: в одном углу позабыли трехногий
стул, в другом скелет дивана,
на стене несколько разорванных картин — правая половина какого-то генерала, половина архирея и т. д.
Акулина Ивановна (всё время разговора отца с дочерью беспокойно вертится
на стуле, несколько раз пытается что-то сказать и, наконец, ласково спрашивает). Отец! Ватрушечки… не хочешь ли? От обеда
остались… а?
— Так потому? Ни за что в свете не вытерплю такой обиды! — закричала Афимья Борисовна. Глаза ее распылались, она выскочила со
стула, бросила салфетку
на стол и продолжала кричать:"Кто-то женился бог знает
на ком и для чего, может, нужно было поспешить, а я терпи поругание? Ни за что в свете не
останусь… Нога моя у вас не будет…"и хотела выходить.
— Не церемоньтесь,
оставайтесь в чем вы есть, — Вельчанинов уселся
на стул.
Аннушка (с приметным беспокойством посматривая
на госпожу). Владимир Павлович! (Он услыхал и глядит
на нее пристально. Она трогает за руку Марью Дмитревну и вдруг останавливается.) Прости господи ее душу! (Крестится.) (Владимир вздрагивает, шатается и едва не упадает. Удерживается рукой за спинку
стула и так
остается недвижен несколько минут.) Как тихо скончалась-то, родимая моя! Что буду я теперь? (Плачет.)
Он вышел и через минуту внес в юрту две переметные сумы. Развязав ремни, он стал вынимать оттуда привезенные с собою припасы: круги мерзлого масла, мороженого молока, несколько десятков яиц и т. д. Кое-что из привезенного он разложил у меня
на полках, остальное вынес
на мороз, в сени, чтобы не растаяло. Затем он снял шаль, шубу и кафтан и,
оставшись в красной кумачной рубахе и шароварах из «бильбирета» (род плиса), уселся против огня
на стуле.
И так как девочка с круглой, как тыква, головой все еще
оставалась неподвижной
на своем
стуле, Екатерина Ивановна еще раз повторила, уже явно дрожащим от гнева голосом...
Мы вошли в комнаты и смирно расселись по
стульям. Княгине, страшно соскучившейся об нашей компании, понравилось это смирение. Она нас оставила обедать. За обедом одного из нас, уронившего ложку, она выбранила разиней и упрекнула нас, что мы не умеем держать себя за столом. Мы погуляли с Олей,
остались переночевать…Переночевали и другую ночь и застряли
на Зеленой Косе до самого сентября. Мир склеился сам собой.
Больше ничего не может сказать Саша. Он выходит из кабинета и опять садится
на стул у двери. Сейчас он охотно бы ушел совсем, но его душит ненависть и ему ужасно хочется
остаться, чтобы оборвать полковника, сказать ему какую-нибудь дерзость. Он сидит и придумывает, что бы такое сильное и веское сказать ненавистному дяде, а в это время в дверях гостиной, окутанная сумерками, показывается женская фигура. Это жена полковника. Она манит к себе Сашу и, ломая руки, плача, говорит...
Послушно присел он к столу и доел похлебку, потом присел к Теркину
на койку, где они и
остались. В камере было всего два
стула и столик, под высоким решетчатым окном, в одном месте заклеенным синей бумагой.
— Крамбамбули? — вскричала Саня и подскочила
на стуле. Но пальчики ее левой руки
остались в руке землемера. — Николай Никанорыч! Что это? Песня? Ведь да? Песня? Или это какое-нибудь питье?
Актер одобрительно промычал, автор кисло усмехнулся. Грушева села к столу. Тася
осталась посредине гостиной, актер около нее,
на стуле, держал книгу, автор поместился
на диване.
Бумага и карандаш клались и
на игральный стол в то время, когда князь играл в карты, так как Потемкин и в этом занятии не
оставался праздным, и часто прерывая игру, записывал то, что приходило ему в голову. Во время игры в комнату несколько раз входил Попов, становился за
стулом князя и как только замечал, что бумага отодвинута, тотчас брал и спешил привести в исполнение написанное.
Он, следуя наставлениям Панина, опустился
на одно колено и поцеловал руку Екатерины. По приглашению государыни, Панин сел
на стоявший, против кресла государыни,
стул. Костя
остался стоять.
Марья Осиповна
осталась одна. Несмотря
на то, что она еле стояла
на ногах, красота и изящество окружающей обстановки, блеск раззолоченной мебели совершенно поглотили ее внимание, и она не села или, лучше сказать, не решилась сесть ни
на один из этих великолепных
стульев, кресел и диванов. Безмолвное созерцание царской роскоши было прервано тем же камер-лакеем, почтительно над самым ухом Олениной произнесшим...
— Ну, матушка, ему учиться надо, a не по театрам ездить! Того и гляди
на третий год в классе
останется. Что мы будем тогда с таким верзилой делать! Мне и с девчонками возни не мало. Для учебного заведения Полина и Валерия ничего не знают, гувернантки y них через три месяца меняются… Гм! Гм! — закашлялся Сокольский-отец тут только заметив Дашу и, поднявшись со
стула, отвесил ей почтительный поклон.
Опустившись
на стоящий возле постели
стул, молодая Салтыкова взглянула
на часы. Они показывали четверть одиннадцатого. До съезда приглашенных быть свидетелями при завещании и прибытии священника церкви Николая Явленного — духовника генеральши,
оставалось даже менее двух часов. Кто-нибудь мог приехать и ранее.
Где-то внизу под полом ожесточенно хлопает дверь. Катя, с минуты
на минуту ожидающая прихода матери, встает и убегает. Художник
остается один. Долго он ходит из угла в угол, лавируя между
стульями и грудами домашней рухляди. Слышно ему, как вернувшаяся вдова стучит посудой и громко бранит каких-то мужиков, запросивших с нее по два рубля с воза. С огорчения Егор Саввич останавливается перед шкапчиком и долго хмурится
на графин с водкой.
Но это только объяснение, чувство же близости Елены было и
остается до сих пор таким убедительным и несомненным, что всю правду я невольно приписываю ему; я помню даже те два
стула,
на которых мы сидели рядом и разговаривали, помню ощущение разговора и ее лица… но тут все кончается, и теперь мне кажется минутами: стоит мне сделать какое-то усилие над памятью — и я увижу ее лицо, услышу слова, наконец пойму то важное, что тогда происходило вокруг меня, но нет — я не могу, да и не хочу почему-то сделать это усилие.