На обходе я шел стремительной поступью, за мною мело фельдшера, фельдшерицу и двух сиделок.
Останавливаясь у постели, на которой, тая в жару и жалобно дыша, болел человек, я выжимал из своего мозга все, что в нем было. Пальцы мои шарили по сухой, пылающей коже, я смотрел в зрачки, постукивал по ребрам, слушал, как таинственно бьет в глубине сердце, и нес в себе одну мысль: как его спасти? И этого — спасти. И этого! Всех!
Время, казалось, тянулось томительно долго. Наконец в соседней горнице послышались торопливые шаги. Антиповна бросилась к двери и отворила ее. В опочивальню вошел Ермак Тимофеевич, бледный, встревоженный. Он как бы не замечал никого,
остановился у постели Ксении Яковлевны и с немым ужасом уставился на бесчувственную девушку.
Неточные совпадения
В деревнях и маленьких городках
у станционных смотрителей есть комната для проезжих. В больших городах все
останавливаются в гостиницах, и
у смотрителей нет ничего для проезжающих. Меня привели в почтовую канцелярию. Станционный смотритель показал мне свою комнату; в ней были дети и женщины, больной старик не сходил с
постели, — мне решительно не было угла переодеться. Я написал письмо к жандармскому генералу и просил его отвести комнату где-нибудь, для того чтоб обогреться и высушить платье.
Из этого шкафа он достал Евгениевский «Календарь», переплетенный в толстый синий демикотон, с желтым юхтовым корешком, положил эту книгу на стоявшем
у его
постели овальном столе, зажег пред собою две экономические свечи и
остановился: ему показалось, что жена его еще ворочается и не спит.
Легла она в
постель рано, а уснула поздно. Снились ей все какие-то портреты и похоронная процессия, которую она видела утром; открытый гроб с мертвецом внесли во двор и
остановились у двери, потом долго раскачивали гроб на полотенцах и со всего размаха ударили им в дверь. Юлия проснулась и вскочила в ужасе. В самом деле, внизу стучали в дверь, и проволока от звонка шуршала по стене, но звонка не было слышно.
Вошёл в комнату Петра,
остановился у двери. Сыщик, лёжа в
постели, спросил его...
Наконец далеко за полночь Анна Михайловна устала; ноги болели и голова тоже. Она поправила лампаду перед образом в комнате Даши и посмотрела на ее постельку, задернутую чистым, белым пологом, потом вошла к себе, бросила блузу, подобрала в ночной чепец свою черную косу и
остановилась у своей
постели. Очень скучно ей здесь показалось.
Мы проехали мимо. Мне казалось, что все эти впечатления сейчас исчезнут и что я проснусь опять на угрюмой бесконечной дороге или
у дымного «яма». Но когда наш караван
остановился у небольшого чистенького домика, — волшебный сон продолжался… Теплая комната, чистые и мягкие
постели… На полу ковры, в простенках — высокие зеркала… Один из моих спутников стоял против такого зеркала и хохотал, глядя на отражение в ровном стекле своей полудикой фигуры…
Как и в те три предыдущие ночи, черная фигура метнулась привычным ей уже путем, мимо ряда кроватей, мимо Дуни и
остановилась у крайней, совершенно тонувшей во мраке
постели… Дуня знает, что там, на этой
постели, спит Соня Кузьменко.
— Ну что? — спросил он дрожащим голосом, когда Степан, прямо в дорожном платье, вошел в спальню и
остановился у княжеской
постели.
Восковая свеча, стоявшая на тумбе перед кроватью, отражалась в кованой золотой ризе, но блеск золота мерк перед, казалось, лившим лучи неземного света ликом Заступницы сирых, убогих и несчастных — Царицы Небесной. Князь Сергей Сергеевич
остановился, как бы озаренный какою-то мыслью. Спустя минуту он уже стоял на коленях
у постели и горячо молился.