Неточные совпадения
И те и другие подозрительны, недоверчивы: спасаются от опасностей за
системой замкнутости, как за каменной стеной; у обоих одна и та же цивилизация, под влиянием которой оба народа, как два брата
в семье, росли, развивались, созревали и состарелись. Если бы эта цивилизация была заимствована японцами от китайцев только по соседству, как от чужого племени, то отчего же манчжуры и другие народы кругом
остаются до сих пор чуждыми этой цивилизации, хотя они еще ближе к Китаю, чем Япония?
С точки зрения сострадания к людям и человеческим поколениям, боязни боли и жестокости, лучше
оставаться в старой
системе приспособления, ничего не искать, ни за какие ценности не бороться.
У меня всегда была большая чуткость ко всем направлениям и
системам мысли, особенно к тоталитарным, способность вживаться
в них. Я с большой чуткостью мог вжиться
в толстовство, буддизм, кантианство, марксизм, ницшеанство, штейнерианство, томизм, германскую мистику, религиозную ортодоксию, экзистенциальную философию, но я ни с чем не мог слиться и
оставался самим собой.
Сюда пишут, что
в России перемена министерства, то есть вместо Строгонова назначается Бибиков, но дух
остается тот же,
система та же.
В числе улучшения только налог на гербовую бумагу. Все это вы, верно, знаете, о многом хотелось бы поговорить, как, бывало, прошлого года,
в осенние теперешние вечера, но это невозможно на бумаге.
Если мы не отыщем ничего, что удовлетворяло бы справедливому мнению Симановского о достоинстве независимого, ничем не поддержанного труда, тогда я все-таки
остаюсь при моей
системе: учить Любу чему можно, водить
в театр, на выставки, на популярные лекции,
в музеи, читать вслух, доставлять ей возможность слушать музыку, конечно, понятную.
Для философа
оставался неразрешимым вопрос о том, для какой цели затрачивался такой громадный запас энергии, если
в мировой
системе не пропадает даром ни один атом материи, ни один штрих проявившейся тем или другим путем мировой силы…
— Если вы знакомы с историей религий, сект, философских
систем, политических и государственных устройств, то можете заметить, что эти прирожденные человечеству великие идеи только изменяются
в своих сочетаниях, но число их
остается одинаким, и ни единого нового камешка не прибавляется, и эти камешки являются то
в фигурах мрачных и таинственных, — какова религия индийская, — то
в ясных и красивых, — как вера греков, — то
в нескладных и исковерканных представлениях разных наших иноверцев.
Долго думать казалось Бельтову смешным; он, вопреки Вобановой
системе, не повел дальних апрошей, а как-то,
оставшись с ней один
в комнате, обнял ее за талию, расцеловал и звал очень усердно пройтиться вечером по саду.
Но может быть ложна
система, а частная мысль,
в нее вошедшая, может, будучи взята самостоятельно,
оставаться справедливою, утверждаясь на своих особенных основаниях.
Мигрень, как известно, интересная болезнь — и не без причины: от бездействия кровь
остается вся
в средних органах, приливает к мозгу; нервная
система и без того уже раздражительна от всеобщего ослабления
в организме; неизбежное следствие всего этого — продолжительные головные боли и разного рода нервические расстройства; что делать? и болезнь интересна, чуть не завидна, когда она следствие того образа жизни, который нам нравится.
В сущности эти два определения совершенно различны, как существенно различными найдены были нами и два определения прекрасного, представляемые господствующею
системою;
в самом деле, перевес идеи над формою производит не собственно понятие возвышенного, а понятие «туманного, неопределенного» и понятие «безобразного» (das Hässliche) [как это прекрасно развивается у одного из новейших эстетиков, Фишера,
в трактате о возвышенном и во введении к трактату о комическом]; между тем как формула «возвышенное есть то, что пробуждает
в нас (или, [выражаясь терминами гегелевской школы], — что проявляет
в себе) идею бесконечного»
остается определением собственно возвышенного.
Правда, и это оживление
в неурочное время мало споспешествовало нашему развитию, так как
система преподавания «отсюда и досюда»
оставалась все та же, и проспрягав быть может безошибочно laudo, мы ни за что не сумели бы признать другого глагола первого спряжения.
Я по возможности растолковал бабушке, что значат эти многочисленные комбинации ставок, rouge et noir, pair et impair, manque et passe [Красный и черный, чет и нечет, недобор и перебор (фр.).] и, наконец, разные оттенки
в системе чисел. Бабушка слушала внимательно, запоминала, переспрашивала и заучивала. На каждую
систему ставок можно было тотчас же привести и пример, так что многое заучивалось и запоминалось очень легко и скоро. Бабушка
осталась весьма довольна.
После Строгановских заводов заводам Кайгородова на Урале принадлежит первое место как по богатству железных и медных руд, так особенно по обилию лесов,
в которых другие уральские заводы начинают чувствовать самую вопиющую нужду, и, как выразился автор какого-то проекта по вопросу о снабжении заводов горючим материалом, для них единственная надежда
остается в «уловлении газов», точно такое «уловление» может заменить собою ту поистине безумную
систему хищнического истребления лесов, какую заводчики практиковали на Урале
в течение двух веков.
Такой
системы Ребер и держался
в первых двух состязаниях, из которых одно
осталось за Арбузовым, а другое за ним.
В своих сочинениях Беме многократно пытается — все сызнова, но приблизительно из того же материала, — строить и перестраивать свою
систему, отсюда такая бесконечная масса повторений
в его сочинениях [Черту эту Шеллинг называет «Rotation seines Geistes»,
в силу которой он «in jeder seiner Schriften wieder anfängt, die oft genun erklärten Anfänge wieder exponiert, ohne je weiter oder von der Stelle zu kommen»123 (I. c., 124).], однако материал недостаточно слушается своего мастера, изнемогающего под тяжестью его изобилия, и
остается в значительной степени сырым и непереработанным.
Вообще вопрос собственно о творении духов — ангелов и человека —
остается наименее разъясненным
в системе Беме, и это делает ее двусмысленной и даже многосмысленной, ибо, с одной стороны, разъясняя Fiat
в смысле божественного детерминизма, он отвергает индетерминистический акт нового творения, но
в то же время порой он говорит об этом совершенно иначе [«Воля к этому изображению (ангелов) изошла из Отца, из свойства Отца возникла
в слове или сердце Божием от века, как вожделеющая воля к твари и к откровению Божества.
Да, Я
остался жить, но еще не знаю, насколько это удастся Мне: тебе известно, насколько трудны переходы из кочевого состояния
в оседлое? Я был свободным краснокожим, веселым номадом, который свое человеческое раскидывает, как легкую палатку. Теперь Я из гранита закладываю фундамент для земного жилища, и Меня, маловерного, заранее охватывает холод и дрожь: будет ли тепло, когда белые снега опояшут мой новый дом! Что ты думаешь, друг, о различных
системах центрального отопления?
Если
останутся при такой
системе производства дела, мне, конечно, придется умереть
в заточении.
Как гимназистиком четвертого класса, когда я выбрал латинский язык для того, чтобы попасть со временем
в студенты, так и дальше,
в Казани и Дерпте, я
оставался безусловно верен царству высшего образования, университету
в самом обширном смысле — universitas, как понимали ее люди эпохи Возрождения,
в совокупности всех знаний, философских
систем, красноречия, поэзии, диалектики, прикладных наук, самых важных для человека, как астрономия, механика, медицина и другие прикладные доктрины.
Да и над литературой и прессой не было такого гнета, как у нас. Предварительной цензуры уже не
осталось, кроме театральной.
Система предостережений — это правда! — держала газеты на узде; но при мне
в течение целого полугодия не был остановлен ни один орган ежедневной прессы. О штрафах (особенно таких, какие налагаются у нас теперь) не имели и понятия.
В радостном волнении не могла она сомкнуть глаз, лежа
в своей роскошной постели, утопая
в волнах тончайшего батиста. Лишь под утро заснула она тревожным сном.
В двенадцать часов она уже была одета и стала ждать. До назначенного княгиней часа
оставалось два часа. Время казалось ей вечностью. Она сидела
в приемной, у одного из окон которой, ближайших к подъезду была
система зеркал, позволявшая видеть подъезжавшие экипажи.