Неточные совпадения
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж
них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а
он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и
опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
Но Аркадий уже не слушал
его и убежал с террасы. Николай Петрович посмотрел
ему вслед и в смущенье
опустился на стул. Сердце
его забилось… Представилась ли
ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений
между им и сыном, сознавал ли
он, что едва ли не большее бы уважение оказал
ему Аркадий, если б
он вовсе не касался этого дела, упрекал ли
он самого себя в слабости — сказать трудно; все эти чувства были в
нем, но в виде ощущений — и то неясных; а с лица не сходила краска, и сердце билось.
Когда Корвин желал, чтоб нарядные барышни хора пели более минорно,
он давящим жестом опускал руку к земле, и конец тяжелого носа
его тоже
опускался в ложбинку
между могучими усами.
Между тем наблюдал за другими: вот молодой человек, гардемарин, бледнеет,
опускается на стул; глаза у
него тускнеют, голова клонится на сторону.
Нехлюдов продолжал говорить о том, как доход земли должен быть распределен
между всеми, и потому
он предлагает
им взять землю и платить зa нее цену, какую
они назначат, в общественный капитал, которым
они же будут пользоваться. Продолжали слышаться слова одобрения и согласия, но серьезные лица крестьян становились всё серьезнее и серьезнее, и глаза, смотревшие прежде на барина,
опускались вниз, как бы не желая стыдить
его в том, что хитрость
его понята всеми, и
он никого не обманет.
Волны подгоняли нашу утлую ладью, вздымали ее кверху и накреняли то на один, то на другой бок. Она то бросалась вперед, то грузно
опускалась в промежутки
между волнами и зарывалась носом в воду. Чем сильнее дул ветер, тем быстрее бежала наша лодка, но вместе с тем труднее становилось плавание. Грозные валы, украшенные белыми гребнями, вздымались по сторонам.
Они словно бежали вперегонки, затем опрокидывались и превращались в шипящую пену.
— Позвольте! — проговорил басом барин и нецеремонно
опустился на диванчик рядом с молоденькой дамой,
между тем как жена
его, тяжело дыша и пыхтя, перелезла почти через колени Калиновича и села к окну.
— Ничего! Хочу только покрепче посадить, а то
они все разбегутся! — отвечал
он с истерическим хохотом, снова
опускаясь в кресло. —
Их много, а я один, — говорил
он,
между тем как в лице
его подергивало все мускулы.
Между тем в воротах показался ямщик с тройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню. Ямщик привязал лошадей под навесом сарая, снял шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот с лица. Анна Павловна, увидев
его из окна, побледнела. У ней подкосились ноги и
опустились руки, хотя она ожидала этого. Оправившись, она позвала Аграфену.
С появлением Иоанна все встали и низко поклонились
ему. Царь медленно прошел
между рядами столов до своего места, остановился и, окинув взором собрание, поклонился на все стороны; потом прочитал вслух длинную молитву, перекрестился, благословил трапезу и
опустился в кресла. Все, кроме кравчего и шести стольников, последовали
его примеру.
Между тем машинально я шел все дальше. Лес редел понемногу, почва
опускалась и становилась кочковатой. След, оттиснутый на снегу моей ногой, быстро темнел и наливался водой. Несколько раз я уже проваливался по колена. Мне приходилось перепрыгивать с кочки на кочку; в покрывавшем
их густом буром мху ноги тонули, точно в мягком ковре.
Между тем ночь уже совсем
опустилась над станицей. Яркие звезды высыпали на темном небе. По улицам было темно и пусто. Назарка остался с казачками на завалинке, и слышался
их хохот, а Лукашка, отойдя тихим шагом от девок, как кошка пригнулся и вдруг неслышно побежал, придерживая мотавшийся кинжал, не домой, а по направлению к дому хорунжего. Пробежав две улицы и завернув в переулок,
он подобрал черкеску и сел наземь в тени забора. «Ишь, хорунжиха! — думал
он про Марьяну: — и не пошутит, чорт! Дай срок».
Капитолина Марковна
опустилась на скамейку, Татьяна села возле нее. Литвинов остался на дорожке;
между им и Татьяной — или это
ему только чудилось? — совершалось что-то… бессознательно и постепенно.
Он исчез, юрко скользя
между столов, сгибаясь на ходу, прижав локти к бокам, кисти рук к груди, вертя шершавой головкой и поблескивая узенькими глазками. Евсей, проводив
его взглядом, благоговейно обмакнул перо в чернила, начал писать и скоро
опустился в привычное и приятное
ему забвение окружающего, застыл в бессмысленной работе и потерял в ней свой страх.
Офонькин, оглядевший убранство стола и стоявших у стен нескольких ливрейных лакеев, остался заметно доволен этим наружным видом и протянул было уже руку к ближайшему стулу к хозяину; но генерал очень ловко и быстро успел этот стул поотодвинуть и указать на
него Бегушеву, на который тот и
опустился. Офонькин таким образом очутился
между старичком и Долговым и стал на обоих смотреть презрительно.
вдруг
опускается на землю. В книге: «Урядник сокольничья пути» царя Алексея Михайловича, которую всякий охотник должен читать с умилением,
между прочим сказано: «Добровидна же и копцова добыча и лет. По сих доброутешна и приветлива правленных (то есть выношенных) ястребов и челигов (то есть чегликов; иногда называются
они там же чеглоками) ястребьих ловля; к водам рыщение, ко птицам же доступаиие». Из сих немногих строк следует заключить...
Сначала
он все вспоминал о бегах, о своем англичанине, о Ваське, о Назаре и об Онегине и часто видел
их во сне, но с течением времени позабыл обо всем.
Его от кого-то прятали, и все
его молодое, прекрасное тело томилось, тосковало и
опускалось от бездействия. То и дело подъезжали новые, незнакомые люди и снова толклись вокруг Изумруда, щупали и теребили
его и сердито бранились
между собою.
Такие повторения предыдущего ничуть не портили добрых отношений
между сторонами. Упомянутый ротмистром учитель был именно одним из тех клиентов, которые чинились лишь затем, чтобы тотчас же разрушиться. По своему интеллекту это был человек, ближе всех других стоявший к ротмистру, и, быть может, именно этой причине
он был обязан тем, что,
опустившись до ночлежки, уже более не мог подняться.
Полдюжины рук
опустились на
его плечи прежде, чем
он умолк. Это грубое одобрение было почти искренним;
между тем шум перешел в гул, Редж подошел к Гарвею, как бы ища темы для разговора; Гарвей отворачивался.
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она
егоВмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и
опустилсяМежду моря и небес
На корабль — и в щель залез.
Между тем луна
опустилась, а вверху, в самом зените, стало белесоватое облачко и засияло переливчатым фосфорическим блеском. Потом
оно как будто разорвалось, растянулось, прыснуло, и от
него быстро потянулись в разные стороны полосы разноцветных огней,
между тем как полукруглое темное облачко на севере еще более потемнело.
Оно стало черно, чернее тайги, к которой приближался Макар.
А
между тем работники кинули на золотую чашку Макаровы жерди, и
его дрова, и
его пахоту, и всю
его работу. И всего оказалось так много, что золотая чашка весов
опустилась, а деревянная поднялась высоко-высоко, и ее нельзя было достать руками, и молодые божьи работники взлетели на своих крыльях, и целая сотня тянула ее веревками вниз.
Он глядел мутными, неподвижными глазами на блестящий край стакана,
между тем как углы
его набрякших век
опустились, а от концов больших изогнутых губ легли вниз две брезгливые складки.
И это уже на долгие месяцы!.. Старик рассказал мне, что летом солнце ходит у
них над вершинами, к осени
оно опускается все ниже и скрывается за широким хребтом, бессильное уже подняться над
его обрезом. Но затем точка восхода передвигается к югу, и тогда на несколько дней
оно опять показывается по утрам в расселине
между двумя горами. Сначала
оно переходит от вершины к вершине, потом все ниже, наконец лишь на несколько мгновений золотые лучи сверкают на самом дне впадины. Это и было сегодня.
К вам является господин очень чисто одетый, очень скромного, тихого вида;
он вяло раскланивается, вяло
опускается в кресло, начинает вертеть шляпу
между коленями и молчит; молчит час, другой, третий, изредка разве, и то весьма лаконически, отвечая на вопросы и скрепляя слова свои грустной улыбкой.
Она была здесь, а
между тем сказала, что будет вовсе не здесь! Вот эта-то двойственность, проявлявшаяся с некоторого времени на каждом шагу Глафиры Петровны, и убивала Ивана Андреевича. Вот этот-то статский юноша и поверг
его, наконец, в совершенное отчаяние.
Он опустился в кресла совсем пораженный. Отчего бы, кажется? Случай очень простой…
Слон вдруг отказался слушаться своего хозяина.
Он осторожно
опустился на все четыре ноги, не задев Лоренциты, она же спокойно лежала
между его ногами. Обозленный Энрико стал изо всей силы бить слона по хоботу и свистать, стараясь вторично поднять
его на задние ноги. Слон не повиновался. «Довольно, довольно!» кричала взволнованная публика.
Странный свет приближался. Так как местность была неровная и тропа то поднималась немного, то
опускалась в выбоину, то и фонарь, согласуясь, как мне казалось, с движениями таинственного пешехода, то принижался к земле, то подымался кверху. Я остановился и стал прислушиваться. Быть может шел не один человек, а двое.
Они, несомненно, должны разговаривать
между собою…
Он не противился. Серафима
опустилась прямо на траву в тень,
между двумя деревьями.
На террасе она ходила от одних перил к другим, глядела подолгу в затемневшую чащу, не вытерпела и пошла через калитку в лес и сейчас же
опустилась на доску
между двумя соснами, где
они утром жались друг к другу, где она положила свою голову на
его плечо, когда
он читал это «поганое» письмо от Калерии.
Он давно замечал тайную связь
между коварным Гриммом и самохвалом Доннершварцем, но зная, что первый был прежде в услужении у второго, не обращал на это внимания. Теперь же счастливый случай помог
ему открыть
их адские замыслы относительно
его и Эммы. Гритлих невольно
опустился на колени и, подняв руки и очи к невидимому, но вездесущему Существу, стал горячо молиться. Это была молитва без слов от полноты охвативших
его чувств.
Петр Иннокентьевич несколько времени стоял, как бы очарованный этой картиной тихой ночи, затем поднял руку, чтобы закрыть окно, как вдруг
ему показалось, что какая-то тень проскользнула по саду.
Его рука
опустилась,
он несколько выдвинулся из окна и стал прислушиваться. Тихий шорох шагов достиг до
его ушей, и
он ясно различил темную фигуру, крадущуюся
между деревьями по аллее, ведущей к заднему двору дома. Осторожно озираясь, приблизилась она к калитке, тихо отворила ее и вышла из саду.
Когда
он выехал из Гельмета, совсем в противную сторону, куда
ему ехать надлежало, и когда
опустился за
ним подъемный мост,
ему представилось, что с неба упала
между ним и Луизой вечная преграда.
Борька
опустился возле Исанки в горячую, влажную траву, взял ее руку и стал целовать. Нежно и уверенно
он говорил, что все, переживаемое ею, вполне естественно. Мы с детства воспитываемся в глубочайшем презрении к телу и к любви, поэтому подход к ней всегда болезнен и мучителен, люди уже совсем близки стали духом, а попытки к телесной близости вызывают испуг и стыд. А
между тем как же быть иначе? Этого обойти нельзя, раз есть любовь.