Но ежели немыслимы
определенные ответы, то очевидно, что немыслимы ни правильные наблюдения, ни вполне твердые обобщения. Ни жить, стало быть, нельзя, ни наблюдать жизнь, ни понимать ее. Везде — двойное дно, в виду которого именно только изворачиваться можно или идти неведомо куда, с завязанными глазами. Представьте себе, что вы нечаянно попали в комнату, наполненную баснописцами. Собралось множество Езопов, которые ведут оживленный разговор — и всё притчами! Ясно, что тут можно сойти с ума.
Неточные совпадения
Когда Левин думал о том, что он такое и для чего он живет, он не находил
ответа и приходил в отчаянье; но когда он переставал спрашивать себя об этом, он как будто знал и что он такое и для чего он живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это последнее время он гораздо тверже и
определеннее жил, чем прежде.
В
ответ на это было получено от них, тоже хоть не совсем
определенное, но по крайней мере успокоительное заявление, что старшая, Александра, пожалуй, и не откажется.
Его поспешил нагнать на лестнице князь Индобский и, почти униженно отрекомендовавшись, начал просить позволения явиться к нему. Янгуржеев выслушал его с холодным полувниманием, как слушают обыкновенно министры своих просителей, и, ничего в
ответ определенного ему не сказав, стал спускаться с лестницы, а экс-предводитель возвратился на антресоли. В конце лестницы Янгуржеева догнал Лябьев.
Но однажды я добился
ответа более
определенного и очень памятного мне.
В былые времена
ответ на этот вопрос был бы вполне
определенный: предписать Сквознику-Дмухановскому; но нынче в магическую силу чиновничества уже изверились.
И ожидание, и важность напускная, докторская, ему знакомая, та самая, которую он знал в себе в суде, и постукиванье, и выслушиванье, и вопросы, требующие
определенные вперед и очевидно ненужные
ответы, и значительный вид, который внушал, что вы, мол, только подвергнитесь нам, а мы всё устроим, — у нас известно и несомненно, как всё устроить, всё одним манером для всякого человека, какого хотите.
Такой вопрос очень возможен, и я, предвидя его, спешу дать мой
ответ. Шерамур поставлен здесь по двум причинам: во-первых, я опасался, что без него в этой книжке не выйдет
определенного числа листов, а во-вторых, если сам Шерамур не годится к праведным даже в качестве юродивого, то тут есть русская няня, толстая баба с шнипом, суд которой, по моему мнению, может служить выражением праведности всего нашего умного и доброго народа.
Ничего подобного не было в том состоянии, под которым жила Маша у своей барыни: там ни начала, ни конца, ни входа, ни выхода, ни смысла, ни расчета — один только произвол и вследствие того полное отсутствие всяких личных гарантий и
определенных прав; что захотят, то с тобой и сделают, без резона, без отчета, без
ответа…
От вопросов, спутанных и тяжелых, на которые не знаешь, как ответить, перед которыми останавливаешься в полной беспомощности, мне приходится теперь перейти к вопросу, на который возможен только один, совершенно
определенный,
ответ. Здесь грубо и сознательно не хотят ведаться с человеком, приносимым в жертву науке, —
К сожалению, вполне ясного и недвусмысленного
ответа метафизика Беме здесь не дает, хотя преобладающее от нее впечатление сводится к тому, что Ничто имеет здесь смысл не трансцендентного НЕ-что, но того божественного мэона или же диалектического ничто, в котором с имманентной закономерностью мистической диалектики выявляется божественное все, вследствие чего это ничто соответствует лишь
определенному положению или диалектическому моменту в Божестве.
Этими общими соображениями дается
ответ и на более частный вопрос, именно: возможна ли религиозная философия
определенного типа, напр, христианская (или даже частнее: православная, католическая, протестантская философия).
Несомненно, этот зверь, — он умел ставить жизни совершенно
определенные вопросы, какие только люди ей ставят, умел из отсутствия
ответов делать вполне логические выводы. Разница была только в мелочах: мудрые люди излагают свои выводы в писаниях, мудрый зверь отобразил их в своих глазах. Но существеннейшее, важнейшее было и здесь, и там одинаково.
Жизнь теряет для Левина всякий смысл. Его тянет к самоубийству. Но рядом с этим наблюдается одно чрезвычайно странное явление. «Когда Левин думал о том, что он такое и для чего он живет, он не находил
ответа и приходил в отчаяние; но когда он переставал спрашивать себя об этом, он как будто знал, и что он такое, и для чего живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это последнее время он гораздо тверже и
определеннее жил, чем прежде».
Он точно с тою же улыбкой согласия, с которою он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего
определенного нельзя было вывести из его
ответов.