Неточные совпадения
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым
определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в
духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
— Теперь остается только выработать программу жизни на лето, — говорил Пепко, когда все кончилось. — Нельзя же без программы… Нужно провести
определенную идею и решить коренной вопрос, чему отдать преимущество: телу или
духу.
Поэтому человеческому
духу кажется, что отдельное существо, ограниченное пределами пространства и времени, совершенно соответствует своему понятию, кажется, что в нем вполне осуществилась идея, а в этой
определенной идее вполне осуществилась идея вообще.
Софьей слух о его сумасшествии. Слышится уже не острый, ядовитый сарказм, в который вставлена верная,
определенная идея, правда, — а какая-то горькая жалоба, как будто на личную обиду, на пустую или, по его же словам, «незначущую встречу с французиком из Бордо», которую он, в нормальном состоянии
духа, едва ли бы заметил.
Данная книга может стоять выше или ниже в качестве литературного произведения, ибо она написана
определенным лицом, а
Дух Божий не превращал пророка в самопишущий механизм.
Религия, связь человека с божеством, имеет для него значение не связи двух миров, но выражает лишь
определенную стадию развития
духа [Сродным интеллектуализмом был заражен уже Фихте, и притом не только в ранний период («спора об атеизме»), но и в поздний, эпохи «Anweisung zum seligen Leben» 1806 года.
Здесь говорит уже не искусство, но та могучая стихия человеческого
духа, которою порождается искусство, то взывает не виртуоз
определенной ars, не профессионал, но артист в
духе, художник-человек, осознавший творческую мощь Красоты чрез посредство своего искусства.
(Мы имеем лишь
определенное указание Церкви, что до конца мира, в этом зоне, злые
духи будут упорствовать в своей злобе.)
Этим идеалом и связанным с ним аскетическим саморегулированием хозяйства определяется его
дух, который, не будучи приурочен к
определенным формам, изнутри их собой определяет.
Отсюда следует, между прочим, что самая эта антитеза
духа и тела, столь излюбленная у метафизиков и моралистов, выражает собой не изначальную сущность тела, но лишь известную его модальность,
определенное состояние телесности (или, что в данном случае есть одно и то же, духовности), но не ее существо; отсюда понятна и неизбежная ограниченность и связанная с нею ложность одинаково как спиритуализма, так и материализма, в которых допускается одна и та же ошибка: модальность, состояние, смешивается с самым существом телесности и сопряженной с ней духовности.
Однако Гёте относил эту характеристику не специально к Аполлону, не к
определенному, весьма ограниченному периоду эллинской жизни. Он относил ее к античному
духу вообще. В этом он разделял всеобщее для XVIII века заблуждение, созданное, между прочим, как раз Винкельманом.
Но всего замечательнее, — и это необходимо еще раз подчеркнуть, — не только сознание неизбежности не убивало в этих людях самостоятельного почина, но даже вполне
определенное знание божеского решения и божеской угрозы не останавливало их перед тем, чтобы действовать по велениям собственного
духа, хотя бы и вопреки божеской воле.
Работал Андреев по ночам. Работал он не систематически каждый день, в
определенные часы, не по правилу Золя: «Nulla dies sine linea — ни одного дня без строки». Неделями и месяцами он ничего не писал, обдумывал вещь, вынашивал, нервничал, падал
духом, опять оживал. Наконец садился писать — и тогда писал с поразительною быстротою. «Красный смех», например, как видно из вышеприведенного письма, был написан в девять дней. По окончании вещи наступал период полного изнеможения.
Но жизнь
духа более свободна от
определенной формы, чем жизнь тела.
Это — отказ от философской безопасности, согласие подвергнуть себя опасности в познании, это отталкивание от твердых берегов и отречение от мещанского
духа, т. е. от занятия
определенного познавательного места в данном мире.