Неточные совпадения
Город Марины тоже встретил его оттепелью, в воздухе разлита была какая-то сыворотка, с крыш лениво падали крупные капли; каждая из них, казалось, хочет попасть на мокрую проволоку телеграфа, и это раздражало, как раздражает запонка или пуговица, не желающая застегнуться. Он сидел у
окна, в том же пошленьком
номере гостиницы, следил, как сквозь мутный воздух падают стеклянные капли, и вспоминал встречу с Мариной. Было в этой встрече нечто слишком деловитое и обидное.
А окно-то выходило в
номер, где ташкентский офицер остановился.
В углу комнаты у небольшого
окна, выходившего на двор, сидел мужчина лет под сорок, совсем закрывшись последним
номером газеты.
Стены
номера и весь пол были покрыты ташкентскими коврами; слабая струя света едва пробивалась сквозь драпировки
окон, выхватывая из наполнявшего комнату полумрака что-то белое, что лежало на складной американской кровати, как узел вычищенного белья.
Когда плетенка подкатилась к подъезду
номеров для приезжающих с поднятым флагом на крыше, из
окон второго этажа выглянуло на Привалова несколько бледных, болезненных лиц.
Номер состоял из трех высоких комнат с большими
окнами, выходящими на площадь.
А в конце прошлого столетия здесь стоял старинный домище Челышева с множеством
номеров на всякие цены, переполненных Великим постом съезжавшимися в Москву актерами. В «Челышах» останавливались и знаменитости, занимавшие
номера бельэтажа с огромными
окнами, коврами и тяжелыми гардинами, и средняя актерская братия — в верхних этажах с отдельным входом с площади, с узкими, кривыми, темными коридорами, насквозь пропахшими керосином и кухней.
Кругом видите вы отдельные дворы, обнесенные частоколом, куда выходят
окна коридора; коридор разделен на 12 отделений, шириною он в три аршина; в каждом отделении по пяти
номеров, а в некоторых и шесть — всего 64
номера.
Номер Салова оказался почти богато убранным: толстая драпировка на перегородке и на
окне; мягкий диван; на нем довольно искусно вышитые шерстями две подушки.
В ночь на 29 июня, Петров день, над Белградом был страшный тропический ливень с грозой. Я сидел у
окна гостиничного
номера и видел только одно поминутно открывающееся небо, которое бороздили зигзаги молний. Взрывы грома заглушали шум ливня.
Всех этих подробностей косая дама почти не слушала, и в ее воображении носился образ Валерьяна, и особенно ей в настоящие минуты живо представлялось, как она, дошедшая до физиологического отвращения к своему постоянно пьяному мужу, обманув его всевозможными способами, ускакала в Москву к Ченцову, бывшему тогда еще студентом, приехала к нему в
номер и поселилась с ним в самом верхнем этаже тогдашнего дома Глазунова, где целые вечера, опершись грудью на горячую руку Валерьяна, она глядела в
окна, причем он, взглядывая по временам то на нее, то на небо, произносил...
Для сей цели Миропа Дмитриевна наняла верхний этаж одного из самых больших домов на Никитской и разбила этот этаж на
номера, которые выкрасила, убрала мебелью и над
окнами оных с улицы прибила вывеску: Меблированные комнаты со столом госпожи Зверевой.
Другой его товарищ ползет к
окну. Я, не опуская револьвера, взял под руку Архальского, вытолкнул его в коридор, ввел в свой
номер, где крепко спал Прутников, и разбудил его. Только тут Архальский пришел в себя и сказал...
Номер был пуст,
окно отворено.
И я уходил к себе. Так мы прожили месяц. В один пасмурный полдень, когда оба мы стояли у
окна в моем
номере и молча глядели на тучи, которые надвигались с моря, и на посиневший канал и ожидали, что сейчас хлынет дождь, и когда уж узкая, густая полоса дождя, как марля, закрыла взморье, нам обоим вдруг стало скучно. В тот же день мы уехали во Флоренцию.
Когда Фома, отворив дверь, почтительно остановился на пороге маленького
номера с одним
окном, из которого видна была только ржавая крыша соседнего дома, — он увидел, что старый Щуров только что проснулся, сидит на кровати, упершись в нее руками, и смотрит в пол, согнувшись так, что длинная белая борода лежит на коленях, Но, и согнувшись, он был велик…
И я развил перед ним овладевший мной образ. И, пока мы медленно шли по темной дорожке и я говорил, — Тит шагал с молчаливым вниманием. Когда мы были уже у ворот и нам вблизи засветили
окна «казенных»
номеров, — Тит замедлял шага и сказал...
— Д-да… Оттого, что вы странный. И оттого, что письмо осталось на почте… Этот огонек в крайнем
окне. Это в вашем
номере?
— Скажите, какое происшествие! — и затем торопливо прочел: «Третьего мая в
номера трактира «Дон» приехал почетный гражданин Олухов с девицею Глафирою Митхель. Оба они были в нетрезвом виде и, взяв
номер, потребовали себе еще вина, после чего раздался крик девицы Митхель. Вбежавший к ним в
номер лакей увидел, что Олухов, забавляясь и выставляясь из открытого
окна, потерял равновесие и, упав с высоты третьего этажа, разбил себе череп на три части. Он был найден на тротуаре совершенно мертвым».
Граф внимательно сосчитывал деньги, нетерпеливо всегда переворачивал бумажку, когда
номер был кверху или книзу и не подходил с другими, запирал пачку в ящик, прятал ключ в карман и, приблизившись к
окну, пощипывая усики, произносил всегда с грустью: «Охо-хо-хо-хо!!.» — после чего начинал снова расхаживать по дому, задумчиво убирая все, что казалось ему лежащим неправильно.
Последним упражнением в их
номере был полет с высоты. Шталмейстеры подтянули трапецию на блоках под самый купол цирка вместе с сидящей на ней Генриеттой. Там, на семисаженной высоте, артистка осторожно перешла на неподвижный турник, почти касаясь головой стекол слухового
окна. Арбузов смотрел на нее, с усилием поднимая вверх голову, и думал, что, должно быть, Антонио кажется ей теперь сверху совсем маленьким, и у него от этой мысли закружилась голова.
Вельчанинов хотя и ожидал кой-чего очень странного, но эти рассказы его так поразили, что он даже и не поверил. Марья Сысоевна много еще рассказывала; был, например, один случай, что если бы не Марья Сысоевна, то Лиза из
окна бы, может, выбросилась. Он вышел из
номера сам точно пьяный. «Я убью его палкой, как собаку, по голове!» — мерещилось ему. И он долго повторял это про себя.
Итак тамбовская красотка
Ценить умела уж усы //.......... //..........
Что ж? знание ее сгубило!
Один улан, повеса милый
(Я вместе часто с ним бывал),
В трактире
номер занимал
Окно в
окно с ее уборной.
Он был мужчина в тридцать лет;
Штабротмистр, строен как корнет;
Взор пылкий, ус довольно черный:
Короче, идеал девиц,
Одно из славных русских лиц.
Свободный
номер оказывается только один — пятый, и они отправляются туда.
Номер в одно
окно, темный, узкий и длинный, как кегельбан. Кровать, комод, облупленный коричневый умывальник и ночной столик составляют всю его меблировку. Хозяйка и поручик опять начинают целоваться, причем стонут, как голуби весною на крыше.
В хозяйском
номере горит лампа. На открытом
окне сидит поджавши ноги, Алечка и смотрит, как колышется внизу темная, тяжелая масса воды, освещенной электричеством, как тихо покачивается жидкая, мертвенная зелень тополей вдоль набережной На щеках у нее горят два круглых, ярких, красных пятна, а глаза влажно и устало мерцают. Издалека, с той стороны реки, где сияет огнями кафешантан, красиво плывут в холодеющем воздухе резвые звуки вальса.
Изредка перебежит он улицу и заглянет в
окно бакалейной лавочки, полюбуется на банки с разноцветными пряниками, зевнет и лениво поплетется к себе в
номер.
От скуки ли, из желания ли завершить хлопотливый день еще какой-нибудь новой хлопотой, или просто потому, что на глаза ему попадается оконце с вывеской «Телеграф», он подходит к
окну и заявляет желание послать телеграмму. Взявши перо, он думает и пишет на синем бланке: «Срочная. Начальнику движения. Восемь вагонов живым грузом. Задерживают на каждой станции. Прошу дать скорый
номер. Ответ уплочен. Малахин».
Электрическая лампочка потухла. С секунду краснела ее тонкая проволочка, а потом стало темно, и только из коридора, через стеклянное
окно над дверью, лился слабый свет. Было не двенадцать часов, а час, когда в
номерах тушилось электричество.
Свидригайлов последнюю ночь перед самоубийством проводит в дрянненьком
номере на Петербургской стороне. Холодно, сыро, ветер бьет в
окно брызгами. Навсегда врезывается в память картина холодного отчаяния одинокой человеческой души среди холодного равнодушия бушующей осенней ночи. И вот Свидригайлову снится сон...
Огонь ожил и осветил синие с желтыми полосками обои, перегородку, облезший стол, диванчик, зеркало,
окно и узкий размер всего
номера.
На дворе было уже без четверти полночь. Горданов нетерпеливо понукал кучера, и наконец, увидав в
окнах своего
номера чуть заметный подслеповатый свет, выскочил из коляски, прежде чем она остановилась.
Когда на следующий вечер папа отвез меня в институт и сдал на руки величественно-ласковой начальнице, я даже как будто чуть-чуть обрадовалась тому, что не буду видеть промозглого петербургского дня, не буду слышать грохота экипажей под
окнами нашего
номера… И я невольно высказала мои мысли вслух…
Горничная убежала. Тася поднялась по нескольким ступенькам на площадку с двумя
окнами. Направо стеклянная дверь вела в переднюю, налево — лестница во второй этаж. По лестницам шел ковер. Пахло куреньем. Все смотрело чисто; не похоже было на
номера. На стене, около
окна, висела пачка листков с карандашом. Тася прочла:"Leider, zu Hause nicht getroffen" [«К сожалению, не застал дома» (нем.).] — и две больших буквы. В стеклянную дверь видна была передняя с лампой, зеркалом и новой вешалкой.
— Гм!.. Не женат… — проговорила она в раздумье. — Гм!.. Лиля и Мила, не сидите у
окна — сквозит! Как жаль! Молодой человек и так себя распустил! А всё отчего? Влияния хорошего нет! Нет матери, которая бы… Не женат? Ну, вот… так и есть… Пожалуйста, будьте так добры, — продолжала полковница мягко, подумав, — сходите к нему и от моего имени попросите, чтобы он… воздержался от выражений… Скажите: полковница Нашатырина просила… С дочерями, скажите, в 47-м
номере живет… из своего имения приехала…
Ехали мы все по Фонтанке и повернули от Цепного моста в какие-то не известные мне места. Я должна была выглядывать из
окна: Федот мой неграмотный и
номеров читать не умеет.
Мой
номер был мал и тесен, без стола и стульев, весь занятый комодом у
окна, печью и двумя деревянными диванчиками, стоявшими у стен друг против друга и отделенными узким проходом. На диванчиках лежали тощие, порыжевшие матрасики и мои вещи. Диванов было два, — значит,
номер предназначался для двоих, на что я и указал сожителю.
На этой мысли он заснул тревожным сном уже тогда, когда яркое утреннее августовское солнце усиленно пробивалось сквозь тяжелые гардины
окон занимаемого им
номера.
Из
окон и балкона занятого им
номера с левой стороны открывался прелестный Неаполитанский залив с раскинувшимися по его берегу Неаполем и Касталямарою, напротив
окон дымился грозный Везувий, а направо, на горизонте чудного темно-синего Средиземного моря, виднелся остров Капри.
Тем временем Николай Леопольдович подошел к
окну, противоположному двери, распахнул его, так как воздух в
номере показался ему спертым.
Едва за комиссаром затворилась дверь
номера, как Савин запер ее на ключ, быстро оделся в верхнее платье и выпрыгнул из
окна. По счастию, этот оригинальный выход из гостиницы не был никем замечен.
Отперев дверь, он пропустил молодую девушку в
номер, освещенный лишь лунным блеском через четыре
окна.