Неточные совпадения
Шла уже
вторая неделя после святой; стояли теплые, ясные, весенние дни; в арестантской палате отворили
окна (решетчатые, под которыми ходил часовой).
Вон
окно в первом этаже: грустно и таинственно проходил сквозь стекла лунный свет; вот и
второй этаж.
В глубине двора возвышалось длинное, ушедшее в землю кирпичное здание, оно было или хотело быть двухэтажным, но две трети
второго этажа сломаны или не достроены. Двери, широкие, точно ворота, придавали нижнему этажу сходство с конюшней; в остатке верхнего тускло светились два
окна, а под ними, в нижнем, квадратное
окно пылало так ярко, как будто за стеклом его горел костер.
Из дома на дворе перебрались в дом
окнами на улицу, во
второй этаж отремонтированной для них уютной квартиры.
Клим шагал по двору, углубленно размышляя: неужели все это только игра и выдумка? Из открытого
окна во
втором этаже долетали ворчливые голоса Варавки, матери; с лестницы быстро скатилась Таня Куликова.
Лошади подбежали к вокзалу маленькой станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе
второго класса, посматривая в
окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных
окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это от них в шум поезда вторгается лязгающий звук.
«Предусмотрительно», — подумал Самгин, осматриваясь в светлой комнате, с двумя
окнами на двор и на улицу, с огромным фикусом в углу, с картиной Якобия, премией «Нивы», изображавшей царицу Екатерину
Вторую и шведского принца. Картина висела над широким зеленым диваном, на
окнах — клетки с птицами, в одной хлопотал важный красногрудый снегирь, в другой грустно сидела на жердочке аккуратненькая серая птичка.
Лидия жила во дворе одного из таких домов, во
втором этаже флигеля. Стены его были лишены украшений,
окна без наличников, штукатурка выкрошилась, флигель имел вид избитого, ограбленного.
О поручике Трифонове напомнила бронзовая фигура царя Александра
Второго — она возвышалась за
окном, в центре маленькой площади, — фуражку, усы и плечи царя припудрил снег, слева его освещало солнце, неприятно блестел замороженный, выпуклый глаз.
Слушайте: я выдаю вам десять фунтов с условием, что вы завтра же наймете комнату на одной из центральных улиц, во
втором этаже, с
окном на улицу.
У обрыва Марк исчез в кустах, а Райский поехал к губернатору и воротился от него часу во
втором ночи. Хотя он поздно лег, но встал рано, чтобы передать Вере о случившемся.
Окна ее были плотно закрыты занавесками.
Потом поравнялся первый женский вагон, в
окне которого видны были головы простоволосых и в косынках женщин; потом
второй вагон, в котором слышался всё тот же стон женщины, потом вагон, в котором была Маслова.
Когда-то зеленая крыша давно проржавела, во многих местах листы совсем отстали, и из-под них, как ребра, выглядывали деревянные стропила; лепные карнизы и капители коринфских колонн давно обвалились, штукатурка отстала, резные балясины на балконе давно выпали, как гнилые зубы, стекол в рамах
второго этажа и в мезонине не было, и амбразуры
окон глядели, как выколотые глаза.
Мы спустились в город и, свернувши в узкий, кривой переулочек, остановились перед домом в два
окна шириною и вышиною в четыре этажа.
Второй этаж выступал на улицу больше первого, третий и четвертый еще больше
второго; весь дом с своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
В
окно был виден ряд карет; эти еще не подъехали, вот двинулась одна, и за ней
вторая, третья, опять остановка, и мне представилось, как Гарибальди, с раненой рукой, усталый, печальный, сидит, у него по лицу идет туча, этого никто не замечает и все плывут кринолины и все идут right honourable'и — седые, плешивые, скулы, жирафы…
С Сенатором удалялся, во-первых, Кало, а во-вторых, все живое начало нашего дома. Он один мешал ипохондрическому нраву моего отца взять верх, теперь ему была воля вольная. Новый дом был печален, он напоминал тюрьму или больницу; нижний этаж был со сводами, толстые стены придавали
окнам вид крепостных амбразур; кругом дома со всех сторон был ненужной величины двор.
Посредине дома — глухие железные ворота с калиткой всегда на цепи, у которой день и ночь дежурили огромного роста, здоровенные дворники. Снаружи дом, украшенный вывесками торговых заведений, был в полном порядке. Первый и
второй этажи сверкали огромными
окнами богато обставленных магазинов. Здесь были модная парикмахерская Орлова, фотография Овчаренко, портной Воздвиженский. Верхние два этажа с незапамятных времен были заняты меблированными комнатами Чернышевой и Калининой, почему и назывались «Чернышами».
Мне мог идти тогда
второй год, но я совершенно ясно вижу и теперь языки пламени над крышей сарая во дворе, странно освещенные среди ночи стены большого каменного дома и его отсвечивающие пламенем
окна.
Никого, да и
окно во
втором этаже…
Порой в большую перемену во
втором дворе устраивались игры в мяч, и ученики, подталкивая друг друга локтями, указывали на смуглое личико, мелькавшее в
окнах.
Наступила уже
вторая половина апреля, а реки все еще не прошли. Наступавшая ростепель была задержана холодным северным ветром. Галактиону казалось, что лед никогда не пройдет, и он с немым отчаянием глядел в
окно на скованную реку.
Вынули
вторые рамы, и весна ворвалась в комнату с удвоенной силой. В залитые светом
окна глядело смеющееся весеннее солнце, качались голые еще ветки буков, вдали чернели нивы, по которым местами лежали белые пятна тающих снегов, местами же пробивалась чуть заметною зеленью молодая трава. Всем дышалось вольнее и лучше, на всех весна отражалась приливом обновленной и бодрой жизненной силы.
— Это были вы! — повторил он наконец чуть не шепотом, но с чрезвычайным убеждением. — Вы приходили ко мне и сидели молча у меня на стуле, у
окна, целый час; больше; в первом и во
втором часу пополуночи; вы потом встали и ушли в третьем часу… Это были вы, вы! Зачем вы пугали меня, зачем вы приходили мучить меня, — не понимаю, но это были вы!
У Лизы была особая, небольшая комнатка во
втором этаже дома ее матери, чистая, светлая, с белой кроваткой, с горшками цветов по углам и перед
окнами, с маленьким письменным столиком, горкою книг и распятием на стене.
Домик Райнера, как и все почти швейцарские домики, был построен в два этажа и местился у самого подножия высокой горы, на небольшом зеленом уступе, выходившем плоскою косою в один из неглубоких заливцев Фирвальдштетского озера. Нижний этаж, сложенный из серого камня, был занят службами, и тут же было помещение для скота; во
втором этаже, обшитом вычурною тесовою резьбою, были жилые комнаты, и наверху мостился еще небольшой мезонин в два
окна, обнесенный узорчатою галереею.
Солдатик пошел на цыпочках, освещая сальною свечкою длиннейшую комнату, в
окна которой светил огонь из противоположного флигеля. За первою комнатою начиналась
вторая, немного меньшая; потом третья, еще меньшая и, наконец, опять большая, в которой были растянуты длинные ширмы, оклеенные обойною бумагою.
Опять вверх, гораздо выше первого жилого этажа, шел
второй, в котором только в пяти
окнах были железные решетки, а четыре остальные с гражданскою самоуверенностью смотрели на свет божий только одними мелкошибчатыми дубовыми рамами с зеленоватыми стеклами.
В купе
второго класса, даже при открытом
окне, стояла страшная духота и было жарко.
— Вы заметили
второе окно направо?
— Вы не знаете, кто стоял тогда во
втором этаже господского дома,
второе окно слева? — спрашивал Лаптев. — О, я тогда же заметил вас… Ведь это были вы? Да?
Так мы проболтали до
вторых петухов, и бледная заря уже глядела в
окно, когда Дмитрий перешел на свою постель и потушил свечку.
Извозчики подвезли их прямо к большой избе в четыре
окна и с жилыми пристройками на дворе. Проснувшийся Степан Трофимович поспешил войти и прямо прошел во
вторую, самую просторную и лучшую комнату дома. Заспанное лицо его приняло самое хлопотливое выражение. Он тотчас же объяснил хозяйке, высокой и плотной бабе, лет сорока, очень черноволосой и чуть не с усами, что требует для себя всю комнату «и чтобы комнату затворить и никого более сюда не впускать, parce que nous avons а parler».
Но раз, когда ее обижали, он (не спрашивая причины) схватил одного чиновника за шиворот и спустил изо
второго этажа в
окно.
Он немедленно последовал; со
второго слова майор заорал во все горло, даже с каким-то визгом на этот раз: очень уже он был разбешен. Из
окон нам видно было, как он бегал по фрунту, бросался, допрашивал. Впрочем, вопросов его, равно как и арестантских ответов, нам за дальностью места не было слышно. Только и расслышали мы, как он визгливо кричал...
Вторая копия у меня вышла лучше, только
окно оказалось на двери крыльца. Но мне не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными жителями: в
окнах сидели барыни с веерами в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный нос. У крыльца стоял извозчик и лежала собака.
Однако тотчас же, вымыв руки, сел учиться. Провел на листе все горизонтальные, сверил — хорошо! Хотя три оказались лишними. Провел все вертикальные и с изумлением увидал, что лицо дома нелепо исказилось:
окна перебрались на места простенков, а одно, выехав за стену, висело в воздухе, по соседству с домом. Парадное крыльцо тоже поднялось на воздух до высоты
второго этажа, карниз очутился посредине крыши, слуховое
окно — на трубе.
Молоденький чиновник Черепнин, тот самый, о котором рассказывала Вершина, что он подсматривал в
окно, начал было, когда Вершина овдовела, ухаживать за нею. Вершина не прочь была бы выйти замуж
второй раз, но Черепнин казался ей слишком ничтожным. Черепнин озлобился. Он с радостью поддался на уговоры Володина вымазать дегтем ворота у Вершиной.
Я занял две большие комнаты: одна — с огромным
окном на море;
вторая была раза в два более первой.
Благодаря нахлынувшему богатству Пепко, во-первых, выкупил свой жилет, во-вторых, отправился в ресторан обедать и по пути напился и, в-третьих, возвращаясь домой, увидел в
окне табачной лавочки гитару, которую и приобрел немедленно, как вещь необходимую в эстетическом обиходе «Федосьиных покровов».
К ужину в небольшой проходной комнате, выходившей
окнами на двор, собралась вся семья: Татьяна Власьевна, Гордей Евстратыч, старший сын Михалко с женой Аришей,
второй сын Архип с женой Дуней и черноволосая бойкая Нюша.
Нет, уж это дело в Одессе произошло. Я думаю, какой ущерб для партии? Один умер, а другой на его место становится в ряды. Железная когорта, так сказать. Взял я, стало быть, партбилетик у покойника и в Баку. Думаю, место тихое, нефтяное, шмендефер можно развернуть — небу станет жарко. И, стало быть, открывается дверь, и знакомый Чемоданова — шасть. Дамбле! У него девятка, у меня жир. Я к
окнам, а
окна во
втором этаже.
Я усадил его на
окно, взял его нож и, пока он мучился, изрезал оба его кубика и кончил свой,
второй… Старик пришел в себя и удивился, что работа сделана.
Дверь, очень скромная на вид, обитая железом, вела со двора в комнату с побуревшими от сырости, исписанными углем стенами и освещенную узким
окном с железною решеткой, затем налево была другая комната, побольше и почище, с чугунною печью и двумя столами, но тоже с острожным
окном: это — контора, и уж отсюда узкая каменная лестница вела во
второй этаж, где находилось главное помещение.
Во
втором часу все кончается. Ужина не полагается, потому что купцы, и в течение вообще всей своей жизни, только закусывают, а настоящим образом есть не умеют. Огни во всех
окнах потушены, и в квартире водворяется тишина. Кто-то гостит теперь там, за этими спущенными сторами: блондин или брюнет?
На улице дождь, буря, темь непроглядная. Я открыл
окно и, спустившись на руках сколько можно, спрыгнул в грязь со
второго этажа — и с тех пор под этим гостеприимным кровом более не бывал.
— Избили, Прохорыч, да в
окно выкинули… Со
второго этажа в
окно, на мощеный двор… Руку сломали… И надо же было!.. Н-да. Полежал я в больнице, вышел — вот один этот сюртучок на мне да узелочек с бельем. Собрали кое-что маркеры в Нижнем, отправили по железной дороге, билет купили. Дорогой же — другая беда, указ об отставке потерял — и теперь на бродяжном положении.
Мы сидим — я да
вторая надо мною была горничная Феклуша, — такую тишину блюдем, что даже дыхание утаиваем, а Грайворона напился пьян и, набивши порохом старый мушкет, подкрался под княгинины
окна и выпалил.
И дом, по-нашему, по-дракински, чтобы такой: во-первых, зало в четыре
окна; во-вторых, гостиную в три
окна; в-третьих, диванная, потом спальня, детские, кофишенная, столовая, для меля конурка, два флигеля: в одном кухня, в другом людские.
Моя комната была во
втором этаже, и из
окна открывался широкий вид на реку и собственно на пристань, то есть гавань, где строились и грузились барки, на шлюз, через который барки выплывали в Чусовую, лесопильню, приютившуюся сейчас под угором, на котором стоял дом, где я остановился, и на красовавшуюся вдали двухэтажную караванную контору, построенную на самом юру, на стрелке между Каменкой и Чусовой.
Но только что мы улеглись, как опять послышался стук в
окно и прилетела
вторая писулька от караванного: просит немедленно послать рабочих на какую-то речку за харюзами, которые должны быть готовы к обеду.