Неточные совпадения
Не пришел тоже и толстый подполковник (в сущности, отставной штабс-капитан), но
оказалось, что он «без задних ног» еще со вчерашнего
утра.
Лидия вернулась с прогулки незаметно, а когда сели ужинать,
оказалось, что она уже спит. И на другой день с
утра до вечера она все как-то беспокойно мелькала, отвечая на вопросы Веры Петровны не очень вежливо и так, как будто она хотела поспорить.
Это
оказалось правдой:
утром в «Губернских ведомостях» Самгин прочитал высокопарно написанный некролог «скончавшегося от многих ран, нанесенных безумцами в день, когда сей муж, верный богу и царю, славословил, во главе тысяч»…
Но Клим почему-то не поверил ей и
оказался прав: через двенадцать дней жена доктора умерла, а Дронов по секрету сказал ему, что она выпрыгнула из окна и убилась. В день похорон,
утром, приехал отец, он говорил речь над могилой докторши и плакал. Плакали все знакомые, кроме Варавки, он, стоя в стороне, курил сигару и ругался с нищими.
Она поглядела на него молча, как будто поверяла слова его, сравнила с тем, что у него написано на лице, и улыбнулась; поверка
оказалась удовлетворительною. На лице ее разлито было дыхание счастья, но мирного, которое, казалось, ничем не возмутишь. Видно, что у ней не было тяжело на сердце, а только хорошо, как в природе в это тихое
утро.
Вдруг
оказалось, что против их дачи есть одна свободная. Обломов нанял ее заочно и живет там. Он с Ольгой с
утра до вечера; он читает с ней, посылает цветы, гуляет по озеру, по горам… он, Обломов.
Надобно передать, что она еще с
утра посылала к Ламберту, затем послала к нему еще раз, и так как Ламберта все не
оказывалось дома, то послала наконец своего брата искать его.
Смешно спрашивать: потому что осудил себя на смерть, в пять часов
утра, здесь на рассвете: «Ведь все равно, подумал, умирать, подлецом или благородным!» Так вот нет же, не все равно
оказалось!
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она
оказалась зверовой и шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но
оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что деревня недалеко.
В одном пересохшем ручье мы нашли много сухой ольхи. Хотя было еще рано, но я по опыту знал, что значат сухие дрова во время ненастья, и потому посоветовал остановиться на бивак. Мои опасения
оказались напрасными. Ночью дождя не было, а
утром появился густой туман.
Соколовский предложил откупорить одну бутылку, затем другую; нас было человек пять, к концу вечера, то есть к началу
утра следующего дня,
оказалось, что ни вина больше нет, ни денег у Соколовского.
Я проснулся
утром, около десяти часов, то есть проспавши около полусуток. Проснулся совсем свежий, без малейшей усталости. Настя, как
оказалось, уже неоднократно прислушивалась у дверей и пришла как раз вовремя, чтобы подать мне одеться и умыться.
Года четыре, до самой смерти отца, водил Николай Абрамыч жену за полком; и как ни злонравна была сама по себе Анфиса Порфирьевна, но тут она впервые узнала, до чего может доходить настоящая человеческая свирепость. Муж ее
оказался не истязателем, а палачом в полном смысле этого слова. С
утра пьяный и разъяренный, он способен был убить, засечь, зарыть ее живою в могилу.
Это совершенно ошеломило Самаревича. Несколько дней он ходил с остолбенелым взглядом, а в одно
утро его застали мертвым.
Оказалось, что он перерезал себе горло. Жандармы показались ему страшнее бритвы…
Крыжановский сшивал, подшивал, припечатывал, заносил в ведомости и пил, пока в одно прекрасное
утро дела
оказывались подшитыми, бутыль пуста, а архивариус лежал на полу и храпел, раскинув руки и ноги…
В одно раннее
утро на нашем дворе
оказалась большая толпа мужиков в свитках и бараньих шапках.
Повторив еще раз, что дело наверно лопнет и всё
окажется вздором, я прибавил, что если завтра
утром я к ним не приду, то, значит, дело кончено и им нечего ждать.
Оказалось, что Онички нет дома. У маркизы сделалась лихорадка; феи уложили ее в постель, укутали и сели по сторонам кровати; Лиза поехала домой, Арапов пошел ночевать к Бычкову, а Персиянцева упросил слетать завтра
утром в Лефортово и привезти ему, Арапову, оставленные им на столе корректуры.
У него
оказалось на нынешнее
утро какое-то важное, неотложное дело, надо было поехать домой и хоть два часика поспать.
Но вот я иду
утром по Лебяжьей улице, вижу — собралась толпа, в середине девочка пяти лет, —
оказывается, отстала от матери и заблудилась, или, быть может, мать ее бросила.
Однако ж, в одно прекрасное
утро, она приходит ко мне совершенно растерянная «Знаешь ли, говорит, мой идол, мы открыты!»
Оказалось, что ее гнусный муж, эта сивая борода, заметил ее посещения и туда же вздумал оскорбляться!
Рано
утром, на следующий же день, Ольги уже не было в отцовской усадьбе. Завещание было вскрыто, и в нем
оказалось, что капитал покойного Ладогина был разделен поровну; а о недвижимом имении не упоминалось, так как оно было родовое. Ольга в самое короткое время покончила с наследством: приняла свою долю завещанного капитала, а от четырнадцатой части в недвижимом имении отказалась. В распоряжении ее
оказалось около четырех тысяч годового дохода.
Я, который сейчас только говорил Дмитрию, своему другу, о том, как деньги портят отношения, на другой день
утром, перед нашим отъездом в деревню, когда
оказалось, что я промотал все свои деньги на разные картинки и стамбулки, взял у него двадцать пять рублей ассигнациями на дорогу, которые он предложил мне, и потом очень долго оставался ему должен.
Но, к несчастью,
оказывается, что тот уже
утром эти двести рублей тоже из кармана вынимал, хвастался и показывал где не следует.
Катрин была уверена, что божественный Ченцов (она иначе не воображала его в своих мечтах) явился собственно для нее, чтобы исполнить ее приказание приехать к ним с
утра, но расчет m-lle Катрин
оказался при самом начале обеда неверен.
На другой день зимнее
утро, как нарочно,
оказалось светлым и тихим.
Оказалось, что адмиральша ранним
утром куда-то ездила и привезла подслеповатую старушонку, которая и предназначалась у них исполнять ту и другую должность.
За ночь слухи о том, что с поездом прибыл странный незнакомец, намерения которого возбудили подозрительность м-ра Дикинсона, успели вырасти, и на
утро, когда
оказалось, что у незнакомца нет никаких намерений и что он просидел всю ночь без движения, город Дэбльтоун пришел в понятное волнение.
Утро в самом деле
оказалось и мудро и благодарно.
Сильные волнения у меня всегда заканчивались бессовестно-крепким сном, — вернейший признак посредственности, что меня сильно огорчало. Так было и в данном случае: я неожиданно заснул, продолжая давешнюю сцену, причем во сне
оказался гораздо более находчивым и остроумным, чем в действительности. Вероятно, я так бы и проспал до
утра, если бы меня не разбудил осторожный стук в дверь.
Другой случай был со мной недавно, а именно в половине сентября 1845 года: пришел я удить окуней, часу в восьмом
утра, на свою мельницу; около плотины росла длинная трава; я закинул удочку через нее в глубокий материк, насадив на крючок земляного червя; только что я положил удилище на траву и стал развивать другую удочку, как наплавок исчез, и я едва успел схватить удилище; вынимаю — поводок перегрызен; я знал, что это щука, и сейчас закинул другую удочку; через несколько минут повторилась та же история, но я успел подсечь и начал уже водить какую-то большую рыбу, как вдруг леса со свистом взвилась кверху: поводок опять
оказался перегрызен; явно, что и это была щука и уже большая, ибо я почти ее видел.
Оказывается, что Распротаков с
утра пахать ушел, а к вечеру боронить будет (а по другим свидетельствам: ушел в кабак и выйти оттуда не предполагает), а об Чацком я уже вам писал, что он нынче, ради избежания встреч, с одной стороны улицы на другую перебегает и на днях даже чуть под вагон впопыхах не попал.
Неудержимо потянула меня степь-матушка. Уехали мы со скорым поездом на другое
утро — не простился ни с кем и всю Москву забыл. Да до Москвы ли! За Воронежем степь с каждым часом все изумруднее… Дон засинел… А там первый раз в жизни издалека синь море увидал. Зимовник
оказался благоустроенным. Семья Бокова приняла меня прекрасно… Опять я в табунах — только уж не табунщиком, а гостем. Живу — не нарадуюсь!
Утро на другой день
оказалось довольно свежее и сероватое. Бегушев для своей поездки в Петергоф велел себе привести парную коляску: он решил ехать по шоссе, а не по железной дороге, которая ему не менее отелей надоела; в продолжение своей жизни он проехал по ним десятки тысяч верст, и с тех пор, как они вошли в общее употребление, для него вся прелесть путешествия пропала. «Так птиц только можно возить, а не людей!» — говорил он почти каждый раз, входя в узенькое отделение вагона.
Хмурин опустился на спинку своего стула. Граф Хвостиков заплакал и поспешил
утереть глаза платком, который
оказался весь дырявый.
Несмотря на то, что доктор нашел мой пульс также расстроенным, он отпустил меня без всяких медицинских пособий, уверяя, что дело поправятся и что натура преодолеет болезненное начало; но на другой день
оказалось, что дело не поправилось, а только изменилось; часу в девятом
утра, сидя в арифметическом классе, вдруг я почувствовал, совершенно неожиданно, сильное стеснение в груди, через несколько минут зарыдал, упал и впал в беспамятство.
Когда господин Голядкин сел окончательно в карету, из всех приобретений, сделанных им в это
утро,
оказалась в действительности лишь одна пара перчаток и склянка духов в полтора рубля ассигнациями.
Желудок его
оказался туго набит свежим свиным мясом вместе со щетиной. По справке открылось, что в это самое
утро эти самые волки зарезали молодую свинью, отбившуюся от стада. И теперь не могу я понять, как сытые волки в такое раннее время осени, середи дня, у самой деревни могли с такою наглостью броситься за собаками и набежать так близко на людей. Все охотники утверждали, что это были озорники, которые озоруют с жиру. В летописях охоты, конечно, назвать этот случай одним из самых счастливейших.
Извозчиков в городе Верро не
оказалось, и на
утро, помню как раз в воскресенье, отец повел меня пешком к парадным угольным сеням училища.
За обедом я был опять в возбужденном состоянии, так же как и три дня тому назад. Француз и m-lle Blanche опять обедали с нами.
Оказалось, что m-lle Blanche была
утром в игорных залах и видела мои подвиги. В этот раз она заговорила со мною как-то внимательнее. Француз пошел прямее и просто спросил меня: — неужели я проиграл свои собственные деньги? Мне кажется, он подозревает Полину. Одним словом, тут что-то есть. Я тотчас же солгал и сказал, что свои.
Прачке было жаль Пети; Карл Богданович очень уж что-то сильно нажимал и тискал; но, с другой стороны, она боялась вступиться, так как сама привела мальчика и акробат обещал взять его на воспитанье в случае, когда он
окажется пригодным. Стоя перед мальчиком, она торопливо
утирала ему слезы, уговаривая не бояться, убеждая, что Карл Богданович ничего худого не сделает, — только посмотрит!..
Егоре впоследствии совершенно объяснилось: батюшка через некоторых соглядатаев знал решительно все, что делалось в его приходе, и, как
оказалось, его «служанка» ранним
утром под каким-то благовидным предлогом завертывала к Фатевне и по пути заполучила все нужные сведения относительно того, кто, зачем и надолго ли приехал к Мухоедову; «искра», блеснувшая в голове Асклипиодота, и его благодарственный поцелуй моей руки были только аксессуарами, вытенявшими истинный характер просвещенного батюшки, этого homo novus [Нового человека (лат.).] нашего белого духовенства.
Например, встанешь рано
утром, чтобы успеть до жару кое-что разобрать из собранных материалов, и вперед знаешь, что сейчас же услышишь бесконечную ругань Фатевны сначала на мужа (старик в пестрядевой рубахе, который вывозил навоз,
оказался мужем Фатевны), затем с Галактионовной, а потом начинается бесконечная расправа с Фешкой и Глашкой; после этого Фатевна отправляется на рынок, где она торговала мукой, солью, крупами, овсом, сбруей, мылом и дегтем.
Однажды только среди ночной тишины удары Яшки раздались точно гром канонады: на следующее
утро оказалось, что ночью «на малом верху кержаки произвели немалую драку», — стало быть, являлось высшее тюремное начальство.
Анатоль целые
утра проводил перед зеркалом, громко разучивая свою роль по тетрадке, превосходно переписанной писцом губернаторской канцелярии, и даже совершенно позабыл про свои прокурорские дела и обязанности, а у злосчастного Шписса, кроме роли,
оказались теперь еще сугубо особые поручения, которые ежечасно давали ему то monsieur Гржиб, то madame Гржиб, и черненький Шписс, сломя голову, летал по городу, заказывая для генеральши различные принадлежности к спектаклю, то устраивал оркестр и руководил капельмейстера, то толковал с подрядчиком и плотниками, ставившими в зале дворянского собрания временную сцену (играть на подмостках городского театра madame Гржиб нашла в высшей степени неприличным), то объяснял что-то декоратору, приказывал о чем-то костюмеру, глядел парики у парикмахера, порхал от одного участвующего к другому, от одной «благородной любительницы» к другой, и всем и каждому старался угодить, сделать что-нибудь приятное, сказать что-нибудь любезное, дабы все потом говорили: «ах, какой милый этот Шписс! какой он прелестный!» Что касается, впрочем, до «мелкоты» вроде подрядчика, декоратора, парикмахера и тому подобной «дряни», то с ними Шписс не церемонился и «приказывал» самым начальственным тоном: он ведь знал себе цену.
Каждый Анцыфрик, каждый Малгоржан в то же самое
утро, как только узнали об аресте Луки, поспешили домой и тщательно перерыли и пересмотрели все книжки, все бумажки свои; но запретных плодов между ними, за исключением двух-трех невинных фотографических карточек, решительно не
оказалось, несмотря на все стремление этих господ подвести хотя что-либо, собственной цензурой, под категорию запрещенного.
Оказалось, что Лубянская не далее как сегодня
утром одна-одинешенька прикатила в Петербург из Славнобубенска.
— Ну, Екатерина Ивановна, радуйтесь! Вы
оказались правы. В Жилотделе раскрылись злоупотребления чудовищные, взятки брали все, кому не лень. Сегодня
утром, по приказу Вороньки, расстреляли весь Жилотдел в полном составе. Ордера аннулированы, назначена общая их проверка.
Настало и то"майское
утро", когда надо было отправляться на Васильевский остров и начинать мытарства экзамена. Предметов одних главных
оказалось чуть не десяток: политическая экономия, статистика, русское государственное право, государственное право иностранных держав, международное право, финансовое право, торговое право и еще что-то.
— Первым делом! Или у проститутки ночевал,
окажется из дознания, или притащит с собой, под
утро отпустит ее, ну водка или ром, — и наутро пукнет… Анафемское время, я вам скажу!