Сделалось смятение. Люди бросились в комнату старого барина. Он лежал в креслах, на которые перенес его Владимир; правая рука его висела до полу, голова опущена была на грудь, не было уж и признака жизни в сем теле, еще не охладелом, но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла, слуги окружили труп, оставленный на их попечение, вымыли его,
одели в мундир, сшитый еще в 1797 году, и положили на тот самый стол, за которым столько лет они служили своему господину.
Неточные совпадения
— Здравствуйте, молодая юстиция, — продолжал Кнопов, обращаясь к прокурору, — у них ведь, как только родится правовед, так его сейчас
в председательский
мундир и
одевают. Мое почтение, украшатели городов, — сказал Петр Петрович и инженеру, — им велено шоссе исправно содержать, а они вместо того города украшают; строят все дома себе.
Мне стыдно было являться
в роту, и я воспользовался тем, что люди были на учебных занятиях, взял узелок с бельем и стеганую ватную старую куртку, которую
в холод
одевал под
мундир.
Служил
в казенной палате…
мундир, фуражка с кокардой… растратил казенные деньги, — надели на меня арестантский халат… потом —
одел вот это…
Никому уж он давно был не нужен, всем уж давно он был
в тягость, но всё-таки мертвые, хоронящие мертвых, нашли нужным
одеть это тотчас же загнившее пухлое тело
в хороший
мундир,
в хорошие сапоги, уложить
в новый хороший гроб, с новыми кисточками на 4-х углах, потом положить этот новый гроб
в другой свинцовый и свезти его
в Moскву и там раскопать давнишние людские кости и именно туда спрятать это гниющее, кишащее червями тело
в новом
мундире и вычищенных сапогах и засыпать всё землею.
Давши один день отдохнуть лошадям, запрягли четверку
в дорожную карету,
одели меня
в студентский
мундир, вооружили шпагою, треугольной шляпой и послали с визитами
в оба вышеупомянутые дома.
По-прежнему Петр Ильич представлял центр дома и его жизни, и слова: «его превосходительство желает», «его превосходительство будет сердиться» — не сходили с языка; но если бы вместо него подставить куклу,
одеть ее
в губернаторский
мундир и заставить говорить несколько слов, никто бы не заметил подмены: такою пустотою формы, потерявшей содержание, веяло от губернатора.
Петр Федорович называл гвардейцев «янычарами», а сам завел голш-тинскую гвардию, русских же солдат мучил экзерцициями по русскому образцу,
одел их
в прусские
мундиры и сам хвастался прусскими орденами.
Два камердинера быстро
одели его величество, и он,
в гвардейском синем
мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел
в приемную.