Авантюристы. Книга 4

Николай Захаров, 2019

Повествованием охвачены события века 20-го, /ЛИХОГО/для нашего ОТЕЧЕСТВА и не менее /ЛИХИХ/ предыдущих и последующих веков. Все совпадения имен персонажей с реально жившими и живущими людьми совершенно случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Пивная Михаилу не понравилась сразу, как только он в нее вошел, брякнув колокольчиком над дверью. Сумрачно, сыро и воздух пропитан кислым запахом перестоявшего свой срок пива. За стойкой возвышался, очевидно, хозяин пивной в высоченной медвежьей шапке королевской гвардии. Возможно, что служил там когда-то и теперь грел ей свою мерзнущую лысину. На носу у него торчало пенсне, и занимался он в этот момент подсчетами чего-то на счетах, раздраженно щелкая костяшками. Очевидно убытков, которые наносила заведению дождливая погода.

— Добрый день, сэр, — Михаил откинул капюшон и огляделся в надежде увидеть камин и желательно в рабочем состоянии. Камин был, но его широченный зев, чернел на фоне мрачной стены угольным квадратом.

Хозяин взглянул на посетителей поверх стекол и кивнул шапкой:

— Пиво кислое, господа монахи. К пиву могу предложить сосиски вчерашние и рыбу вяленую. Более ничего нет. Увы, — простонал он и зевнул с подвыванием, встряхиваясь всем телом.

— Хорошо. Подайте рыбу и хлеб. Пиво у нас свое. И камин разожгите, сэр, — Михаил подошел к камину и присел рядом с ним за дубовый стол. Сергей, молча сел рядом.

— Уголь кончился, господа, — застонал хозяин, сползая со стула и поправляя на плечах, наброшенный на них камзол.

— Как это нету? А это что? — Михаил ткнул пальцем в кучу угля, сваленного рядом с камином. — Лгать — грешно, сэр. Да еще так неуклюже, — хозяин удивленно вытянул шею, выходя из-за стойки и направляясь в их сторону.

— Что за чертовщина? — уставился он на брикеты древесного угла.

— Несите рыбу, а камин мы сами растопим, — Михаил схватил совок с витой ручкой и принялся засыпать топливо на решетку камина.

— Э-э-э, сэр. Так, как вы навалили оно не загорится,-заволновался хозяин. — Нужно сначала пару лучинок запалить, потом подкинуть полешко покрупнее, потом бревнышко, а уж потом сыпать уголь. Это искусство, преподобный. Это вам не мессы высвистывать.

— Ничего. С Божьей помощью и так загорится, — Михаил брякнул совком по чугунной решетке.

— Держу пари, сэр монах, что эдак вы такую кучу и за час не запалите. Ставлю мою шапку против вашей сутаны, — презрительно хмыкнул хозяин.

— Согласен, — подмигнул ему Михаил. — Несите рыбу и если вернетесь с ней, а камин еще не будет гореть, то я кроме своей сутаны еще и сутану своего собрата добавлю и вдвойне заплачу за рыбу, — договорить не успел, а хозяина уже вымело вон.

— Стимул — величайшее изобретение, — улыбнулся Михаил, щелкая пальцами. Огонь полыхнул так, будто на уголь плеснули ведро керосина. Пламя загудело, охватывая всю кучу, и когда физиономия красная пивника, в лохматой шапке, появилась через минуту у стола, то он чуть не выронил на пол содержимое двух оловянных тарелок, которые держал на вытянутых руках. Сергей заботливо перехватил их у него из затрясшихся рук, поставил на стол и, сняв с его головы медвежью шапку, бросил на свободный стул.

— Поздравляю, сэр. Вы проиграли пари.

— Невероятно! Как это вам удалось? Чертовщина! — вытаращил глаза хозяин корчмы.

— Элементарно, Уотсон. Элементарная физика, сэр, — Михаил вынул из подорожной сумы здоровенную бутыль с пивом и, откупорив ее, плеснул в глиняные кружки.

— Вы знаете, как меня зовут? Мы знакомы? — хозяин озадаченно скреб розовую лысину. Его тщательно-выбритое лицо изумленно перекосилось.

— Ну что вы, сэр. Я не знаю вас. Я только могу предположить, что вы, например: служили в королевской гвардии, сейчас в отставке. У вас трое детей. Три дочери. Сегодня они в Лондоне. Вы вдовец уже два года как, любите бывать на скачках и обожаете овсянку. Ну и что еще сказать о вас? В детстве вы болели корью, ветрянкой и свинкой, на службе вас весьма ценили за расторопность и сообразительность, имеете медаль за выслугу, а когда вам было 10-ть лет, то вас укусил соседский дог за… извините верхнюю часть левой ноги. Ну, еще вы не любите сквозняков, дождь, пьяных матросов, распутных женщин и дразнящихся конопатых мальчишек. Зато любите кроме скачек, заключать пари и однажды выиграли целый фунт, побившись об заклад с сослуживцем, что выпьете ведро пива одним махом.

— Но откуда? Сэр? Я никому, никогда таких подробностей о себе не рассказывал. Откуда вам все это обо мне известно? — совершенно опешил от такого потока конфиденциальной информации Уотсон-корчмарь.

— Элементарно, сэр, — метод дедукции. Нужно уметь видеть и делать выводы из мелочей, сэр.

— Где, где тут такие мелочи, из которых вы сделали эти заключения? Мои три дочки? — Уотсон всплеснул изумленно руками.

— Это проще всего. Вон на том портрете разве не вы с семейством? — на одной из полок бара, стоял портрет в рамке, почти развернутый к стене изображением.

— Я сделал заключение, что раз портрет стоит здесь, значит, вы овдовели и утешаете себя изображением супруги. Но раз недостаточно печальны, то это случилось года два назад. Через годик вы и вовсе уберете портрет отсюда, полностью излечившись от скорби.

— Ну, хорошо, а что дочери в Лондоне — это откуда видно?

— Тоже довольно просто. Раз их нет здесь, значит они в отъезде. Наплыва посетителей нет, и вы их отпустили с легким сердцем. А тишина у вас стоит такая, что слышно даже, как кот ваш хромает по кухне. Это вы, сэр, сегодня невзначай наступили ему на ногу. Вон поколдыбал.

— Ну, хорошо. Отпустил. А почему непременно в Лондон вы решили?

— А куда же еще, сэр? Куда мечтают попасть девицы в этом возрасте? В магазины и салоны мод. А где они?

— Угадали.

— Выпейте, сэр, кружечку с нами за компанию и заберите вашу шапку, нам она без надобности, а для вас почти реликвия, — улыбнулся Михаил, наливая Уотсону пива.

— Ну, разве что из уважения к вашим выдающимся умственным способностям, сэр. Пожалуй, не стану отказываться. Вам бы в тайной полиции с эдаким-то даром карьеру делать.

— Нет уж, увольте. Я свое поприще выбрал и не сожалею. А это так — игра ума. Любой сможет, если постарается и будет внимательно наблюдать за предметами его окружающими.

— Ну, не скажите, как же любой. Вот ваш спутник, пожалуй, так не сможет и я тоже. Нет, сэр, у вас определенно талант, — замахал решительно руками Уотсон.

— Напрасно вы обижаете моего спутника. Его кстати зовут Серж, ну а меня Мишель. Мы из Франции, проездом, по монастырским делам.

— Весьма, весьма. И что мсье Серж, тоже может дедукционностью удивить?

— Легко, сэр. Серж, поясни Уотсону, как я догадался, что он служил в королевской гвардии.

Уотсон замахал руками протестующе.

— Это не нужно. Это любому видно по шапке, а вот что я выиграл фунт, ну-ка…

— Серж?

— Нет проблем. То, что вы спорщик заядлый это понятно стало сразу, как только вы поставили свою папаху против рясы. То, что любите пивко, тоже понятно, раз этим бизнесом занялись. И обязательно спорили неоднократно на количество и скорость. Лет вам примерно пятьдесят и за взрослые, пивные так сказать годы, наверняка пришлось хоть раз, но заключить пари на ведро пива. А в связи с тем, что количество довольно изрядное, то меньше чем за фунт мучиться бы вы не стали. Габаритами вас Господь не обидел и сразу понятно, что пари вы это выиграли.

— И только-то? — разочарованно протянул Уотсон.

— Вот видите как все просто, любой сможет. И вы тоже. Например, как думаете, откуда я узнал про ваши болезни в детстве?

— Да уж это действительно любому понятно. Кто же в детстве этими хворями не переболел? — заулыбался хозяин пивной, выливая в щербатый рот халявное пиво.

— Вот видите? А вы «тайная полиция».

За разговорами о дедукции пиво и рыба закончились быстрее, чем любопытство хозяина.

— Давайте я вам стейк свежий сварганю, — предложил Уотсон, сдвигая королевскую папаху набекрень.

— А вас это не затруднит?

— Все равно посетителей нет, да я и сам признаться проголодался. Пиво у вас замечательное. Разобрало. Что за сорт?

— Велкопоповицкий КозЕл. В Чехии проездом закупили.

— Чехия? Это где же страна такая? — Уотсон рассматривал этикетку на бутыле, с козлиной мордой.

— Это рядом с Пруссией и наискосок от Австрии, — сориентировал Уотсона Михаил.

— Австрию знаю. Там свиней выращивают. Ну, побежал на кухню, — хозяин помчался жарить мясо, весело мурлыча что-то себе под нос.

— Во, завелся джентльмен. Может водкой его русской угостить? Не пил ведь наверняка ни разу в жизни. Будет что внукам рассказать, если доживет, — Сергей вытащил из сумы еще одну бутыль пива.

— Этот доживе-е-е-т. При таком оптимизме. Пожалуй, и до правнуков, если к водке не приучать, — взглянул на друга с укоризной Михаил.

— А что водка? Можно подумать, что если он сегодня грамм пятьсот хряпнет, то сразу в алкогольную зависимость впадет.

— Если он пятьсот хряпнет, то «кони двинет» с непривычки. Думай что говоришь.

— А, ну да. У них же тут иммунитет гнилой на островах. Это от погоды. Как они тут живут в этой слякоти постоянной? — вздохнул Сергей сочувственно.

— Нормально живут. Нам просто не повезло с погодой. А вообще тут половина дней в году солнечных. Больше чем в Питере. Как вот мы там живем?

— Сравнил. У нас все равно лучше.

— Ты какое время имеешь в виду?

— Да любое. У нас всегда было лучше, чем в Англии. Вот они от зависти и норовили всячески нагадить России. Сидят тут в тумане, как ежики и завидуют.

— Сам ты ежик. Британское соединенное королевство размерами самое большое в мире было. Больше чем Российская Империя. Чего им завидовать? Лаптям нашим? Это наши дворяне норовили сюда свалить и поселиться. У кого не полистаешь биографию из знаменитостей, обязательно здесь подолгу околачивались или мотались сюда постоянно. Королева ихняя Виктория нарожала десять дочерей и всех замуж поотдавала за королей и царей, так что ее в конце 19-го века называли «Бабушкой всей Европы». Бабушка нашего последнего императора Николая второго. И бабушка Вильгельма. Кузены перегрызлись в Первую Империалистическую между собой. Кстати Георг Пятый, тоже кузен нашего последнего царя, был похож на него как брат близнец. Я когда его портрет увидел, глазам своим не поверил. Вылитый Николай Второй. Так что война Первая Мировая была семейными разборками. Перегрызлись внуки королевы Виктории. Семья можно сказать миром владела. Виндзорский клан. Вот никак я этого понять не могу. Собраться имели возможность и договориться вполне по-домашнему. Нет, блин, нужно миллионы людей одеть в мундиры и погнать в атаку. Это Вильгельм там воду мутил, любимый внук королевы Виктории. Она у него на руках умерла, но любя, тем не менее, ни черта ему не оставила существенного. Вот он и взъелся на всех остальных. Особенно на дядюшку своего, который на трон после мамули Виктории уселся. Эдуард Седьмой — «Дядя всей Европы». А тот Вильгельма тоже недолюбливал. Наверное к мамуле ревновал. Набили бы друг другу рожи и всех дел. Нет, они мило улыбаясь, Мировую бойню устроили.

— Свел всю политику к семейным разборкам? А как же жидомасоны? Они же тут шустрят и сеют плевела.

— Полная хрень. Если бы семейка не перессорилась, то задушили бы они этих масонов в момент. Грызлись между собой, никакие другие силы в расчет не принимая. А они зрели, и когда Вильгельм решил использовать против России, джина большевистского, выпустив из бутыля, то потом хрен его удалось обратно загнать. Ну и покатилось по миру. Почти вся семья пострадала, с тронов вылетев.

В 21-ом, пожалуй, одна Англия еще может монархией называться, да и здесь символически. Банкиры правят, захватив власть в парламенте. Скупили должности. Посадили везде своих людишек и рулят. И так во всем мире. Мировое правительство норовят на шею всему шарику посадить,-

появившийся Уотсон с улыбкой на лице и подносом в руках, прервал разговор. И одновременно с ним, звякнула колокольчиком входная дверь, впуская уже знакомую монахам горничную в компании с верзилой двухметрового роста. Уотсон выставив поднос на стол, кивнул монахам, мол, разберетесь где что и поспешил навстречу новым клиентам.

— Пиво кислое слегка, темное зато и рыба вяленая, господа, — перечислил он новым клиентам меню заведения.

— Давай пару пинт и поживее, — пробасил спутник Сюзанны, поддерживая ее под локоток и провожая к столу. Рядом и расположились. Видать тоже решили погреться у камина, тепло от которого разливалось по пивной уютными волнами.

Кивнув монахам, как старым знакомым, Сюзанна села на стул и подперев кулачком подбородок, мрачно уставилась на своего спутника, развалившегося напротив.

Здоровяк буквально был переполнен здоровьем и молодостью от пяток до макушки. Румянец во все щеки, шевелюра «а-ля Карл Маркс» и здоровенные кулаки, как две кувалды, наводили на мысль что в этой парочке, он выполняет функции силовые.

— Что делать-то теперь? — горничная задала этот вопрос риторически или самой себе скорее всего, судя по интонации. Но ее спутник по простоте душевной, отнес его в свой адрес и тут же ответил с простотой же деревенского дурачка.

— Что. Поймать и ноги на два узла завязать. Вытряхнуть деньги наши и пусть ползет себе.

— Помолчи, Гарри. Где ловить? Он уж пади через Ла-Манш плывет.

— Не умеет плавать Эм, я точно знаю. Значит на берегу еще. Судно ищет. Следом нужно за ним и ловить, а потом завязать узлом ноги и деньги наши вытрясти, — Гарри подмигнул подруге, дескать,"не бойся, детка, со мной не пропадешь".

— Что ты заладил, — «Наши деньги, наши деньги»? Мои деньги. Твои там пять фунтов за помощь, — осадила Гарри Сюзанна.

— Пять это, когда ты меня из конюшни вызвала и предложила прогуляться до Виндзора, а до Ла-Манша за пять мало. Теперь уже десять, — возразил ей Гарри, демонстрируя, что не такой уж он и дурачок, каким с первого взгляда кажется.

— А если не догоним? Тогда как? — уставилась на него Сюзанна удивленными глазами. Очевидно, ее удивила предприимчивость неожиданная конюха Гарри.

— Должна будешь, Сью. Отдашь помаленьку с жалованья. Я что зверь? — успокоил девушку соратник по погоне за деньгами.

— Вот как? Я к нему всем сердцем, а у него расчет тут математический, — Сюзанна сверкнула гневно глазами. — Все мужчины одинаковы! Вам бы только сесть женщинам на шею!

— Не-е-е-т, Сью, я не такой. За всю жизнь ни у одной женщины на шее не сидел. Если я тебе на шею сяду, то ты и шагу не пронесешь, упадешь и дух из тебя вон, — Гарри ласково потрепал подругу по щеке, ладонью, размером с хорошую совковую лопату. «Лопата» нежно, как показалось Гарри, похлопала по лицу Сюзанну, будто она лошадь в стойле, но девушка восприняла это как три оплеухи, и чуть не упав со стула, вцепилась в стол:

— Ты что, увалень? Убери от моего лица свои клешни. Синяк же будет, — зашипела она рассерженной кошкой, оглядываясь на монахов. — Простите, преподобные, — этот олух сил своих не соразмеряет. Не подумайте, не дай Бог, что он меня прилюдно хлещет по лицу.

— Мы понимаем, мисс, — Михаил сочувственно улыбнулся девушке. — Можем ли мы чем-то помочь?

— Что вы можете, святые отцы, сидите уж. Мы и без вас как-нибудь разберемся с нашими делами, — влез с репликой конюх.

— Да, преподобные, он прав. Сами разберемся, — поддакнула Сюзанна.

— Напрасно отказываетесь от помощи, мисс. Вам ведь догнать кого-то срочно нужно? А у нас лошади. И не самые плохие, — Сергей тоже улыбнулся девушке и подмигнул Гарри, которого от такой фамильярности буквально подбросило от возмущения на стуле.

— Что, братья монахи, подзаработать решили на чужом несчастье? Не пройдет у вас этот номер. Тут я решаю, кому куда скакать, — буквально заорал он.

— Ну да, сядете на шею девушке и поскачете. Вон уж и десять фунтов требуете. А как с совестью? Есть, или на конюшне осталась? — Сергей насмешливо взглянул на Гарри.

— Повтори-ка! — конюх начал приподниматься со стула, деловито засучивая рукава.

— Крутой парень? — Михаил кивнул Сергею на встающего Гарри. — Я, пожалуй, выведу его проветриться, — Сергей поднялся и, хлопнув в ладоши, сгреб конюха и забросил на плечо. Затем живо прошел к входным дверям и, распахнув их, сгрузил ношу, пытающуюся размахивать руками, на мокрую от дождя брусчатку. Здоровяк, не привыкший к такому бесцеремонному обращению, кинулся было в драку, но получив легкий тычок в плечо, изменил направление прыжка и понесся по инерции вдоль стены пивной, размахивая руками и выкрикивая проклятия.

— Вер, проводи джентльмена конюха до околицы, — распорядился Сергей, возвращаясь в пивную и захлопывая за собой дверь. «Троян» — Верка, обрадовано оскалилась, продемонстрировав снежной белизны зубы и поклацала ими, как кастаньетами у самого носа, попытавшегося двинуться в сторону двери Гарри. Конюх, который всю жизнь провел на конюшне и знающий /по его мнению/ о лошадях все, как зачарованный уставился на эти зубы, щелкающие перед его лицом совсем не по лошадиному. Все что произошло потом, он будет вспоминать с коленной дрожью и нервным тиком сразу на оба глаза. Лошадь рявкнула прямо в его вытаращенные глаза.

— Слыхал, что велено-о-о? Пшел во-он! — при этом ткнула мордой в плечо, разворачивая Гарри к себе спиной и пнула под зад коленом сильно, но аккуратно, так, что конюх, пролетев с визгом метров двадцать, вынужден был, приземлившись, бежать со скоростью для его комплекции не свойственной. Впрочем, не свойственной для любой комплекции.

— Хорошо пошел, низко — дождь потому что… — одобрительно закивала головой Лерка. — Километров 80-ть набрал со старта. Метров на двести хватит. Следом побежишь?

— Вот еще. Он уже до околицы домчался. Бегать за ним еще… — фыркнула Верка презрительно.

Широкая спина Гарри едва просматривалась в отдалении. Он лихим зигзагом обошел справа дилижанс, двигающийся в том же направлении и кучер даже привстал удивленно, когда мимо экипажа, пролетел метеором конюх огромными скачками. Говорящая лошадь и богатырский пинок, произвели на Гарри впечатление, очевидно, такое неизгладимое, что добежав за 15-ть минут до «родной» усадьбы, он влетел в конюшню и запрыгнул на сеновал, где забился в сено и только через пару часов осмелился выглянуть оттуда. Убедившись, что лошади, в которую вселился дьявол, поблизости нет, Гарри спрыгнул с сеновала, чуть не сломав ногу. Если бы ему сказали, что на такую высоту можно запрыгнуть с разбегу, еще три часа назад, то он бы наглому лгуну врезал в челюсть. Теперь же высота в четыре метра ему совсем не показалась достаточной, для того чтобы обеспечить человека безопасностью. Что за высота? Прихрамывая на ушибленную ногу, Гарри подкрался к воротам конюшни и осторожно выглянул во двор. Двор был пуст. В том смысле, что лошадей там не было. Ходила дворня по своим надобностям, бродили куры и гуси. Лошади отсутствовали и Гарри, присев у ворот, затрясся в истерическом смехе.

–Гы-гы-гы. «Слыхал, что велено». Гы-ы-ы-ы-гы. Ик, — пробрало конюха, столкнувшегося впервые в жизни со сверхъестественным явлением.

Выпроводив конюха, Сергей подсел к Сюзанне.

— Прошу прощения, мисс, но ваш Гарри, сам напросился. Вел себя неадекватно.

— Как вел?

— Не по-христиански, мисс, — терпеливо пояснил ей Сергей.

— Он не мой. Гарри — конюх и я попросила его помочь получить деньги — 50 фунтов, которые должен мне наш дворецкий. Он сегодня уволился и отправился в посольство, чтобы получить расчет. А меня не предупредил. Случайно узнала. Сбежал с моими 50-ю фунтами, — Сюзанна горестно всхлипнула и промокнула носик кружевным платком.

— Негодяй, — посочувствовал ей Сергей.

— Нет, сэр. Он вежливый, просто письмо поучил из Вены. Отец у него помирать собрался. Вот видимо в горе-то и забыл про меня, — Сюзанна вздохнула, выдавила из глаз еще пару слезинок и снова полезла за носовым платком за отворот рукава.

— Мисс, не имею чести знать ваше имя. Мы монахи — Серж и Мишель, его я вам представлял, а вас Гарри назвал Сью. Как будет полностью?

— Сюзанна, — вздохнула опять девушка, промакивая платочком глаза. — Что теперь делать? А я еще и должна два фунта старьевщику — старой облезлой обезьяне, — пригорюнилась горничная. — Колечко у него в залоге мамочкино.

— За что же «обезьяна» колечко взяла в залог? — Сергей сочувственно погладил Сюзанну по плечику.

— За тетрадку, — Сюзанна принялась рассказывать про задание полученное от посла Персиньи и про то, как она его выполняла вместе с остальными слугами экс-королевского семейства. И почти выполнила.

— Рулон бумажный?

— Да, сэр, — кивнула головкой все в той же шляпке горничная.

— Присаживайтесь за наш столик, мисс. Хозяин заведения только что приготовил чудесные стейки, надеюсь. Подкрепитесь, а мы подумаем, как вам помочь, — Сергей помог встать Сюзанне и она пересела за их столик, усевшись на предложенный ей стул.

— Попробуйте чешское пиво, мисс, — Сергей наполнил кружку и подвинул девушке свою тарелку с мясом. — Вы, я смотрю, сегодня весь день на ногах. Кушайте. Уотсон, прибор даме. Мишель, как думаешь, сможем мы чем-нибудь помочь мисс Сюзанне?

— С удовольствием причем, — живо откликнулся тот, подмигнув девушке, которая орудовала ножом и вилкой с энтузиазмом неделю голодавшего человека. — Предлагаю взять эту проблему на себя. Я имею в виду сбежавшего дворецкого. Как там его величают?

— Эммануил фон Франкенберг, — Сюзанна понюхала пиво и, сделав пару глотков, снова принялась за мясо.

— Эммануил. Мы его догоним непременно. Более того, мы избавим вас от участия в этом преследовании.

— Как же без меня? — растерялась девушка.

— Мы вам отдадим ваши 50-т фунтов немедленно, а получим их с Франкенберга фон Эммануила.

— Он вам не поверит, сэр, — замотала отрицательно головкой Сюзанна. — Непременно мне нужно присутствовать. Скажет, что не должен, скажет, что знать меня не знает и еще Бог знает что наговорит.

— Не беспокойтесь, мисс Сюзанна. С нами такие номера не проходят. Отдаст все и, еще будет уговаривать, чтобы взяли. Мы же слуги Божьи, как же он может посметь лгать нам?

— А ему на это начхать, он вообще иудей и христианское вероисповедание ни во что не ставит, — возразила девушка.

— Иудей? А я-то думаю, где это я его видел. Точно, в Иудее, — улыбнулся Михаил.

— Так нет же такой страны, — проявила вдруг образованность географическую Сюзанна.

— Как так нет? А Иерусалим тогда где?

— Иерусалим турки захватили уже тыщу лет, построили там мечеть высоченную и никого в нее не пускают, — продемонстрировала Сюзанна еще большую осведомленность.

— Совсем никого?

— Своих только, которые Магомету молятся — сарацин пускают, а наших гонят в шею. Сколь уж раз туда ходили с крестами. Все зря. Не пускают, — Сюзанна горестно покачала головой.

— Крестоносцев вы имеете в виду?

— Их. Придут, постоят у ворот Иерусалимских, да домой.

— Так ведь крестоносцы не только с крестами и хоругвями ходили, но и с мечами, — осторожно попробовал выяснить осведомленность горничной о войнах крестоносцев с сарацинами Михаил.

— Ну а как же без меча? — удивилась Сюзанна. — Далеко идти-то. На край света почитай. В дороге всякое может случиться. Разбойники могут напасть. Вот мечи и брали с собой.

— Так ведь приходили в Иерусалим и воевали с турками, а не просто стояли у ворот, — опять попытался Михаил вернуться к исторической реальности.

— Так ведь сколько идти-то пешком пришлось людям, а их не пускают. Обидно, вот и пошли приступом на магометян. Только все зря. Не пустили все равно. Султан у них очень суров и никаких слов увещевающих слушать не желает.

— Что ж, по-вашему, Султан у магометян тыщу лет один правит? Бессмертный что ли?

— Нет, конечно. Правят разные, а называются одинаково. Салямами, — авторитетно заявила Сюзанна, запивая мясо пивом.

— Ну, Аллах с ними, с сарацинами. Вот ваши пятьдесят фунтов, мисс. Ничего что французскими Империалами? — Михаил решил больше не терзать Сюзанну расспросами и выложил на стол деньги.

Горничная уставилась на монеты и закивала. Столько золота сразу ей видимо видеть не приходилось.

— Получите. А что там еще вы говорите, кроме бумаг находилось в шкатулке?

— Браслеты и медальон. Но куда они подевались я не знаю. Молодой герцог утверждает, что на чердаке в сундук бросил, а вот Эммануил, что не было там их. Так что я и не знаю где они теперь, — Сюзанна, не считая, собирала монеты и глаза у нее радостно блестели. Жизнь у девушки явно налаживалась.

Чтобы не терять время попусту парни, посовещавшись, решили разделиться. Сергей отправился в погоню за Эммануилом, взяв его след через Филю, а Михаил остался дожидаться Персиньи, который из Лондона вернулся, но, по словам консьержа, в настоящий момент собрал сотрудников и давал им ценные указания.

— Подождите, сэр — это не надолго. Как только освободится, я вас тот час же извещу, — Мердершёнтайлсбаубаухер улыбался так доброжелательно, что в голову и мысль не могла закрасться, что этот человек способен солгать.

— Полчаса подожду. Не проблема, — пожал плечами Михаил.

— Полчаса, сэр? Полчаса вряд ли достаточно будет. Мсье посол любит поговорить, — улыбнулся еще доброжелательнее Фердинанд.

— Передайте ему, что жду полчаса, а потом или уйду, или войду прямо на это собрание дебилов и разгоню его к чертовой матери — это как настроение будет, — улыбнулся ему в ответ Михаил так же искренне и даже по плечу похлопал консьержа одобрительно. Фердинанд весело захрюкал, понравилась видать шутка незамысловатая монаха и, хлопнув в ответ Михаила, заверил:

— Бегу. Хрю-хрю-хе-хрекс. Так им и скажу, что вы уже осерчали и того и гляди уедете или вломитесь. Ха-ха-ха-ха, — прорвалось веселье, переломив консьержа пополам.

— Беги! — Михаил щелкнул пальцами и Фердинанд, оборвав хохот, вытянулся по стойке «смирно». Даже каблуками башмаков щелкнув.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, — вытаращив глаза, гаркнул он, повернулся и, забыв захлопнуть за собой дверь, помчался выполнять распоряжение. А через минуту уже ворвался в кабинет посла и заорал как капрал на плацу, построивший новобранцев и объясняющий им, за что нужно любить короля и государство.

— Мсье посол, прекращайте пустословить, к вам важный чин, почти сам император, очень гневается, и ждать, не намерен. Очень важный. Может быть, и сам Император переодетый. А может Принц-консорт.

— Ты что пьян, каналья? — повернулся к нему Персиньи.

— Трезв, мсье, пристрастия к винопитию не имею, а посему советую всем разойтись и спрятаться, пока сей важный чиновник не ворвался сюда и не разогнал всех по углам.

— Как выглядит, кто в свите?

— Один пришел, выглядит монахом в сутане, но очень сердится.

— И на этом основании, мерзавец, ты сделал вывод, что это Император или Принц-консорт?

— Да! — честно признался Фердинанд.

— Пшел вон, шельма, и не попадайся мне теперь на глаза. Можешь считать себя уволенным. Посольство Франции не нуждается в услугах кретинов, — Персиньи поднес Фердинанду под нос крепко сжатый кулак и добавил. — Без выходного пособия. Убирайся!

— Ох, пожалеете, мсье! — мстительно зашипел в ответ консьерж. — Я так и передам его Сиятельству или его Величеству, что вы сказали. Как бы вам самому не выскочить из кресла посла в отставку.

— Убирайся, недоумок. Моему ангельскому терпению приходит конец, — взвыл Персиньи, хватая консьержа за шкирку и выталкивая из своего кабинета.

Михаил, услышав в подробностях, как героически отстаивал Фердинанд его право на аудиенцию, понял, что перед ним стоит уже не консьерж, а клошар и ему стало жалко парня, пострадавшего по его вине.

— Извини, Фердинанд. Все будет хорошо. Вас не уволят, обещаю. Наоборот, жалованье увеличат. Вы какое предпочитаете?

— Посла, Ваше Высокопревосходительство, — радостно осклабился консьерж.

— Молодец! Соображаешь. Посла, так посла. А ему твое — это будет справедливо. Как ты считаешь?

— Справедливо, Ваше Высокопревосходительство. Я-то весь день у дверей на ногах, а он сидит в кресле и оскорбляет еще.

— Правильно. Теперь ты будешь сидеть в посольском кресле у входа, а он пусть стоя руководит. Жди здесь, а я пошел разбираться с этой невеждой.

В кабинете посла за огромным столом сидел сам посол, а его сотрудники, в количестве пары дюжин, стояли перед ним, склонив головы. На вошедшего монаха обернулись все одновременно, и в помещении наступила мертвая тишина, прерываемая тиканьем настенных часов. Михаил прошел к столу и уставился, не мигая на Жана-Жильбера-Виктора де Персиньи. Тот поежился под этим взглядом, и начал было открывать рот, чтобы что-то сказать, но Михаил властно махнул на него рукой, затыкая и повернувшись к служащим, повелительно произнес, голосом, не терпящим каких либо возражений:

— Все свободны, господа. Вон!!! — рявкнул он на замешкавшихся сотрудников и те бросились к дверям, будто на них спустили стаю гончих псов. Через пять секунд Михаил остался с послом наедине и, повернувшись к нему спросил:

— Ты, что творишь, мерзавец? Ты кого ждать заставляешь? Встать, когда с тобой Я говорю! — Персиньи вскочил, лихорадочно одергивая кургузый фрак и поправляя съехавший набок паричок с буклями.

— А кто вы? — промямлил он все же.

— Я твой главный Начальник, — Михаил сверлил взглядом сконфуженного посла.

— Мой главный начальник — Император Наполеон — III, — пролепетал посол Франции.

— А я Самый главный Начальник. Ясно? Есть еще вопросы?

Вопросов у посла не оказалось, и Михаил продолжил:

— Докладывай, где бумаги, которые доставлены из замка экс-короля?

— Отправлены срочным курьером, Васше… ство, — сглотнул испуганно Персиньи, не зная как называть «Самого Главного Начальника» и боясь спросить почему-то об этом.

— Маршрут следования курьера? — продолжил допрос Михаил.

— Не могу знать. В мелочи не вникаю. Через Ла-Манш.

— Понятно, что не через Берингов пролив. Успел отправить, значит. Каков гонорар за документы?

— Пятьдесят тысяч фунтов, — Персиньи скорбно опустил голову.

— А вы сотруднице, жизнью рискующей, пятьдесят фунтов отвалили всего. Это вы считаете справедливо? Я полагаю, что нет. Выплатить горничной Сюзанне пятьдесят тысяч немедленно из своих личных средств, — распорядился Михаил. — Пошлите в поместье экс-королевское тот час же. Вручите под расписку. Я проверю, — Персиньи кинулся к секретеру и принялся лихорадочно доставать из него ассигнации. Набрав 50-т тысяч, он с облегчением вздохнул, и вытер дрожащей рукой испарину на лбу. Позвонив в колокольчик, распорядился дюжему секретарю отправить сумму в поместье с охраной и передать деньги горничной Сюзанне под расписку.

— Бего-о-о-о-м! — ткнул Персиньи молодца в шею и тот выскочил из кабинета, с выражением ужаса на лице, заразившись от шефа паникой.

— Теперь о консьерже. С этого дня выплачивать ему ваше жалованье, его гроши будете получать вы сами. Это наказание за нерасторопность, — Михаил грозно нахмурил брови. — Понятно? Или вы против?

— Ни в коей мере, — закивал Персиньи и, схватив перо, принялся писать приказ в бухгалтерию о внесении изменения в платежную ведомость.

— Это все! Провожать не нужно, я знаю где выход, — Михаил повернулся и вышел, а Жан-Жильбер-Виктор де Персиньи со стоном упал в кресло. Через полгода его спровадили в отставку за развал работы резидентуры в Англии, и он с радостью уехал из промозглого, Туманного Альбиона, тем более что жить на жалованье привратника было весьма не просто. Персиньи буквально голодал и от постоянного недоедания у него уже случались обмороки. Прибывший на его место новый посол очень удивился, первый раз расписавшись в платежной ведомости.

— Здесь нолик затерялся, милостивый государь, — обратился он к казначею посольства, аккуратно ткнув мизинцев в строчку с суммой жалования.

— Нет, мсье, все верно. Распоряжение предыдущего посла, мсье Персиньи.

— Он что белены объелся? — новый посол уставился в приказ подписанный Жан-Жильбером.

— Не могу знать. Вел себя весьма странно, — развел руками казначей. — Опротестуйте в министерстве финансов, мсье. Более ни чем помочь не могу, — посол немедленно отправил депешу в Министерство финансов и не прошло и полгода как получил оттуда ответ, который извещал о том, что табель о рангах утвержден Императором и вносить изменения в оный не в компетенции министерства. Посол, у которого начались финансовые проблемы, написал прошение Императору, с просьбой вникнуть в создавшуюся ненормальную ситуацию, когда посол Франции получает жалование в десять раз меньшее, чем консьерж этого посольства. Наполеон — III, получив письмо, долго тупо пялился в него, затем наложил резолюцию. — « Срочно принять меры. Наполеон — III». И отправил бумагу в министерство финансов. Там письмо посла попало в департамент, занимающийся курьезами и жалобами. Провести разбор жалобы и принять меры, было поручено недавно принятому на должность столоначальника… Жан-Жильбер-Виктору де Персиньи. Начинающему карьеру почти с нуля. Голод, как известно не тетка, и в отставке долго он не просидел. Прочитав письмо посла с резолюцией Императора, он злорадно ухмыльнулся и составил докладную, в которой обосновал правильность установленного табеля в посольстве Франции и необоснованность притязаний посла буквально заклеймил, обвинив чуть ли не в измене. Шестеренки бюрократические медленно вращались, со скрежетом перемещая бумаги из Англии во Францию и обратно, так что консьерж Фердинанд успел состариться и уйти на пенсию, а во Франции дважды за это время сменилось государственное устройство.