Неточные совпадения
Когда дорога понеслась узким
оврагом в чащу
огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Было что-то несоединимое в этой глубокой трещине земли и
огромной постройке у начала ее, — постройке, которую возводили мелкие людишки; Самгин подумал, что понадобилось бы много тысяч таких пестреньких фигурок для того, чтоб заполнить
овраг до краев.
Скоро и хижины кончились; мы пошли по
огромному, огороженному, вероятно для скота, лугу и дошли до болота и обширного
оврага, заросшего сплошным лесом.
Кое-где вода промыла глубокие
овраги, по сторонам их произошли
огромные оползни, но от обвалившейся земли не осталось и следа — бешеный поток все унес и разметал по долине.
«Кулаковкой» назывался не один дом, а ряд домов в
огромном владении Кулакова между Хитровской площадью и Свиньинским переулком. Лицевой дом, выходивший узким концом на площадь, звали «Утюгом». Мрачнейший за ним ряд трехэтажных зловонных корпусов звался «Сухой
овраг», а все вместе — «Свиной дом». Он принадлежал известному коллекционеру Свиньину. По нему и переулок назвали. Отсюда и кличка обитателей: «утюги» и «волки Сухого
оврага».
На другом углу Певческого переулка, тогда выходившего на
огромный, пересеченный
оврагами, заросший пустырь, постоянный притон бродяг, прозванный «вольным местом», как крепость, обнесенная забором, стоял большой дом со службами генерал-майора Николая Петровича Хитрова, владельца пустопорожнего «вольного места» вплоть до нынешних Яузского и Покровского бульваров, тогда еще носивших одно название: «бульвар Белого города».
Самую же главную трущобу «Кулаковку» с ее подземными притонами в «Сухом
овраге» по Свиньинскому переулку и
огромным «Утюгом» срыла до основания и заново застроила.
Он любит садиться на вершинах
огромных сосен, особенно растущих по неприступным
оврагам и горам.
Просто-напросто все злоключения сами собой стали учащаться, наворачиваться друг на друга, шириться и расти, подобно тому, как маленький снежный комочек, толкаемый ногами ребят, сам собою, от прилипающего к нему талого снега, становится все больше, больше вырастает выше человеческого роста и, наконец, одним последним небольшим усилием свергается в
овраг и скатывается вниз
огромной лавиной.
Съемки происходят вокруг
огромного села Всехсвятского, на его крестьянских полях, выгонах, дорогах,
оврагах и рощицах.
Когда над городом пела и металась вьюга, забрасывая снегом дома до крыш, шаркая сухими мохнатыми крыльями по ставням и по стенам, — мерещился кто-то
огромный, тихонький и мягкий: он покорно свернулся в шар отребьев и катится по земле из края в край, приминая на пути своём леса, заполняя
овраги, давит и ломает города и села, загоняя мягкою тяжестью своею обломки в землю и в безобразное, безглавое тело своё.
Государство
огромное, гор в нём,
оврагов, пустырей — конца-краю нет!
Огромный глубокий
овраг пересекает узкая, сажень до двадцати вышины, насыпь полотна дороги, прорванная на большом пространстве, заваленная обломками вагонов.
После чая — летом — дети отправлялись в густой,
огромный сад, спускавшийся в
овраг, на дне которого всегда было темно.
Словно чья-то
огромная лапа, не торопясь и даже поигрывая, ползала по уезду вдогонку за лесными братьями, шарила многими пальцами, неотвратимо проникала в глубину лесов, в темень
оврагов, заброшенных клетей, нетопленых холодных бань.
— Какая
огромная Россия! Закрою глаза, и все мне представляются леса,
овраги, реки, опять леса и поля. «Ты, рябинушка, ты, зеленая…» Сейчас мне ничего не стыдно: скажи, Василий, ты веришь, что наш народ — великий народ?
День обещал быть теплым. Ветер стих, речная гладь едва шевелилась, и широкие, пологие волны лишь тихо колебали, не взламывая, зеркальное отражение скал. Горы противоположного берега казались совсем близко, и, только пристально вглядываясь в подробности, можно было заметить, что это обман зрения:
овраги представлялись извилистыми трещинками, а
огромные лиственницы на склонах — былинками…
И впереди его, и сзади, и со всех сторон поднимались стены
оврага, острой линией обрезая края синего неба, и всюду, впиваясь в землю, высились
огромные серые камни — словно прошел здесь когда-то каменный дождь и в бесконечной думе застыли его тяжелые капли.
Оглянувшись, Иуда сошел с дороги и
огромными скачками спустился в глубину каменистого
оврага.
Между оранжереями и восточной стеной сада лежит
огромный пустырь, в котором, кроме глуши и дичи, вы не встретите ровно ничего; где-то где торчит одиноко какое-нибудь жиденькое деревцо да куст можжевельника; посредине пустыря глубокий
овраг. Тяжелое впечатление производит это как бы забытое всеми место сада, к которому, кажется, никогда и не прикасалась рука человеческая. Это так называемый «Страшный» или «Пантюшкин» сад, имеющий свою таинственную историю.