Неточные совпадения
Утром
воины беспрекословно исполнили приказание вождя. И когда они, несмотря на адский ружейный
огонь, подплыли почти к самому острову, то из воды послышался страшный треск, весь остров покосился набок и стал тонуть. Напрасно европейцы молили о пощаде. Все они погибли под ударами томагавков или нашли смерть в озере. К вечеру же вода выбросила труп Черной Пантеры. У него под водою не хватило дыхания, и он, перепилив корень, утонул. И с тех пор старые жрецы поют в назидание юношам, и так далее и так далее.
Бегут нестройными толпами
И видят: в поле меж врагами,
Блистая в латах, как в
огне,
Чудесный
воин на коне
Грозой несется, колет, рубит,
В ревущий рог, летая, трубит…
Запылал длинный ряд
огней, и усталые
воины уселись вокруг артельных котлов, в которых варилась сытная русская каша.
— Царь сидит с своими
воинами в темном и длинном сарае, вокруг
огня.
Перед
огнем стоит спокоен,
На саблю опершись рукой,
В фуражке белой русский
воин,
Печальный, бледный и худой.
Ну да вот какой
огонь: когда в третьем акте Креон, в отсутствие Тезея, похищает Эдипа и
воины удерживают Антигону, то она пришла в такую пассию, что, произнеся первые четыре стиха...
Вот толпа
воинов окружила их, и дымный, тревожный блеск
огней отогнал куда-то в стороны и вверх тихое сияние луны. Впереди
воинов торопливо двигался Иуда из Кариота и, остро ворочая живым глазом своим, разыскивал Иисуса. Нашел его, на миг остановился взором на его высокой, тонкой фигуре и быстро шепнул служителям...
Ученики быстро вскочили на ноги, растерянно хватая свои плащи и дрожа от холода внезапного пробуждения. Сквозь чащу деревьев, озаряя их бегучим
огнем факелов, с топотом и шумом, в лязге оружия и хрусте ломающихся веток приближалась толпа
воинов и служителей храма. А с другой стороны прибегали трясущиеся от холода ученики с испуганными, заспанными лицами и, еще не понимая, в чем дело, торопливо спрашивали...
— Надежда-государь! — сказал он. — Ты доискивался головы моей, снеси ее с плеч, — вот она. Я — Чурчила, тот самый, что надоедал тебе, а более
воинам твоим. Но знай, государь, мои удальцы уже готовы сделать мне такие поминки, что останутся они на вечную память сынам Новгорода. Весть о смерти моей, как
огонь, по пятам доберется до них, и вспыхнет весь город до неба, а свой терем я уже запалил сам со всех четырех углов. Суди же меня за все, а если простишь, — я слуга тебе верный до смерти!
Волшебное зрелище представляли тогда этот ледяной дворец, один, посреди ночи, потешающийся
огнями своими, эта царица, казалось, навеки усыпленная в зимнем экипаже, эти кони,
воины, двор, народ около нее, на снежном полотне, убеленные морозом — все это будто в саванах, неподвижное, немое, мертвое, — и вдали кругом мрачные здания, выглядывающие с своими снежными крышами из-за ограды этой сцены!
— Надежда-государь! — сказал он. — Ты доискивался головы моей, снеси ее с плеч, — вот она. Я — Чурчило, тот самый, что надоедал тебе, а более
воинам твоим. Но знай, государь, мои удальцы уже готовы сделать мне такие поминки, что останутся они на вечную память сынам Новгорода. Весть о смерти моей, как
огонь, по пятам доберется до них, и вспыхнет весь город до неба, а свой терем я уже запалил сам со всех четырех углов. Суди же меня за все, а если простишь, — я слуга тебе верный до смерти!