Неточные совпадения
Коля провел князя недалеко, до Литейной, в одну кафе-биллиардную, в нижнем этаже, вход с улицы. Тут направо, в углу, в отдельной комнатке, как старинный
обычный посетитель, расположился Ардалион Александрович, с бутылкой пред собой на столике и в самом деле с «Indеpendance Belge» в руках. Он ожидал князя; едва завидел, тотчас же отложил
газету и начал было горячее и многословное объяснение, в котором, впрочем, князь почти ничего не понял, потому что генерал был уж почти что готов.
Он напрягает усилия, чтобы пробудить простеца из равнодушия, взнуздать его и вообще прикрепить к известному стойлу; а для этого нужно, чтобы прежде всего газетная пища легко переваривалась и чтоб направление
газеты не возвышалось над
обычным низменным уровнем.
В один из
обычных мало веселых редакционных дней бегал по редакции, красный от волнения и вина, В.Н. Бестужев и наконец, выгнав всех сотрудников, остался вдвоем с Нотгафтом. Результатом беседы было то, что в
газете появился, на первой и второй страницах, большой фельетон: «Пиковая дама». Повесть. «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». «Новейшая гадательная книга…»
Этот поток теней, почему-то более страшных, чем люди, быстро исчез, Яков понял, что у ворот фабрики разыгралась
обычная в понедельник драка, — после праздников почти всегда дрались, но в памяти его остался этот жуткий бег тёмных, воющих пятен. Вообще вся жизнь становилась до того тревожной, что неприятно было видеть
газету и не хотелось читать её. Простое, ясное исчезало, отовсюду вторгалось неприятное, появлялись новые люди.
Наступила между тем зима. Еще задолго до рождества в местной
газете было объявлено, что 29 декабря в дворянском собрании «имеет быть»
обычный зимний бал. Каждый вечер, после карт, Модест Алексеич, взволнованный, шептался с чиновницами, озабоченно поглядывая на Аню, и потом долго ходил из угла в угол, о чем-то думая. Наконец, как-то поздно вечером, он остановился перед Аней и сказал...
Из
газет Ашанин узнал, что все пятеро шли на казнь с покорным равнодушием,
обычным, впрочем, в такой стране, как Китай, где жизнь человеческая не очень-то ценится и нередко находится в зависимости от вопиющего произвола.
Владиславлев закрыл студенческую читальню, все книги перевел в фундаментальную библиотеку, а выдачу их подчинил
обычным правилам: текущих
газет, журналов и беллетристики не выдавать.
Было утро. Андрей Хрисанфыч стоял у двери и читал
газету. Ровно в десять часов вошел генерал, знакомый, один из
обычных посетителей, а вслед за ним — почтальон. Андрей Хрисанфыч снял с генерала шинель и сказал...
Лежал после обеда под кленом в конце сада, читал
газету. Часа через два после обеда меня часто охватывает тупая, мутящая тоска. Причину я знаю. Не осиянное проникновение духа сквозь покров Майи, — о нет!
Обычный студенческий катар желудка.
Был кругом обыкновенный российский большой вокзал. Толкались
обычные носильщики, кондуктора, ремонтные рабочие, телеграфисты. Но не видно было
обычных тупо-деловых, усталых лиц. Повсюду звучал радостный, оживленный говор, читались
газеты и воззвания, все лица были обвеяны вольным воздухом свободы и борьбы. И были перед нами не одиночные люди, не кучки «совращенных с пути», встречающих кругом темную вражду. Сама стихия шевелилась и вздымалась, полная великой творческой силы.
Он стоял за судейскими креслами, с завернутым, по обыкновению, бортом фрака, где был пристегнут значок, в своей
обычной ленивой позе, опершись левой рукой на один из столиков, поставленных в амбразурах окон для корреспондентов русских и заграничных
газет, и разговаривал с редактором одного в то время сильно распространенного органа мелкой петербургской прессы.