Неточные совпадения
— Французы всегда говорят о
войне, — уверенно ответила она и, усмехаясь, вплетая пальцы свои в сухие пальцы Самгина, объяснила: — Очень много адвокатов, а ваше ремесло нападать, защищать. А у француза, кроме
обычной клиентуры, еще бель Франс, патри… [Прекрасная Франция, отечество… (франц.)]
Едва ли какая-либо революция может быть бедственнее для большой массы народа постоянно существующего порядка или скорее беспорядка нашей жизни с своими
обычными жертвами неестественной работы, нищеты, пьянства, разврата и со всеми ужасами предстоящей
войны, имеющей поглотить в один год больше жертв, чем все революции нынешнего столетия.
Изобразить надо все эти мерзости в стиле полудикого варварства, хитрость хищного зверя в каждом лице, грубую ложь и дикую силу, среди которых затравливаемый зверь — Гамлет, «первый в Дании боец», полный благородных порывов, борется притворством и хитростью с таким же орудием врага,
обычным тогда орудием
войны удалых северян, где сила и хитрость — оружие…
Вообще же о
войне говорили неохотно, как бы стесняясь друг друга, точно каждый боялся сказать какое-то опасное слово. В дни поражений все пили водку больше
обычного, а напиваясь пьяными, ссорились из-за пустяков. Если во время беседы присутствовал Саша, он вскипал и ругался...
Интерес его ко всему, что касалось русско-японских событий, простирался до того, что в то время, когда для него наводили какую-нибудь путаную деловую справку, он слонялся из комнаты в комнату, от стола к столу, и как только улавливал где-нибудь два слова о
войне, то сейчас же подходил и прислушивался со своей
обычной напряженной и глуповатой улыбкой.
Наш обоз остановился: впереди образовался
обычный затор обозов. С главным врачом разговаривал чистенький артиллерийский подполковник, начальник парковой бригады. Он только неделю назад прибыл из России и ужасно огорчался, что, по общему мнению,
войне конец. Расспрашивал Давыдова, давно ли он на
войне, много ли «заработал».
Густав Бирон родился в 1706 году в отцовском именьице Каленцеем и рос в ту пору, когда отчизна его, Курляндия, пройденная из конца в конец русскими войсками, была разорена
войной, залегала пустырями от Митавы до самого Мемеля, не досчитывалась семи восьмых своего
обычного населения, зависела и от Польши и от России, содержала на свой счет вдову умершего герцога Анну Иоанновну, жившую в Митаве, и заочно управлялась герцогом Фердинандом, последним представителем Кетлерова дома, не выезжавшим из Данцига и не любимым своими подданными.
Жизнь других частных людей, отошедшая, конечно, на второй план, в эти тяжелые для отечества годы, шла своим
обычным чередом: молодое росло, старое старилось. Екатерину Петровну Бахметьеву
война лишила друга и руководителя, но, как кажется, она не особенно об этом печалилась — ее кузен Талицкий пропал без вести, как гласила официальная справка.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме
обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям, в то время как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всею губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось
войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.