Неточные совпадения
Скоро после приезда Щербацких на утренних
водах появились еще два лица, обратившие на себя
общее недружелюбное внимание.
— Оттого, что солдатская шинель к вам очень идет, и признайтесь, что армейский пехотный мундир, сшитый здесь, на
водах, не придаст вам ничего интересного… Видите ли, вы до сих пор были исключением, а теперь подойдете под
общее правило.
Какой-то старый купец хотел прыгнуть к нам на плот, когда этот отвалил уже от берега, но не попал и бухнулся в
воду, к
общему удовольствию собравшейся на берегу публики.
Нам прислали быков и зелени. Когда поднимали с баркаса одного быка, вдруг петля сползла у него с брюха и остановилась у шеи; бык стал было задыхаться, но его быстро подняли на палубу и освободили. Один матрос на баркасе, вообразив, что бык упадет назад в баркас, предпочел лучше броситься в
воду и плавать, пока бык будет падать; но падение не состоялось, и предосторожность его возбудила
общий хохот, в том числе и мой, как мне ни было скучно.
Хина в самых живых красках очертила собравшуюся на
воды публику и заставила хохотать свою юную собеседницу до слез; затем последовал ряд портретов
общих знакомых в Узле, причем Бахаревым и Веревкиным досталось прежде всего. А когда Заплатина перешла к изображению «гордеца» Половодова, Зося принялась хохотать, как сумасшедшая, и кончила тем, что могла только махать руками.
Может быть, я слишком преувеличиваю, но мне кажется, что в картине этой семейки как бы мелькают некоторые
общие основные элементы нашего современного интеллигентного общества — о, не все элементы, да и мелькнуло лишь в микроскопическом виде, „как солнце в малой капле
вод“, но все же нечто отразилось, все же нечто сказалось.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное. В одном месте она делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет это направление до самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам. Время и
вода сделали свое дело.
Убыль рек, в целой России замечаемая, происходит, по
общему мнению, от истребления лесов, [Есть много селений, навсегда потерявших
воду от истребления леса, которым некогда обрастали головы их речек или родниковых ручьев.
Сумерки быстро спускались на землю. В море творилось что-то невероятное. Нельзя было рассмотреть, где кончается
вода и где начинается небо. Надвигающаяся ночь, темное небо, сыпавшее дождем с изморозью, туман — все это смешалось в
общем хаосе. Страшные волны вздымались и спереди и сзади. Они налетали неожиданно и так же неожиданно исчезали, на месте их появлялась глубокая впадина, и тогда казалось, будто лодка катится в пропасть.
Дворовые мальчики и девочки, несколько принаряженные, иные хоть тем, что были в белых рубашках, почище умыты и с приглаженными волосами, — все весело бегали и начали уже катать яйца, как вдруг
общее внимание привлечено было двумя какими-то пешеходами, которые, сойдя с Кудринской горы, шли вброд по
воде, прямо через затопленную урему.
— Нет, chere Марья Потапьевна, я в этом отношении строго следую предписаниям гигиены: стакан
воды на ночь — и ничего больше! — И, подав Марье Потапьевне руку, а прочим сделав
общий поклон, он вышел из гостиной в сопровождении Ивана Иваныча, который, выпятив круглый животик и грациозно виляя им, последовал за ним. Пользуясь передвижением, которое произвело удаление дипломата, поспешил и я ускользнуть в столовую.
Говорят, будто и умственный интерес может служить связующим центром дружества; но, вероятно, это водится где-нибудь инде, на"теплых
водах". Там существует
общее дело, а стало быть, есть и присущий ему
общий умственный интерес. У нас все это в зачаточном виде. У нас умственный интерес, лишенный интереса бакалейного, представляется символом угрюмости, беспокойного нрава и отчужденности. Понятно, что и дружелюбие наше не может иметь иного характера, кроме бакалейного.
Потом гостиница с вонючим коридором, слабо освещенным коптящею керосиновой лампой; номер, в который она, по окончании спектакля, впопыхах забегает, чтоб переодеться для дальнейших торжеств, номер с неприбранной с утра постелью, с умывальником, наполненным грязной
водой, с валяющеюся на полу простыней и забытыми на спинке кресла кальсонами; потом
общая зала, полная кухонного чада, с накрытым посредине столом; ужин, котлеты под горошком, табачный дым, гвалт, толкотня, пьянство, разгул…
Сильный в крепости и крепкий во бранех…» — народ пал ниц, зарыдал, и все мольбы слились в одну
общую, единственную молитву: «Да спасет господь царство Русское!» По окончании молебствия Феодосий, осенив животворящим крестом и окропив святой
водою усердно молящийся народ, произнес вдохновенным голосом: «С нами бог!
Очевидно, что это не была
общая эпидемия и что причина ее была местная, находившаяся только в Сомынском пруде, в
воде которого, однако, никакой перемены я заметить не мог.
Пестрые лохмотья, развешанные по кустам, белые рубашки, сушившиеся на веревочке, верши, разбросанные в беспорядке, саки, прислоненные к углу, и между ними новенький сосновый, лоснящийся как золото, багор, две-три ступеньки, вырытые в земле для удобного схода на озеро, темный, засмоленный челнок, качавшийся в синей тени раскидистых ветел, висевших над
водою, — все это представляло в
общем обыкновенно живописную, миловидную картину, которых так много на Руси, но которыми наши пейзажисты, вероятно, от избытка пылкой фантазии и чересчур сильного поэтического чувства, стремящегося изображать румяные горы, кипарисы, похожие на ворохи салата, и восточные гробницы, похожие на куски мыла, — никак не хотят пользоваться.
Здесь
вода и воздух рвались и метались, смешиваясь в один
общий грохот, далеко слышный по всей луговой окрестности.
Так, день за днем, медленно развертывалась жизнь Фомы, в
общем — небогатая волнениями, мирная, тихая жизнь. Сильные впечатления, возбуждая на час душу мальчика, иногда очень резко выступали на
общем фоне этой однообразной жизни, но скоро изглаживались. Еще тихим озером была душа мальчика, — озером, скрытым от бурных веяний жизни, и все, что касалось поверхности озера, или падало на дно, ненадолго взволновав сонную
воду, или, скользнув по глади ее, расплывалось широкими кругами, исчезало.
Общее впечатление от сплавщиков самое благоприятное, точно они явились откуда-то с того света, чтобы своими смышлеными лицами, приличным костюмом мужицкого покроя и
общим довольным видом еще более оттенить ту рваную бедность, которая, как выкинутый
водой сор, набралась теперь на берегу.
Весь берег, около которого стояло десятка два барок, был усыпан народом. Везде горели огни, из лесу доносились удары топора. Бурлаки на нашей барке успели промокнуть порядком и торопились на берег, чтобы погреться, обсушиться и закусить горяченьким около своего огонька. Нигде огонь так не ценится, как на
воде; мысль о тепле сделалась
общей связующей нитью.
Она страдает одышкой и
общим ожирением; ей и здесь-то доктора больше года жизни не дают, а в Париже с переездами на
воды и с помощью усовершенствованной медицины она умрет скорее.
Концерт над стеклянными
водами и рощами и парком уже шел к концу, как вдруг произошло нечто, которое прервало его раньше времени. Именно, в Концовке собаки, которым по времени уже следовало бы спать, подняли вдруг невыносимый лай, который постепенно перешел в
общий мучительнейший вой. Вой, разрастаясь, полетел по полям, и вою вдруг ответил трескучий в миллион голосов концерт лягушек на прудах. Все это было так жутко, что показалось даже на мгновенье, будто померкла таинственная колдовская ночь.
Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в
воду, в облака, а души их всех слились в одну.
Общая мировая душа — это я… я… Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь.
Сашка действительно прекрасный пловец и нырок. Бросившись на одну сторону лодки, он тотчас же глубоко в
воде заворачивает под килем и по дну плывет прямехонько в купальню. И в то время, когда на лодке подымается
общая тревога, взаимные упреки, аханье и всякая бестолочь, он сидит в купальне на ступеньке и торопливо докуривает чей-нибудь папиросный окурок. И таким же путем совершенно неожиданно Сашка выскакивает из
воды у самой лодки, искусственно выпучив глаза и задыхаясь, к
общему облегчению и восторгу.
5) Есть еще примета у некоторых рыбаков с удочкою, что в ведро, куда предполагается сажать свою добычу, не должно наливать
воды до тех пор, покуда не выудится первая рыба. Впрочем, эта примета далеко не
общая.
Все это приходило на память при взгляде на знакомый почерк. Коврин вышел на балкон; была тихая теплая погода, и пахло морем. Чудесная бухта отражала в себе луну и огни и имела цвет, которому трудно подобрать название. Это было нежное и мягкое сочетание синего с зеленым; местами
вода походила цветом на синий купорос, а местами, казалось, лунный свет сгустился и вместо
воды наполнял бухту, а в
общем какое согласие цветов, какое мирное, покойное и высокое настроение!
Я не могу вам описать, какое действие произвело это проявление великодушия на моего друга. Он стоял на льду, следя за полетом птицы, мелькавшей на фоне угрюмых гор, опушенных снегами, и, когда она самоотверженно шлепнулась в нескольких шагах на
воду, с очевидным намерением разделить
общую опасность, — у него на глазах появились слезы… Затем он решительно заявил, что мы можем, если угодно, ехать дальше, а он останется здесь, пока не поймает обеих уток.
Целые стаи больших лодок, нагруженных разным мелким товаром, пользуясь водопольем, приходят с Волги через озеро Кабан и буквально покрывают Булак. Казанские жители всегда с нетерпением ожидают этого времени как единственной своей ярмарки, и весть: «Лодки пришли» мгновенно оживляет весь город. [Эта весенняя ярмарка продолжается и теперь, даже в больших размерах, как мне сказывали; вся же местность торга на
водах и берегах Булака получила
общее название «Биржи».]
Наконец Пселдонимов, мать его и юноша решили на
общем совете не посылать за доктором, а лучше послать за каретой и свезти больного домой, а покамест, до кареты, испробовать над ним некоторые домашние средства, как-то: смачивать виски и голову холодной
водой, прикладывать к темени льду и проч.
По девственным ветвям прыгает большая белка-белянка; при корнях серо-пестрый гад ползает, а ниже, меж водомоин и узких ущелий, в трущобах да в берлогах, да в каменистых пещерах, вырытых либо
водой, либо временем, залегает черный и красноватый медведь, порскает лисица, рыщет волк понурый да ходит человек бездомный, которого народ знает под
общим именем «куклима четырехсторонней губернии», а сам он себя при дознаньях показывает спокойно и просто «Иваном родства непомнящим».
Тотчас же он вернулся со студеной ключевой
водой. Керим-ага поспешил снять папаху с бесчувственно распростертого перед ним мальчика, чтобы смочить ему лицо и голову, и…
общий крик изумления огласил низкие своды пещеры.
Общий поклон их величеств — и все офицеры, задыхавшиеся от жары в суконных застегнутых мундирах, кажется, не меньше любезных хозяев обрадовались окончанию представления и в сопровождении все того же мистера Вейля довольно поспешно вышли из тронной залы в приемную, где были расставлены прохладительные напитки: сельтерская
вода, лимонад, аршад и обыкновенный американский напиток «cherry coblar» — херес с
водой и с толченым льдом.
И при
общем смехе свита Нептуна хватала матросов, мазала им лица сажей, сажала в большую бочку с
водой и после окачивала
водой из брандспойта. Особенно доставалось «чиновникам».
Вскоре русские офицеры отправились целой гурьбой на набережную, где среди большого темного сада сияло своими освещенными окнами большое здание лучшего отеля в Гонолулу. Высокий горбоносый француз, хозяин гостиницы, один из тех прошедших огонь и
воду и перепробовавших всякие профессии авантюристов, которых можно встретить в самых дальних уголках света, любезно приветствуя тороватых моряков, ввел их в большую, ярко освещенную
общую залу и просил занять большой стол.
Мерный шум колес, мерные всплески
воды о стены парохода, мерные звуки дождя, бившего в окно каюты, звон стакана, оставленного на столе рядом с графином и от дрожанья парохода певшего свою нескончаемую унылую песню, храп и носовой свист во всю сласть спавших по каютам и в
общей зале пассажиров — все наводило на Меркулова тоску невыносимую.
Не медля нимало, я сходил в
общую жилую юрту и принес оттуда одеяло, чайник с
водой, несколько кусков сухарей.
Я хотел сфотографировать берег и велел вынуть весла из
воды. Минут десять я провозился, пока наладил аппарат. Несмотря на то, что мы не гребли, лодки наши продолжали двигаться вдоль берега. Нас несло течением. Было ли оно ветвью
общего кругового течения в Японском море или следствием муссона, нагонявшего морскую
воду в бухты, откуда она направлялась на юг вдоль берега моря, я так и не понял.
Мне не спится по ночам. Вытягивающая повязка на ноге мешает шевельнуться, воспоминание опять и опять рисует недавнюю картину. За стеною, в
общей палате, слышен чей-то глухой кашель, из рукомойника звонко и мерно капает
вода в таз. Я лежу на спине, смотрю, как по потолку ходят тени от мерцающего ночника, — и хочется горько плакать. Были силы, была любовь. А жизнь прошла даром, и смерть приближается, — такая же бессмысленная и бесплодная… Да, но какое я право имел ждать лучшей и более славной смерти?
— Никогда я не находил препятствия в моих убеждениях, чтобы приблизиться к народу. И здесь это еще легче, чем где-нибудь. Он молебен служит Фролу и Лавру и ведет каурого своего кропить
водой, а я не пойду и скажу ему: извини, милый, я — не церковный… Это он услышит и от всякого беспоповца… В
общем деле они могут стоять бок о бок и поступать по-божески, как это всякий по-своему разумеет.
Вода сверху, через трап, брызгала и в нашу
общую каюту.
Это все — для
общего понимания последующего. А теперь прекращаю связный рассказ. Буду в хронологическом порядке передавать эпизоды так, как они выплывают в памяти, и не хочу разжижать их
водою для того, чтобы дать связное повествование. Мне нравится, что говорит Сен-Симон: «То здание наилучшее, на которое затрачено всего менее цемента. Та машина наиболее совершенна, в которой меньше всего спаек. Та работа наиболее ценна, в которой меньше всего фраз, предназначенных исключительно для связи идей между собою».
Люди не хотят видеть того, что ни одно существование, как плотское существование, не может быть счастливее другого, что это такой же закон, как тот, по которому на поверхности озера нигде нельзя поднять
воду выше данного
общего уровня.
Даже часы молчали… Княжна Тараканова, казалось, уснула в золотой раме, а
вода и крысы замерли по воле волшебства. Дневной свет, боясь нарушить
общий покой, едва пробивался сквозь спущенные сторы и бледными, дремлющими полосами ложился на мягкие ковры.
С сестрой Антонина Сергеевна никогда не имела
общей жизни. Детство они провели врозь — Лидию. отдали в тот институт, где теперь Лили, замуж она выходила, когда Гаярин засел в деревне; ее первого мужа сестра даже никогда не видала. И второй ее брак состоялся вдали от них. Она почти не расставалась с Петербургом, ездила только за границу, на
воды, и в Биарриц, да в Париж, исключительно для туалетов.
Старики будто умылись живой
водой и, схватив свою старость в охапку, бежали к фокусу
общего любопытства; дети, вцепившись в полу отцовского кафтана, влеклись за толпою.
— Во время
общего обеда я стелил постель его сиятельству, наливал полрюмки
воды и капал лекарство, которое и ставил на столик перед отоманкой около свечки, зажигал ее и затем уже опускал шторы.
И что ж? сколько мамка ни берегла ее от худого глаза, умывая
водой, на которую пускала четверговую соль и уголья; как ни охраняли рои сенных девушек; что ни говорили ей в остережение отец, домашние и собственный разум, покоренный
общим предрассудкам, — но поганый немчин, латынщик, чернокнижник, лишь с крыльца своего, и Анастасия находила средства отдалить от себя мамку, девичью стражу, предрассудки, страх, стыдливость — и тут как тут у волокового окна своей светлицы.
Хотя, по его словам, и держал он странствие только по таким людям, что сами древних обычаев держатся, а все-таки ел и пил из своей посудины;
воды, бывало, не зачерпнет из
общей кадки, сам сходит на речку, сам почерпнет водицы в берестяный свой туесок.
В нашей тюрьме часы для употребления пищи распределены так: утром мы получаем горячую
воду и хлеб, в двенадцать часов дня нам дают обедать, а в шесть вечера вместе с горячей
водой дают и ужин: что-нибудь простое, неприхотливое, но достаточно вкусное и здоровое. Правда, пища в
общем несколько однообразна, но это и к лучшему, так как, не останавливая внимания нашего на суетных попытках угодить желудку, тем самым освобождают дух наш для возвышенных занятий.