Неточные совпадения
На первых порах глуповцы, по старой привычке, вздумали было
обращаться к нему с претензиями и жалобами друг
на друга, но он даже не понял их.
Больной, озлобленный, всеми забытый, доживал Козырь свой век и
на закате дней вдруг почувствовал прилив"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Стал проповедовать, что собственность есть мечтание, что только нищие да постники взойдут в царство небесное, а богатые да бражники будут лизать раскаленные сковороды и кипеть в смоле. Причем,
обращаясь к Фердыщенке (тогда было
на этот счет просто: грабили, но правду выслушивали благодушно), прибавлял...
И как он потом, ловко повернувшись
на одном каблуке,
обратился к городскому голове и присовокупил...
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же
на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее
обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
Стал бригадир считать звезды («очень он был прост», — повторяет по этому случаю архивариус-летописец), но
на первой же сотне сбился и
обратился за разъяснениями к денщику. Денщик отвечал, что звезд
на небе видимо-невидимо.
Бунт кончился; невежество было подавлено, и
на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей, въезжал с триумфом в город, влача за собой множество пленников и заложников. И так как в числе их оказались некоторые военачальники и другие первых трех классов особы, то он приказал
обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности, глаза), а прочих сослать
на каторгу.
В сей крайности вознамерились они сгоряча меня
на всю жизнь несчастным сделать, но я тот удар отклонил, предложивши господину градоначальнику
обратиться за помощью в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено в точности.
Затем, имеется ли
на этой линии что-нибудь живое и может ли это"живое"ощущать, мыслить, радоваться, страдать, способно ли оно, наконец, из"благонадежного"
обратиться в"неблагонадежное" — все это не составляло для него даже вопроса…
Свияжский переносил свою неудачу весело. Это даже не была неудача для него, как он и сам сказал, с бокалом
обращаясь к Неведовскому: лучше нельзя было найти представителя того нового направления, которому должно последовать дворянство. И потому всё честное, как он сказал, стояло
на стороне нынешнего успеха и торжествовало его.
— То есть как тебе сказать… Стой, стой в углу! —
обратилась она к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку
на лице матери, повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой женщиной,] a муж светский должен быть только польщен этим.
— Ты поди, душенька, к ним, —
обратилась Кити к сестре, — и займи их. Они видели Стиву
на станции, он здоров. А я побегу к Мите. Как
на беду, не кормила уж с самого чая. Он теперь проснулся и, верно, кричит. — И она, чувствуя прилив молока, скорым шагом пошла в детскую.
— Оно и лучше, Агафья Михайловна, не прокиснет, а то у нас лед теперь уж растаял, а беречь негде, — сказала Кити, тотчас же поняв намерение мужа и с тем же чувством
обращаясь к старухе. — Зато ваше соленье такое, что мама говорит, нигде такого не едала, — прибавила она, улыбаясь и поправляя
на ней косынку.
— Смотри, Кити, первая стань
на ковер, — сказала графиня Нордстон подходя. — Хороши вы! —
обратилась она к Левину.
— Впрочем, после поговорим, — прибавил он. — Если
на пчельник, то сюда, по этой тропинке, —
обратился он ко всем.
— Подайте чаю да скажите Сереже, что Алексей Александрович приехал. Ну, что, как твое здоровье? Михаил Васильевич, вы у меня не были; посмотрите, как
на балконе у меня хорошо, — говорила она,
обращаясь то к тому, то к другому.
— Mais vous venez trop tard, [Но вы являетесь слишком поздно,] — сказала она, обтирая платком руку, которую ей намочила лошадь, бравшая сахар. Анна
обратилась к Долли: — Ты надолго ли?
На один день? Это невозможно!
— Я ему сказал, —
обратился Степан Аркадьич к сестре, указывая
на Левина.
— А мы думали вас застать
на поле, Василий Семеныч, —
обратилась она к доктору, человеку болезненному, — вы были там?
— Она дружна с Варей, и это единственные женщины петербургские, с которыми мне приятно видеться, — улыбаясь ответил Вронский. Он улыбался тому, что предвидел тему,
на которую
обратится разговор, и это было ему приятно.
Он говорил,
обращаясь и к Кити и к Левину и переводя с одного
на другого свой спокойный и дружелюбный взгляд, — говорил, очевидно, что̀ приходило в голову.
«Господи, прости и помоги», не переставая твердил он себе, несмотря
на столь долгое и казавшееся полным отчуждение, чувствуя, что он
обращается к Богу точно так же доверчиво и просто, как и во времена детства и первой молодости.
— Да, он легкомыслен очень, — сказала княгиня,
обращаясь к Сергею Ивановичу. — Я хотела именно просить вас поговорить ему, что ей (она указала
на Кити) невозможно оставаться здесь, а непременно надо приехать в Москву. Он говорит выписать доктора…
— Что ж нам думать? Александр Николаевич Император нас обдумал, он нас и обдумает во всех делах. Ему видней. Хлебушка не принесть ли еще? Парнишке еще дать? —
обратился он к Дарье Александровне, указывая
на Гришу, который доедал корку.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие
на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему
обращаться к Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было
обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
— Ну, что, дичь есть? —
обратился к Левину Степан Аркадьич, едва поспевавший каждому сказать приветствие. — Мы вот с ним имеем самые жестокие намерения. — Как же, maman, они с тех пор не были в Москве. — Ну, Таня, вот тебе! — Достань, пожалуйста, в коляске сзади, —
на все стороны говорил он. — Как ты посвежела, Долленька, — говорил он жене, еще раз целуя ее руку, удерживая ее в своей и по трепливая сверху другою.
— А вы изволили слышать о Прячникове? — сказал Туровцын, оживленный выпитым шампанским и давно ждавший случая прервать тяготившее его молчание. — Вася Прячников, — сказал он с своею доброю улыбкой влажных и румяных губ,
обращаясь преимущественно к главному гостю, Алексею Александровичу, — мне нынче рассказывали, он дрался
на дуэли в Твери с Квытским и убил его.
Но в это время пускали ездоков, и все разговоры прекратились. Алексей Александрович тоже замолк, и все поднялись и
обратились к реке. Алексей Александрович не интересовался скачками и потому не глядел
на скакавших, а рассеянно стал обводить зрителей усталыми глазами. Взгляд его остановился
на Анне.
— Но, — сказал Сергей Иванович, тонко улыбаясь и
обращаясь к Каренину, — нельзя не согласиться, что взвесить вполне все выгоды и невыгоды тех и других наук трудно и что вопрос о том, какие предпочесть, не был бы решен так скоро и окончательно, если бы
на стороне классического образования не было того преимущества, которое вы сейчас высказали: нравственного — disons le mot [скажем прямо] — анти-нигилистического влияния.
— Здравствуйте, княжна! — сказала Анна Павловна с притворною улыбкой, столь непохожею
на прежнее ее обращение. — Очень приятно познакомиться, —
обратилась она к князю. — Вас давно ждали, князь.
— Я
на дешевом товаре всегда платья девушкам покупаю сама, — говорила княгиня, продолжая начатый разговор… Не снять ли теперь пенок, голубушка? — прибавила она,
обращаясь к Агафье Михайловне. — Совсем тебе не нужно это делать самой, и жарко, — остановила она Кити.
— Как же! мы виделись у Росси, помните,
на этом вечере, где декламировала эта итальянская барышня — новая Рашель, — свободно заговорил Голенищев, без малейшего сожаления отводя взгляд от картины и
обращаясь к художнику.
— Да, удивительное мастерство! — сказал Вронский. — Как эти фигуры
на заднем плане выделяются! Вот техника, — сказал он,
обращаясь к Голенищеву и этим намекая
на бывший между ними разговор о том, что Вронский отчаивался приобрести эту технику.
— В третий раз предлагаю вам свою руку, — сказал он чрез несколько времени,
обращаясь к ней. Анна смотрела
на него и не знала, что сказать. Княгиня Бетси пришла ей
на помощь.
— C’est devenu tellement commun les écoles, [Школы стали слишком обычным делом,] — сказал Вронский. — Вы понимаете, не от этого, но так, я увлекся. Так сюда надо в больницу, —
обратился он к Дарье Александровне, указывая
на боковой выход из аллеи.
Левин Взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и веселые косцы выходили один зa другим
на дорогу и, посмеиваясь, здоровались с барином. Они все глядели
на него, но никто ничего не говорил до тех пор, пока вышедший
на дорогу высокий старик со сморщенным и безбородым лицом, в овчинной куртке, не
обратился к нему.
— Вот именно, — подхватила Бетси, — надо ошибиться и поправиться. Как вы об этом думаете? —
обратилась она к Анне, которая с чуть заметною твердою улыбкой
на губах молча слушала этот разговор.
Она видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись
на какие-то курсы, свободно
обращались с мужчинами, ездили одни по улицам, многие не приседали и, главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их дело, а не родителей.
— Нет, я не брошу камня, — отвечала она ему
на что-то, — хотя я не понимаю, — продолжала она, пожав плечами, и тотчас же с нежною улыбкой покровительства
обратилась к Кити. Беглым женским взглядом окинув ее туалет, она сделала чуть-заметное, но понятное для Кити, одобрительное ее туалету и красоте движенье головой. — Вы и в залу входите танцуя, — прибавила она.
Всё это вместе произвело
на Катавасова неприятное впечатление, и, когда добровольцы вышли
на станцию выпить, Катавасов хотел в разговоре с кем-нибудь поверить свое невыгодное впечатление. Один проезжающий старичок в военном пальто всё время прислушивался к разговору Катавасова с добровольцами. Оставшись с ним один-на-один, Катавасов
обратился к нему.
— Отжившее-то отжившее, а всё бы с ним надо
обращаться поуважительнее. Хоть бы Снетков… Хороши мы, нет ли, мы тысячу лет росли. Знаете, придется если вам пред домом разводить садик, планировать, и растет у вас
на этом месте столетнее дерево… Оно, хотя и корявое и старое, а всё вы для клумбочек цветочных не срубите старика, а так клумбочки распланируете, чтобы воспользоваться деревом. Его в год не вырастишь, — сказал он осторожно и тотчас же переменил разговор. — Ну, а ваше хозяйство как?
Левина не интересовало это, но, когда он кончил, Левин вернулся к первому его положению и сказал,
обращаясь к Свияжскому и стараясь вызвать его
на высказывание своего серьезного мнения...
— Этот сыр не дурен. Прикажете? — говорил хозяин. — Неужели ты опять был
на гимнастике? —
обратился он к Левину, левою рукой ощупывая его мышцу. Левин улыбнулся, напружил руку, и под пальцами Степана Аркадьича, как круглый сыр, поднялся стальной бугор из-под тонкого сукна сюртука.
И она стала говорить с Кити. Как ни неловко было Левину уйти теперь, ему всё-таки легче было сделать эту неловкость, чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала
на него и избегала его взгляда. Он хотел встать, но княгиня, заметив, что он молчит,
обратилась к нему.
— Вероятно, это вам очень наскучило, — сказал он, сейчас,
на лету, подхватывая этот мяч кокетства, который она бросила ему. Но она, видимо, не хотела продолжать разговора в этом тоне и
обратилась к старой графине...
— Нет, я уже не земский деятель. Я со всеми разбранился и не езжу больше
на собрания, — сказал он,
обращаясь к Облонскому.
—
На другую сторону, — сказала она мужу, — он спит всегда
на той. Переложи его, неприятно звать слуг. Я не могу. А вы не можете? —
обратилась она к Марье Николаевне.
— Это не нам судить, — сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выражения
на лице князя. — Так вы пришлете мне эту книгу, любезный граф? Очень благодарю вас, —
обратилась она к молодому Шведу.
Камердинер Вронского пришел спросить расписку
на телеграмму из Петербурга. Ничего не было особенного в получении Вронским депеши, но он, как бы желая скрыть что-то от нее, сказал, что расписка в кабинете, и поспешно
обратился к ней.
— Я приехал, но поздно. Виноват, — прибавил он и
обратился к адъютанту, — пожалуйста, от меня прикажите раздать, сколько выйдет
на человека.
— Вы неисправимы, — сказал Стремов, не глядя
на нее, и опять
обратился к Анне.