Неточные совпадения
— «И вам не страшно, — продолжал я,
обращаясь к капитанше, — оставаться в крепости, подверженной таким опасностям?» — «Привычка, мой
батюшка, — отвечала она.
—
Батюшки, неприятный какой, — забормотала серая старушка,
обращаясь к Самгину. — А Леонидушка-то не любит, если спорят с ним. Он — очень нервный, ночей не спит, все сочиняет, все думает да крепкий чай пьет.
— Не мешайте ему, матушка, — сказал Нил Андреич, — на здоровье, народ молодой! Так как же вы понимаете людей,
батюшка? —
обратился он
к Райскому, — это любопытно!
— Плутовка! — говорил Нил Андреич, грозя ей пальцем, — что,
батюшка, —
обратился он
к священнику, — не жаловалась ли она вам на исповеди на мужа, что он…
— Недостойная комедия, которую я предчувствовал, еще идя сюда! — воскликнул Дмитрий Федорович в негодовании и тоже вскочив с места. — Простите, преподобный отец, —
обратился он
к старцу, — я человек необразованный и даже не знаю, как вас именовать, но вас обманули, а вы слишком были добры, позволив нам у вас съехаться.
Батюшке нужен лишь скандал, для чего — это уж его расчет. У него всегда свой расчет. Но, кажется, я теперь знаю для чего…
— Дмитрий Федорович, слушай,
батюшка, — начал,
обращаясь к Мите, Михаил Макарович, и все взволнованное лицо его выражало горячее отеческое почти сострадание
к несчастному, — я твою Аграфену Александровну отвел вниз сам и передал хозяйским дочерям, и с ней там теперь безотлучно этот старичок Максимов, и я ее уговорил, слышь ты? — уговорил и успокоил, внушил, что тебе надо же оправдаться, так чтоб она не мешала, чтоб не нагоняла на тебя тоски, не то ты можешь смутиться и на себя неправильно показать, понимаешь?
— Я,
батюшка, останусь здесь со свечой и буду ловить мгновение. Пробудится, и тогда я начну… За свечку я тебе заплачу, —
обратился он
к сторожу, — за постой тоже, будешь помнить Дмитрия Карамазова. Вот только с вами,
батюшка, не знаю теперь как быть: где же вы ляжете?
Юрко, посреди сих взаимных поклонов, закричал,
обратись к своему соседу: «Что же? пей,
батюшка, за здоровье своих мертвецов».
— Вы все изволите шутить,
батюшка Кирила Петрович, — пробормотал с улыбкою Антон Пафнутьич, — а мы, ей-богу, разорились, — и Антон Пафнутьич стал заедать барскую шутку хозяина жирным куском кулебяки. Кирила Петрович оставил его и
обратился к новому исправнику, в первый раз
к нему в гости приехавшему и сидящему на другом конце стола подле учителя.
— Ну, что ж, кончил, что ли? —
обратилась к Евгению Павловичу Лизавета Прокофьевна. — Кончай скорей,
батюшка, ему спать пора. Или не умеешь? (Она была в ужасной досаде.)
— Вы выйдите,
батюшка, —
обратилась Анна Гавриловна
к Павлу.
— Он,
батюшка!.. Кому же, окромя его — варвара!.. Я,
батюшка, Михайло Поликарпыч, виновата уж, —
обратилась она
к полковнику, — больно злоба-то меня на него взяла: забежала в Петрушино
к егерю Якову Сафонычу. «Не подсидишь ли, говорю,
батюшка, на лабазе [Лабаз — здесь полати в лесу, полок или помост на деревьях, откуда бьют медведей.]; не подстрелишь ли злодея-то нашего?» Обещался прийти.
— Ну,
батюшка, —
обратился он как-то резко
к Неведомову, ударяя того по плечу, — я сегодня кончил Огюста Конта [Конт Огюст (1798—1857) — французский буржуазный философ, социолог, субъективный идеалист, основатель так называемого позитивизма.] и могу сказать, что все, что по части философии знало до него человечество, оно должно выкинуть из головы, как совершенно ненужную дрянь.
— Ну,
батюшка, это вы страху на них нагнали! —
обратился ко мне Дерунов, — думают, вот в смешном виде представит! Ах, господа, господа! а еще под хивинца хотите идти! А я, Машенька, по приказанию вашему,
к французу ходил. Обнатурил меня в лучшем виде и бороду духами напрыскал!
Наконец генерал надумался и
обратился к «
батюшке». Отец Алексей был человек молодой, очень приличного вида и страстно любимый своею попадьей. Он щеголял шелковою рясой и возвышенным образом мыслей и пленил генерала, сказав однажды, что"вера — главное, а разум — все равно что слуга на запятках: есть надобность за чем-нибудь его послать — хорошо, а нет надобности — и так простоит на запятках!"
—
Батюшка! Трофим Николаич доброго здоровья тебе желает! — кричит Палагея Ивановна и,
обращаясь к приказному, прибавляет, — кушай,
батюшка, кушай на здоровье!
— Где ей,
батюшка, Петр Парамоныч, в этаком деле смыслить! — вступается Архип и,
обращаясь к Феклинье, прибавляет: — Ты смотри, самовар скорее ставь для гостей дорогих!
— Послушайте,
батюшка, —
обратился к нему магистр, — сейчас мы будем пить за здоровье вашего вице-губернатора. Нельзя ли его попросить сюда? Он в карты там играет. Можно ведь, я думаю? Он парень хороший.
— Совсем не mais, вовсе не mais! — воскликнула Варвара Петровна, срываясь со стула. —
Батюшка, —
обратилась она
к священнику, — это, это такой человек, это такой человек… его через час опять переисповедать надо будет! Вот какой это человек!
— Вишь, дурачье! — сказал царевич,
обращаясь с усмешкой
к Басманову. — Они б хотели и жен и товар про себя одних держать! Да чего вы расхныкались? Ступайте себе домой; я, пожалуй, попрошу
батюшку за вас, дураков!
— Правда ваша,
батюшка, святая ваша правда. Прежде, как Богу-то чаще молились, и земля лучше родила. Урожаи-то были не нынешние, сам-четверт да сам-пят, — сторицею давала земля. Вот маменька, чай, помнит? Помните, маменька? —
обращается Иудушка
к Арине Петровне с намерением и ее вовлечь в разговор.
— Ну уж, ешь, ешь… Богослов! и суп, чай, давно простыл! — говорит она и, чтобы переменить разговор,
обращается к отцу благочинному: — С рожью-то,
батюшка, убрались?
Софья Николавна скоро одумалась, вновь раскаянье заговорило в ней, хотя уже не с прежнею силой; она переменила тон, с искренним чувством любви и сожаления она
обратилась к мужу, ласкала его, просила прощенья, с неподдельным жаром говорила о том, как она счастлива, видя любовь
к себе в
батюшке Степане Михайлыче, умоляла быть с ней совершенно откровенным, красноречиво доказала необходимость откровенности — и мягкое сердце мужа, разнежилось, успокоилось, и высказал он ей все, чего решился было ни под каким видом не сказывать, не желая ссорить жену с семьей.
—
Батюшка! — крикнул Петр,
обращаясь к отцу, который вбегал в эту минуту на двор, бледный и смущенный. — Ступай
к завалинке и вышибай окна; я с братом в избу!
Первую половину вопроса статский советник признал правильною и, дабы удовлетворить потерпевшую сторону,
обратился к уряднику, сказав: это все ты, каналья, сплетни разводишь! Но относительно проторей и убытков вымолвил кратко: будьте и тем счастливы, чего бог простил! Затем, запечатлев урядника, проследовал в ближайшее село, для исследования по доносу тамошнего
батюшки, будто местный сельский учитель превратно толкует события, говоря: сейте горохи, сажайте капусту, а о прочем не думайте!
Ваш уважаемый
батюшка письменно и устно
обращался к губернскому предводителю дворянства, прося его вызвать вас и поставить вам на вид все несоответствие поведения вашего со званием дворянина, которое вы имеете честь носить.
— Да,
батюшка! в переулке, в приходе Вознесения Господня. Теперь, сударь, — продолжал старик,
обращаясь к Рославлеву, — я не смею вас просить остановиться у меня…
— Сейчас, сударь, сейчас! Что,
батюшка Владимир Сергеевич, и вас зацепило? Эге-ге!.. подле самого локтя!.. Постойте-ка… Ого-го!.. Навылет! Ну, изрядно-с! Да не извольте скидать сюртука; мы лучше распорем рукав. Эй, Швалев! — продолжал он,
обращаясь к полковому фельдшеру, который стоял позади его с перевязками, — разрежь рукав, а я меж тем приготовлю инструменты.
— Да что будешь делать,
батюшка! Лошади, вы сами видите, заморенные… опять — жара. А петь мы не можем: мы не ямщики… Барашек, а барашек! — воскликнул вдруг мужичок,
обращаясь к прохожему в бурой свитчонке и стоптанных лаптишках, — посторонись, барашек!
— Это зачем ты воспротивился? — опять
обратилась бабушка
к генералу. ( — А ты,
батюшка, ступай, придешь, когда позовут, —
обратилась она тоже и
к обер-кельнеру, — нечего разиня-то рот стоять. Терпеть не могу эту харю нюрнбергскую!) — Тот откланялся и вышел, конечно не поняв комплимента бабушки.
— Немного. Пятьдесят фридрихсдоров я тебе дам взаймы, если хочешь. Вот этот самый сверток и бери, а ты,
батюшка, все-таки не жди, тебе не дам! — вдруг
обратилась она
к генералу.
— Ну, что ж ты,
батюшка, стал предо мною, глаза выпучил! — продолжала кричать на меня бабушка, — поклониться — поздороваться не умеешь, что ли? Аль загордился, не хочешь? Аль, может, не узнал? Слышишь, Потапыч, —
обратилась она
к седому старичку, во фраке, в белом галстуке и с розовой лысиной, своему дворецкому, сопровождавшему ее в вояже, — слышишь, не узнает! Схоронили! Телеграмму за телеграммою посылали: умерла аль не умерла? Ведь я все знаю! А я, вот видишь, и живехонька.
— Милостивые государи! Я пригласил вас по следующему случаю. Становлюсь я стар, государи мои, немощи одолевают… Уже и предостережение мне было, смертный же час, яко тать в нощи, приближается… Не так ли,
батюшка? —
обратился он
к священнику.
— Это слуга моего отца, — сказал Кураев,
обращаясь к Павлу, — и по сю пору большой охотник до всех церемоний.
Батюшка жил барином.
— По недоразумению моему готов: честь имею вас проздравить,
батюшка Владимир Андреич, и честь имею вас проздравить, благодетельница наша Марья Ивановна. Проздравление мое приношу вам, Надежда Владимировна, — говорил он, подходя
к руке барина, барыни и барышни, — а вам и выразить, не могу, — отнесся он
к невесте. — А вам осмеливаюсь только кланяться и возносить за вас молитвы
к богу, — заключил он,
обращаясь к жениху, и раскланялся перед ним, шаркнувши обеими ногами.
— Ну, душка, — говорил, унявшись, Масуров и
обращаясь к жене, — вели-ка нам подать закусить, знаешь, этого швейцарского сырку да хереску. Вы, братец, извините меня, что я ушел; страстишка! Нельзя: старый, знаете, коннозаводчик. Да, черт возьми! Славный был у меня завод! Как вам покажется, Павел Васильич? После
батюшки мне досталось одних маток две тысячи.
— Ну, хорошо. Да что, Миша, я никак старосты не добьюсь; вели ему прийти ко мне завтра пораньше, у меня с ним дела будет много. Без меня у вас, я вижу, всё не так идет. Ну, довольно, устала я, везите меня, вы… Прощайте,
батюшка, имени и отчества не помню. — прибавила она,
обратившись к Владимиру Сергеичу, — извините старуху. А вы, внучки, не провожайте меня. Не надо. Вам бы только всё бегать. Сидите, сидите да уроки твердите, слышите. Маша вас балует. Ну, ступайте.
Батюшки мои! Как оконфузился Алексей Пантелеймонович, увидев премудрость, каковой в век его никому и во сне не снилось! Покраснел, именно, как хорошо уваренный рак. NB. Правду сказать, и было отчего! И, схватив свою бумагу, он смял ее при всех и, утирая пот с лица, сказал задушающим голосом:"После такой глубины премудрости все наши знания ничто. Счастливое потомство, пресчастливое потомство! Голова!"заключил Алексей Пантелеймонович,
обратись к батеньке и на слове голова подмигивая на Петруся.
— Вы, что ли,
батюшка, девочку-то отвезете? —
обратилась она
к Вельчанинову, — семейство, что ли, у вас? Хорошо,
батюшка, сделаете: ребенок смирный, от содома избавите.
— Сейчас,
батюшка Егор Иваныч, сейчас, — засуетился Степан. — Марья, — неуверенно
обратился он
к жене, — как бы ты там постаралась самовар? Господа будут чай пить.
А все ты, малоумная баба, испортила его», — прибавил
батюшка,
обращаясь к матушке.
Мерчуткина. Я,
батюшка, в пяти местах уже была, нигде даже прошения не приняли. Я уж и голову потеряла, да спасибо зятю Борису Матвеичу, надоумил
к вам сходить. «Вы, говорит, мамаша,
обратитесь к господину Шипучину: они влиятельный человек, все могут…» Помогите, ваше превосходительство!
— И-и,
батюшка, я в пяти местах уже была, и везде даже прошения не взяли! — сказала Щукина. — Я уж и голову потеряла, да спасибо, дай бог здоровья зятю Борису Матвеичу, надоумил
к вам сходить. «Вы, говорит, мамаша,
обратитесь к господину Кистунову: он влиятельный человек, для вас все может сделать»… Помогите, ваше превосходительство!
— Ай,
батюшки! Совсем позабыла!.. — вскликнула Фленушка, внезапно прервав песню. — Спишь все, —
обратилась она
к задремавшей под унылую свадебную песню Параше. — Смотри, дева, не проспи Царства Небесного!.. А еще невеста!.. Срам даже смотреть-то на тебя!
— Вот,
батюшка мой, —
обратился майор
к Устинову, когда кухарка вышла за дверь, — это вот тоже новости последнего времени. Прежде, бывало, идет куда, так непременно хоть скажется, а нынче — вздумала себе — хвать! оделась и шмыг за ворота! Случись что в доме, храни Бог, так куда и послать-то за ней, не знаешь. И я же вот еще свободы ее при этом лишаю!
— А как теперь,
батюшка, душевой-то надел тех, что убиты, в чью пользу пойдет? — тут же
обратилась Драчиха
к становому
— А, хамова душа твоя! — с каким-то самодовольно-торжествующим видом
обратилась она
к больному. — Так и ты тоже бунтовать! Я тебе лесу на избу дала, а ты бунтовать, бесчувственное, неблагодарное ты дерево эдакое! Ну, да ладно! Вот погоди, погоди! выздоравливай-ка, выздоравливай-ка! Вы,
батюшка, доктор, что ли? —
обратилась она вдруг
к Хвалынцеву.
— Ну,
батюшка, —
обращаются к ревизору, — раздавайте-ка сегодня жалованье.
— Отчего Каин убил своего брата Авеля? —
обратился батюшка к толстой рыхлой не по годам девочке.
— Ну ты, Соня Кузьменко, скажи! —
обратился батюшка к худенькой желтолицей скуластой девочке лет десяти, самой толковой и восприимчивой на научные предметы, особенно на Закон Божий.