Неточные совпадения
— Мошенник! — сказал Собакевич очень хладнокровно, — продаст,
обманет, еще и пообедает с вами! Я их знаю всех: это всё мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником
погоняет. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
— Ступай, Мавра, ступай, — отвечал он, махая на нее руками и торопясь
прогнать ее. — Я буду рассказывать все, что было, все, что есть, и все, что будет, потому что я все это знаю. Вижу, друзья мои, вы хотите знать, где я был эти пять дней, — это-то я и хочу рассказать; а вы мне не даете. Ну, и, во-первых, я тебя все время
обманывал, Наташа, все это время, давным-давно уж
обманывал, и это-то и есть самое главное.
Им непременно должно было казаться, что я поддаюсь на их
обманы и хитрости, и если б, напротив, я им отказывал и
прогонял их, то, я уверен, они стали бы несравненно более уважать меня.
— Думаешь — она не знает, что я ее
обманываю? — сказал он, подмигнув и кашляя. — Она — зна-ет! Она сама хочет, чтобы
обманули. Все врут в этом деле, это уж такое дело, стыдно всем, никто никого не любит, а просто — баловство! Это больно стыдно, вот, погоди, сам узнаешь! Нужно, чтоб было ночью, а днем — в темноте, в чулане, да! За это бог из рая
прогнал, из-за этого все несчастливы…
Пугачев два дня бродил то в одну, то в другую сторону,
обманывая тем высланную
погоню. Сволочь его, рассыпавшись, производила обычные грабежи. Белобородов пойман был в окрестностях Казани, высечен кнутом, потом отвезен в Москву и казнен смертию. Несколько сотен беглецов присоединились к Пугачеву. 18 июля он вдруг устремился к Волге, на Кокшайский перевоз, и в числе пятисот человек лучшего своего войска переправился на другую сторону.
Елпидифору Мартынычу князь не говорил об этом письме, потому что не знал еще, что тот скажет: станет ли он подтверждать подозрение князя в том, что его
обманывают, или будет говорить, что княгиня невинна; но князю не хотелось ни того, ни другого слышать: в первом случае пропал бы из его воображения чистый образ княгини, а во втором — он сам себе показался бы очень некрасивым нравственно, так как за что же он тогда почти насильно
прогнал от себя княгиню?
Их действительно тотчас же
прогнали, несмотря на их крики и протесты: они кричали оба разом и доказывали, что бабушка им же должна, что она их в чем-то
обманула, поступила с ними бесчестно, подло.
— Послушай, Авдей, — с жаром заговорил Кистер и сел подле него. — Ты знаешь, я тебя люблю. (У Лучкова покривилось лицо.) Но одно мне в тебе, признаюсь, не нравится… именно то, что ты ни с кем знаться не хочешь, всё дома сидишь, всякого сближения с хорошими людьми избегаешь. Ведь, наконец, есть же хорошие люди! Ну, положим, ты был
обманут в жизни, ожесточился, что ли; не бросайся на шею каждому, но почему же тебе всех отвергать? Ведь этак ты и меня, пожалуй, когда-нибудь
прогонишь.
— Никакого
обмана нет — это ошибкой подкралось. Остальное вы сами знаете. Слово «подкралось» так вдруг лишило меня рассудка, что я наделал все, что вы знаете. Я их
прогнал, как грубиян. И вот теперь, когда я все это сделал — открыл в себе татарина и разбил навсегда свое семейство, я презираю и себя, и всю эту свою борьбу, и всю возню из-за Никитки: теперь я хочу одного — умереть! Отец Федор думает, что у меня это прошло, но он ошибается: я не стану жить.
Русаков. Ты, сестра, молчи — это не твое дело. Дуня, не дури! Не печаль отца на старости лет. Выкинь блажь-то из головы. Отец лучше тебя знает, что делает. Ты думаешь, ему ты нужна? Ему деньги нужны, дура! Он тебя только
обманывает, он выманит деньги-то, а тебя
прогонит через неделю. У меня есть для тебя жених: Иван Петрович; уж я ему обещал.
Дальновидность Семидалова, однако, его не
обманула, и вскоре она действительно
прогнала его, но путем этой его тактичности он достиг, что в сердце Минкиной потухшая к нему страсть не перешла в ненависть, как это было относительно других ее фаворитов; он не был ни сослан в Сибирь, ни сдан в солдаты, а напротив, стал постепенно повышаться в иерархии графской дворни.
После этого можно было надеяться, что нижегородцы уже не посмеют теперь выбирать с него свои долги и не
погонят его в Балахну на варницы, но нижегородцы ничем этим не прельстились: они продолжали видеть в Баранщикове «бродягу», за которого другие рабочие люди должны платить подати, да еще терпеть его мошеннические
обманы, и потому они остались непреклонными и опять приступили с своими требованиями, чтобы послать его в Балахну на варницы.
— Только рада Бога, княжна матушка, прикажите их
прогнать и не ходите к ним. Всё
обман один, — говорила Дуняша, — а Яков Алпатыч приедут ж поедем… а вы не извольте…