Неточные совпадения
Ветер, встряхивая деревья, срывал сухой лист, все быстрее
плыли облака, гася и зажигая звезды.
Над крышами домов быстро
плыли облака, в сизой туче за Москвой-рекой сверкнула молния.
Утро было пестрое, над влажной землей гулял теплый ветер, встряхивая деревья, с востока
плыли мелкие
облака, серые, точно овчина; в просветах бледно-голубого неба мигало и таяло предосеннее солнце; желтый лист падал с берез; сухо шелестела хвоя сосен, и было скучнее, чем вчера.
Она все сидела, точно спала — так тих был сон ее счастья: она не шевелилась, почти не дышала. Погруженная в забытье, она устремила мысленный взгляд в какую-то тихую, голубую ночь, с кротким сиянием, с теплом и ароматом. Греза счастья распростерла широкие крылья и
плыла медленно, как
облако в небе, над ее головой.
После нескольких звуков открывалось глубокое пространство, там являлся движущийся мир, какие-то волны, корабли, люди, леса,
облака — все будто
плыло и неслось мимо его в воздушном пространстве. И он, казалось ему, все рос выше, у него занимало дух, его будто щекотали, или купался он…
Полноводье еще не сбыло, и река завладела плоским прибрежьем, а у крутых берегов шумливо и кругами омывали подножия гор. В разных местах, незаметно, будто не двигаясь,
плыли суда. Высоко на небе рядами висели
облака.
Мы
плыли в
облаке, которое неслось с неимоверной быстротою, закрывая горы, берега, воду, наконец, небо и луну.
Я поспешно вылез наружу и невольно закрыл глаза рукой. Кругом все белело от снега. Воздух был свежий, прозрачный. Морозило. По небу
плыли разорванные
облака; кое-где виднелось синее небо. Хотя кругом было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце. Прибитая снегом трава лежала полосами. Дерсу собрал немного сухой ветоши, развел небольшой огонек и сушил на нем мои обутки.
Впрочем, я старался о них не думать; бродил не спеша по горам и долинам, засиживался в деревенских харчевнях, мирно беседуя с хозяевами и гостями, или ложился на плоский согретый камень и смотрел, как
плыли облака, благо погода стояла удивительная.
Солнце садилось великолепно. Наполовину его уж не было видно, и на краю запада разлилась широкая золотая полоса. Небо было совсем чистое, синее; только немногие
облака, легкие и перистые,
плыли вразброд, тоже пронизанные золотом. Тетенька сидела в креслах прямо против исчезающего светила, крестилась и старческим голоском напевала: «Свете тихий…»
Белый цвет — это цвет холодного снега, цвет высочайших
облаков, которые
плывут в недосягаемом холоде поднебесных высот, — цвет величавых и бесплодных горных вершин…
И он снова принимается прислушиваться к тишине, ничего не ожидая, — и в то же время как будто беспрестанно ожидая чего-то: тишина обнимает его со всех сторон, солнце катится тихо по спокойному синему небу, и
облака тихо
плывут по нем; кажется, они знают, куда и зачем они
плывут.
По небу, бледно-голубому, быстро
плыла белая и розовая стая легких
облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать смотрела на
облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Под влиянием этого чувства я тоже умерил свою резвость. Применяясь к тихой солидности нашей дамы, оба мы с Валеком, усадив ее где-нибудь на траве, собирали для нее цветы, разноцветные камешки, ловили бабочек, иногда делали из кирпичей ловушки для воробьев. Иногда же, растянувшись около нее на траве, смотрели в небо, как
плывут облака высоко над лохматою крышей старой «каплицы», рассказывали Марусе сказки или беседовали друг с другом.
Вода тоже сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми домами, рядами лавок, окрашенных в грязно-желтый цвет. Когда сквозь
облака смотрит белесое солнце, все вокруг немножко посветлеет, вода отражает серую ткань неба, — наша лодка висит в воздухе между двух небес; каменные здания тоже приподнимаются и чуть заметно
плывут к Волге, Оке. Вокруг лодки качаются разбитые бочки, ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой змеей проплывет жердь или бревно.
Ярко светит солнце, белыми птицами
плывут в небе
облака, мы идем по мосткам через Волгу, гудит, вздувается лед, хлюпает вода под тесинами мостков, на мясисто-красном соборе ярмарки горят золотые кресты. Встретилась широкорожая баба с охапкой атласных веток вербы в руках — весна идет, скоро Пасха!
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние, по небу
плыли тяжелые
облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени
облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви к движению, к жизни.
Вот и
облако расступилось, вот и Америка, а сестры нет, и той Америки нет, о которой думалось так много над тихою Лозовою речкой и на море, пока корабль
плыл, колыхаясь на волнах, и океан пел свою смутную песню, и
облака неслись по ветру в высоком небе то из Америки в Европу, то из Европы в Америку…
Внизу шли люди, ехали большие фургоны, проходили, позванивая, вагоны конно-железной дороги; вверху, по синему небу
плыли облака, белые, светлые, совсем, как наши.
Подымались, исчезали в
облаке пыли и опять
плыли сверху, между тем как внизу гигантские краны бесшумно ворочались на своих основаниях, подхватывая все новые платформы с глыбами кирпичей и гранита…
Кожемякин, провожая его, вышел на улицу: отягощение
плыли облака, точно огромные сытые птицы; белое солнце, являясь между их широких крыльев, безрадостно смотрело минуту на пыльную, сухую землю и пряталось.
Мелко изорванные
облака тихо
плыли по небу, между сизыми хлопьями катилась луна, золотя их мохнатые края. Тонкие ветви черёмухи и лип тихо качались, и всё вокруг — сад, дом, небо — молча кружилось в медленном хороводе.
Он обещал. Когда Люба ушла, он тоже стал расхаживать по комнате, глядя в пол, как бы ища её следы, а в голове его быстро, точно белые
облака весны,
плыли лёгкие мысли...
Я смотрел, куда старуха указывала своей дрожащей рукой с кривыми пальцами, и видел: там
плыли тени, их было много, и одна из них, темней и гуще, чем другие,
плыла быстрей и ниже сестер, — она падала от клочка
облака, которое
плыло ближе к земле, чем другие, и скорее, чем они.
В синем небе над маленькой площадью Капри низко
плывут облака, мелькают светлые узоры звезд, вспыхивает и гаснет голубой Сириус, а из дверей церкви густо льется важное пение органа, и всё это: бег
облаков, трепет звезд, движение теней по стенам зданий и камню площади — тоже как тихая музыка.
Надо мной расстилалось голубое небо, по которому тихо
плыло и таяло сверкающее
облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев, с высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то незнакомый шалаш, влево — серый неуклюжий столб с широкою дощатою крышей, с кружкой и с доской, на которой было написано...
Не радуется ли утро дню и день вечеру? — и не всегда ли
плывут облака, и не всегда ли светит солнце и плещется вода?
На заре Артамонов уехал, бережно увозя впечатление ласкового покоя, уюта и почти бесплотный образ сероглазой, тихой женщины, которая устроила этот уют.
Плывя в шарабане по лужам, которые безразлично отражали и золото солнца и грязные пятна изорванных ветром
облаков, он, с печалью и завистью, думал...
И быстро, точно
облака, гонимые ветром,
плыли месяца, слагались в годы.
Погода к вечеру разгулялась; по синему небу белыми шапками
плыли вереницы
облаков; лес и трава блестели самыми свежими цветами.
Думаю: надо будет упомянуть где-нибудь в рассказе, что
плыло облако, похожее на рояль.
В полночь Успеньева дня я шагаю Арским полем, следя, сквозь тьму, за фигурой Лаврова, он идет сажен на пятьдесят впереди. Поле — пустынно, а все-таки я иду «с предосторожностями», — так советовал Лавров, — насвистываю, напеваю, изображая «мастерового под хмельком». Надо мною лениво
плывут черные клочья
облаков, между ними золотым мячом катится луна, тени кроют землю, лужи блестят серебром и сталью. За спиною сердито гудит город.
День был холодный, пестрый, по синему, вымороженному зимою небу быстро
плыли облака, пятна света и теней купались в ручьях и лужах, то ослепляя глаза ярким блеском, то лаская взгляд бархатной мягкостью. Нарядно одетые девицы павами
плыли вниз по улице, к Волге, шагали через лужи, поднимая подолы юбок и показывая чугунные башмаки. Бежали мальчишки с длинными удилищами на плечах, шли солидные мужики, искоса оглядывая группу у нашей лавки, молча приподнимая картузы и войлочные шляпы.
С парохода кричали в рупор, и глухой голос человека был так же излишен, как лай и вой собак, уже всосанный жирной ночью. У бортов парохода по черной воде желтыми масляными пятнами
плывут отсветы огней и тают, бессильные осветить что-либо. А над нами точно ил течет, так вязки и густы темные, сочные
облака. Мы все глубже скользим в безмолвные недра тьмы.
Тысячи глаз смотрят вдаль, и вокруг меня
плывёт, точно
облако, тёплый и густой шёпот...
Храм, как густое душистое
облако, колеблется и
плывёт в тихом шёпоте неясной мне молитвы.
Твердо стоя на скачущей телеге, на облучке которой подпрыгивал ямщик, Александр Афанасьевич не колебался ни направо, ни налево, а
плыл точно на колеснице как триумфатор, сложив на груди свои богатырские руки и обдавая целым
облаком пыли следовавшую за ними шестериком коляску и легкий тарантасик.
Бурмистров вздрагивал от холода. Часто повторяемый вопрос — что делать? — был близок ему и держал его в углу, как собаку на цепи. Эти зажиточные люди были не любимы им, он знал, что и они не любят его, но сегодня в его груди чувства
плыли подобно
облакам, сливаясь в неясную свинцовую массу. Порою в ней вспыхивал какой-то синий болотный огонек и тотчас угасал.
Он затянулся махоркой, посмотрев кверху, где тихо качались верхушки лиственниц и
плыли белые
облака, и сказал...
Над сосною в густом синем небе
плыло растрёпанное жёлтое
облако. Все звуки разъединились и, устало прижимаясь к земле, засыпали в теплоте её.
Небо было ясное, чистое, нежно-голубого цвета. Легкие белые
облака, освещенные с одной стороны розовым блеском, лениво
плыли в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел, отливая в иных местах перламутром и серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные пальцы, тянулись вверх по небу золотые полосы от лучей еще не взошедшего солнца.
Ночь продолжала тихо ползти над Леной. Взошла луна, красная, как кровь, и опять закатилась за вершину близкой горы. Северная Медведица спустилась низко, все растягиваясь и вырастая… Потом мутное
облако поглотило редкие звезды, а наша лодка все
плыла… Я как-то не заметил, как мы еще раз перерезали реку, и спохватился только, когда лодка зашуршала килем по песку.
Вечно
плывут и
плывут облака,
Белые башни роняют в моря.
Туманы седые
плывутК
облакам,
Пастушки младые спешат
К пастушкам.
Небо синее-синее, как синевато-лазурный глазок незабудки. Недосягаемые, гордые и красивые
плывут по нему белые корабли
облаков… То причудливыми птицами, то диковинными драконами, то далекими, старинными городами с бойницами, башнями, со шпицами церквей, кажутся они обманчивыми призраками из своего лазурного далека…
Токарев облегченно вздохнул и поднялся. В комнате было сильно накурено. Он осторожно открыл окно на двор. Ветер утих, по бледному небу
плыли разорванные, темные
облака. Двор был мокрый, черный, с крыш капало, и было очень тихо. По тропинке к людской неслышно и медленно прошла черная фигура скотницы. Подул ветерок, охватил тело сырым холодом. Токарев тихонько закрыл окно и лег спать.
По чистому, глубоко синему небу
плыли белые
облака. Над сжатыми полями большими стаями носились грачи и особенно громко, не по-летнему, кричали. Пролетка взъехала на гору. Вдали, на конце равнины, среди густого сада серел неуклюжий фасад изворовского дома с зеленовато-рыжею, заржавевшею крышею. С странным чувством, как на что-то новое, Токарев смотрел на него.
Над двором на небе
плыла уже луна; она быстро бежала в одну сторону, а
облака под нею в другую;
облака уходили дальше, а она всё была видна над двором. Матвей Саввич помолился на церковь и, пожелав доброй ночи, лег на земле около повозки. Кузька тоже помолился, лег в повозку и укрылся сюртучком; чтобы удобнее было, он намял себе в сене ямочку и согнулся так, что локти его касались коленей. Со двора видно было, как Дюдя у себя внизу зажег свечку, надел очки и стал в углу с книжкой. Он долго читал и кланялся.
Прикусили мундштуки, задами друг на дружку нажали, выстроились по четверо в ряд, да как дернут марш-маршем к золотым королевским кровлям, что над холмом светлым маревом горели, — аж седоков к луке будто ветер пригнул. Ни топота, ни хруста:
облака над лесной полянкой вперегонку
плывут, — поди-ка услышь-ка…
Там, откуда ночью лил дождь и где перекатывался гром, освещая свой ночной путь среди туч и хаоса, теперь было тихо, лазурно и по-небесному просторно. Безмолвно и широко
плыли редкие
облака по своим невидимым путям, солнце одиноко царило, и не было ни шума, ни голосов земных и ни единого знака земного, который обозначал бы преграду.