Неточные совпадения
— В город? Да как же?.. а дом-то как оставить? Ведь у меня
народ или вор, или мошенник: в день так
оберут, что и кафтана не на чем будет повесить.
Погубить же, разорить, быть причиной ссылки и заточения сотен невинных людей вследствие их привязанности к своему
народу и религии отцов, как он сделал это в то время, как был губернатором в одной из губерний Царства Польского, он не только не считал бесчестным, но считал подвигом благородства, мужества, патриотизма; не считал также бесчестным то, что он
обобрал влюбленную в себя жену и свояченицу.
На поверку оказалось, что Замараев действительно знал почти все, что делалось в Заполье, и мучился, что «новые
народы»
оберут всех и вся, — мучился не из сожаления к тем, которых
оберут, а только потому, что сам не мог принять деятельного участия в этом обирании. Он знал даже подробности готовившегося похода Стабровского против других винокуров и по-своему одобрял.
— Да сто, васе пиисхадитество! Известно-с: все
обобрали, сто было… вон халатиско какой дали-с. У них, васе пиисхадитество,
народ, все пьяница такой-с; пожалуй, еще пропьют; а у меня платье хоросее было-с.
Под навесом среди площади, сделанным для защиты от дождя и снега, колыхался
народ, ищущий поденной работы, а между ним сновали «мартышки» и «стрелки». Под последним названием известны нищие, а «мартышками» зовут барышников. Эти — грабители бедняка-хитровака, обувающие, по местному выражению, «из сапог в лапти», скупают все, что имеет какую-либо ценность, меняют лучшее платье на худшее или дают «сменку до седьмого колена», а то и прямо
обирают, чуть не насильно отнимая платье у неопытного продавца.
И вот направился я по сим местам, вместе с тем самым бродячим
народом, который и нашу обитель сотнями наполнял по праздникам. Братия относилась к нему безучастно или враждебно — дескать, дармоеды — старалась
обобрать у них все пятаки, загоняла на монастырские работы и, всячески выжимая сок из этих людей, пренебрегала ими. Я же, занятый своим делом, мало встречался с пришлыми людьми, да и не искал встреч, считая себя человеком особенным в намерениях своих и внутренно ставя образ свой превыше всех.
На больших дорогах тоже: почесть что проезду не стало, и не то чтоб одиночников из простого
народа обирал, а ладил, нельзя ли экипаж шестериком, восьмериком, даже самые почты остановить, или к помещикам, которые побогатее, наедет с шайкой в усадьбу и сейчас денег требует, если господин не дает или запирается, просто делали муки адские: зажгут веники и горячими этими прутьями парят.
— Разве что приказчика, — сказала Манефа. — Только народ-от ноне каков стал!.. Совести нет ни в ком — как раз
оберут.
— Ярманка, сударь, место бойкое, недобрых людей в ней довольно, всякого званья
народу у Макарья не перечтешь. Все едут сюда, кто торговать, а кто и воровать… А за нашим хозяином нехорошая привычка водится: деньги да векселя завсегда при себе носит… Долго ль до греха?.. Подсмотрит какой-нибудь жулик да в недобром месте и
оберет дочиста, а не то и уходит еще, пожалуй… Зачастую у Макарья бывают такие дела. Редкая ярманка без того проходит.