«Слава Богу, если еще есть поварня! — говорил отец Никита, — а то и не бывает…» — «Как же тогда?» — «Тогда
ночуем на снегу». — «Но не в сорок градусов, надеюсь». — «И в сорок ночуем: куда ж деться?» — «Как же так? ведь, говорят, при 40˚ дышать нельзя…» — «Трудно, грудь режет немного, да дышим. Мы разводим огонь, и притом в снегу тепло. Мороз ничего, — прибавил он, — мы привыкли, да и хорошо закутаны. А вот гораздо хуже, когда застанет пурга…»
Неточные совпадения
Печь дышала в спину Клима Ивановича, окутывая его сухим и вкусным теплом, тепло настраивало дремотно, умиротворяло, примиряя с необходимостью остаться среди этих людей, возбуждало какие-то быстрые, скользкие мысли. Идти
на вокзал по колено в
снегу, под толчками ветра — не хотелось, а
на вокзале можно бы
ночевать у кого-нибудь из служащих.
Однако мы прошли еще 4 км, а стойбище, как заколдованное, уходило от нас все дальше и дальше. Пора было становиться
на бивак, но обидно было копаться в
снегу и
ночевать по соседству с юртами.
На все вопросы, далеко ли еще, удэгеец отвечал коротко...
На третьем или четвертом году после свадьбы отец уехал по службе в уезд и
ночевал в угарной избе. Наутро его вынесли без памяти в одном белье и положили
на снег. Он очнулся, но половина его тела оказалась парализованной. К матери его доставили почти без движения, и, несмотря
на все меры, он остался
на всю жизнь калекой…
Часов в десять утра куропатки улетают в те места, где
ночевали, и проводят там
на отдыхе несколько часов: лежат до половины зарывшись в
снег и даже спят.
Я поставил им водопойку, а когда вода замерзала, то клал
снегу; поставил две небольшие березки,
на которых птички сидели и
ночевали, и навалил
на пол всякого корма.
Промелькнула мысль о том, что работник отпросился
ночевать к себе в деревню и ушел уже давно; вчера резали свинью, и громадные кровяные пятна были
на снегу,
на санях и даже одна сторона колодезного сруба была обрызгана кровью, так что если бы теперь вся семья Якова была в крови, то это не могло бы показаться подозрительным.
И об этом-то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам
ночуют в
снегу при 15-ти градусах мороза; когда дня только 7 и 8 часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженьи,
на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, — об этом-то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда-то, а Тормасов туда-то, и как Чичагов должен был передвинуться туда-то (передвинуться выше колена в
снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д. и т. д.