Неточные совпадения
Тогда
человек счастливым голоском заявил, что этот
номер нужно дезинфицировать, и предложил перенести вещи Варвары в другой, и если господин Самгин желает ночевать здесь, это будет очень приятно администрации гостиницы.
Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и
людям даны умиление и радость весны, а считалось священым и важным то, что накануне получена была за
номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к 9-ти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта — две женщины и один мужчина.
Молодые
люди шутили и смеялись, а доктор улыбался своей докторской улыбкой и нервно потирал руки. В последнее время он часто начинал жаловаться на головные боли и запирался в своем
номере по целым дням.
Тятенька, обнаковенно, прибежал с ливольвером и сейчас Виктора Васильича за ногу и, с позволения сказать, как кошку, в
номер к себе утащил: «Кто таков
человек есть?» А Виктор Васильич, не будь плох, отвечает: «Моисей».
— В «Золотом якоре», в
номерах для приезжающих. Занял рублевый
номер, — рапортовала Хиония Алексеевна. — С ним приехал
человек… три чемодана… Как приехал, так и лег спать.
— Действительно, тесновато, — всхлопотался он, — но я к этим
номерам привык, да и хозяин здешний хороший, справедливый
человек. Хочешь, я соседний
номер велю отворить, тогда у нас будут две комнаты, вместо одной.
Притом же Бурмакин, как
человек небогатый и нетребовательный, остановился у Сухаревой, в
номерах, где тоже было шумно и вдобавок тесно и неопрятно.
Керосинка не раз решала судьбу
людей. Скажем, у актрисы А. есть керосинка. Актер Б., из соседнего
номера, прожился, обедая в ресторане. Случайный разговор в коридоре, разрешение изжарить кусок мяса на керосинке… Раз, другой…
Понемногу на место вымиравших помещиков
номера заселялись новыми жильцами, и всегда на долгие годы. Здесь много лет жили писатель С. Н. Филиппов и доктор Добров, жили актеры-москвичи, словом, спокойные, небогатые
люди, любившие уют и тишину.
Один молодой
человек, развязный и красивый, в фуражке с приплюснутыми полями, лихо надетой набекрень, в шелковой рубашке, опоясанной шнурком с кисточками, тоже повел ее с собой в
номера, спросил вина и закуску, долго врал Любке о том, что он побочный сын графа н что он первый бильярдист во всем городе, что его любят все девки и что он из Любки тоже сделает фартовую «маруху».
Он стоял около своего
номера, прислонившись к стене, и точно ощущал, видел и слышал, как около него и под ним спят несколько десятков
людей, спят последним крепким утренним сном, с открытыми ртами, с мерным глубоким дыханием, с вялой бледностью на глянцевитых от сна лицах, и в голове его пронеслась давнишняя, знакомая еще с детства мысль о том, как страшны спящие
люди, — гораздо страшнее, чем мертвецы.
Старик, почуяв во мне знающего конские дела
человека, пригласил зайти к нему в
номер побеседовать на сон грядущий.
Уцелевшие у газетчиков
номера продавались нарасхват по 5 рублей из-под полы. Вылетел со службы цензор Никотин, в общем очень милый и образованный
человек, лучший из цензоров того времени.
— Каким образом вы, такой богатый
человек, — возразила ему немножко обеспокоенным голосом Миропа Дмитриевна, — станете жить в
номерах, тем больше, что вы теперь, вероятно, уж женились?
— Сколько раз, по целому году там живал! — соврал камергер, ни разу не бывавший за границей. — Но там
номера существуют при других условиях; там в так называемых chambres garnies [меблированные комнаты (франц.).] живут весьма богатые и знатные
люди; иногда министры занимают даже помещения в отелях. Но вы решились в нашей полуазиатской Москве затеять то же, виват вам, виват! Вот что только можно сказать!
Вскоре дверь за нею захлопнулась, и дом старой барыни, недавно еще встревоженный, стоявший с открытою дверью и с
людьми на крыльце, которые останавливали расспросами прохожих, опять стал в ряд других, ничем не отличаясь от соседей; та же дверь с матовым стеклом и черный
номер: 1235.
Бесчисленное количество газетных мальчишек, ожидавших выхода
номера и развлекавшихся пока чем попало, разделили свое внимание между этими водолазами и странно одетым
человеком, которого они засыпали целой тучей звонких острот.
Корзина с провизией склонилась в руках ослабевшего
человека, сидевшего в углу вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и на место билета положил туда же белую картонную марку с
номером. Огромный
человек крепко спал, сидя, и на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
Там, в
номере, к нему почти каждый день приходил отец Захария,
человек тучный, добрый и весёлый, с опухшими веками и больными глазами в дымчатых очках, крестясь, садился за стол к самовару и говорил всегда одно и то же...
На дачу я готовился переезжать в очень дурном настроении. Мне все казалось, что этого не следовало делать. К чему тревожить и себя и других, когда все уже решено. Мне казалось, что еду не я, а только тень того, что составляло мое я. Будет обидно видеть столько здоровых, цветущих
людей, которые ехали на дачу не умирать, а жить. У них счастливые
номера, а мой вышел в погашение.
— Да-с, а теперь я напишу другой рассказ… — заговорил старик, пряча свой
номер в карман. — Опишу молодого
человека, который, сидя вот в такой конурке, думал о далекой родине, о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому
человеку частенько нечем платить за квартиру, и он по ночам пишет, пишет, пишет. Прекрасное средство, которым зараз достигаются две цели: прогоняется нужда и догоняется слава… Поэма в стихах? трагедия? роман?
— Я уж собрался к вам зайти, Владимир Алексеевич. Скажу вам неприятность, но под величайшим секретом. Если возможно, поскорее уезжайтe из Москвы куда-нибудь. Да. В участке получена из охранного отделения секретная бумага о высылке из Москвы на время коронации неблагонадежных
людей, и в числе их стоит и ваша фамилия. Вы живете в
номерах «Англия»? Там указано это.
Коридорный, маленький
человек с бледным, стертым лицом, внес самовар и быстро, мелкими шагами убежал из
номера. Старик разбирал на подоконнике какие-то узелки и говорил, не глядя на Фому...
Князь мрачно и беспокойно посмотрел ему вслед. Жуквич прошел в один из смежных
номеров, в котором на диване, в довольно гордой позе, сидел молодой
человек и читал какой-то, должно быть, роман.
Зайцев отрицал искусство, которое, по его мнению, вредно, так как отвлекает
людей от производительного труда.], который недавно купил для меня же, и, сунув его подмышку, вышел, не оглядываясь, из
номера.
Слушая его, я думал, как предупредить незнакомых мне
людей на Рыбнорядской улице о том, что Никифорыч следит за ними? Там, в
номерах, жил недавно возвратившийся из ссылки, из Ялуторовска, Сергей Сомов,
человек, о котором мне рассказывали много интересного.
А намедни тут на дворе у нас грех вышел: комиссар, что ли,
люди сказывали,
номер в гостинице с вечера занял, а к утру и повесился.
Всякого разнообразия здесь было более, чем в гостиничных
номерах, доставшихся только особым избранникам, или под навесами постоялых дворов, где в вечном полумраке местились в повозках
люди второй руки.
Но Павел Мироныч рассердился на гостинника и стал его обвинять, что если за
номера деньги заплочены, так не надо было сторонних
людей без спроса под кровать накладывать.
— Сю-юда? Сюда невозможно… здесь хлеб пекут и… никак нельзя! Хозяин у нас строжайший
человек. Нужно будет пристроиться на ночь в ином месте… в
номере, скажем. Айда!
Вместе с Анной Сергеевной вошел и сел рядом молодой
человек с небольшими бакенами, очень высокий, сутулый; он при каждом шаге покачивал головой, и, казалось, постоянно кланялся. Вероятно, это был муж, которого она тогда в Ялте, в порыве горького чувства, обозвала лакеем. И в самом деле, в его длинной фигуре, в бакенах, в небольшой лысине было что-то лакейски-скромное, улыбался он сладко, и в петлице у него блестел какой-то ученый значок, точно лакейский
номер.
— Почтеннейшая публикум. Я приготовлял силовой
номер. Одной только одной правой рукой я могу поднять этого атлета вместе с его тяжестями, прибавив сюда еще пять
человек из зрителей, могу обнести эту тяжесть вокруг манежа и выбросить в конюшню. К сожалению, я вчера вывихнул себе руку. Но с позволения уважаемой публикум сейчас будут на экране волшебного фонаря показаны подлинные снимки с рекордных атлетических
номеров несравненного геркулеса и тореадора Батисто Пикколо.
— Я бы отдохнул немного, Нюничка. Нет ли свободного
номера? Здесь все
люди толкутся.
Огнев поглядывал на открытую голову и платок Верочки, и в душе его один за другим воскресали весенние и летние дни; то было время, когда вдали от своего серого петербургского
номера, наслаждаясь ласками хороших
людей, природой и любимым трудом, не успевал он замечать, как утренние зори сменялись вечерними и как один за другим, пророча конец лета, переставали петь сначала соловей, потом перепел, а немного позже коростель…
Маргаритов. Было. Вот какой был случай со мной. Когда еще имя мое гремело по Москве, дел, документов чужих у меня было, хоть пруд пруди. Все это в порядке, по шкапам, по коробкам, под
номерами; только, по глупости по своей, доверие я прежде к
людям имел; бывало, пошлешь писарька: достань, мол, в такой-то коробке дело; ну, он и несет. И выкрал у меня писарек один документ, да и продал его должнику.
Он сам хочет быть
номером вторым, потому что в этом видит назначение всего живущего; и действительно, роль его в повести напоминает отчасти Бизьменкова в «Лишнем
человеке» и еще более Крупицына в «Двух приятелях».
Молодой
человек двумя розовыми пальцами осторожно берет Малахина за мех полушубка и, переминаясь с ноги на ногу, ласково и убедительно объясняет ему, что такие-то
номера уже ушли, а такие-то пойдут, что он готов сделать для Малахина все от него зависящее.
И уходил в свой
номер. Товарищи хохотали, а Чистяков, печально улыбаясь, думал, какая это действительно маленькая и грустная страна задорных и слабеньких
людей, постоянной неурядицы, чего-то мелкого и жалкого, как игра детей в солдаты. И ему было жаль маленького Райко и хотелось взять его за границу, чтобы он увидел там настоящую, широкую и умную жизнь.
Но Чистяков не пошел к своим; он отправился в свой
номер, сел на подоконник, как Райко, и стал смотреть на небо, на котором он прочел сегодня что-то хорошее. Все так же таинственно и молчаливо неслись гигантские белые птицы, и между ними чернело провалами бездонное небо, но чужд и холоден был теперь этот счастливый полет, и ничего не говорил он задумавшемуся
человеку.
Плата непременно предвиделась большая, потому что первый
номер во всякой гостинице считается «козырной» и не роскошный
человек там не останавливается; а в нашей гостинице цена за первый
номер полагалась в сутки, по-нынешнему, пятнадцать рублей, а по-тогдашнему счету на ассигнации — пятьдесят два с полтиною, и кто тут стоял, звали его Козырем.
Господ в первом
номере я встретил
человек десять, и все много выпивши, и как я пришел, то и мне сейчас подают покал с вином и говорят...
Через два дня был назначен его выход вместе с «замечательной обезьяной, которая никогда не поддается дрессировке, выписанной из тропических стран Южной Африки и Америки»…впрочем, вы сами знаете эти объявления. Для этого случая я привез в ложу жену и детей. Мы видели балансирующих на канате медведей,
людей с несгораемым желудком, великолепные упражнения на турниках и т. п. Вот, наконец, наступает
номер с обезьяной. Клоун в ударе. Он смешит публику. Обезьяна все время начеку. Наконец ее выпускают.
Жена приехала с детишками. Пурцман отделился в 27-й
номер. Мне, говорит, это направление больше нравится. Он на широкую ногу устроился. Ковры постелил, картины известных художников. Мы попроще. Одну печку поставил вагоновожатому — симпатичный парнишка попался, как родной в семье. Петю учит править. Другую в вагоне, третью кондукторше — симпатичная — свой
человек — на задней площадке. Плиту поставил. Ездим, дай бог каждому такую квартиру!
Несколько дней спустя, во время того же
номера Ольги, когда с лошади снимали седло и уздечку для вольного галопа, один из клоунов, кто — не помню [Козлов. Отличный дрессировщик, добрый, смелый
человек и хороший товарищ. На эту дурацкую выходку он, не поняв каламбура, был подстрекнут Г., тогдашним киевским львом. (Примеч. А. И. Куприна.)], обратился к публике со следующей репризой...
Пошагав немного и подумав, он почувствовал сильнейшее желание во что бы то ни стало убедить себя в том, что голод есть малодушие, что
человек создан для борьбы с природой, что не единым хлебом сыт будет
человек, что тот не артист, кто не голоден, и т. д., и, наверное, убедил бы себя, если бы, размышляя, не вспомнил, что рядом с ним, в 148
номере «Ядовитого лебедя», обитает художник-жанрист, итальянец, Франческо Бутронца,
человек талантливый, кое-кому известный и, что так немаловажно под луной, обладающий уменьем, которого никогда не знал за собой Зинзага, — ежедневно обедать.
Так в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и
людям даны умиление и радость весны, а считалось священным и важным то, что накануне получена была за
номером бумага».
Павел Николаевич Горданов, которого Висленев назвал «сиротою», не терпел никаких недостатков в своем временном помещении. Древняя худая слава губернских пристанищ для проезжающих теперь уже почти повсеместно напраслина. В большинстве сколько-нибудь заметных русских городов почти всегда можно найти не только чистый
номер, но даже можно получить целый «ложемент», в котором вполне удобно задать обед на десять
человек и вечерок на несколько карточных столов.
Женщины, когда любят, климатизируются и привыкают к
людям быстро, как кошки. Побыла Кисочка у меня в
номере часа полтора, а уж чувствовала себя в нем, как дома, и распоряжалась моим добром, как своим собственным. Она укладывала в чемодан мои вещи, журила меня за то, что я не вешаю на гвоздь свое новое, дорогое пальто, а бросаю его на стул, как тряпку, и проч.
Горданов возвратился в свой
номер. В его гостиной теплилась стеариновая свеча, слабый свет которой был заслонен темным силуэтом
человека, стоявшего ко входу спиной.
Наконец встал. Чувствовал необычайный прилив сил и небывалую радостность. Ах, как все вокруг было хорошо! И милые
люди, и поместительный наш дом, и тенистый сад. И еще особенная радость: получил из Петербурга
номер „Всемирной иллюстрации“, в нем был напечатан мой рассказ „Мерзкий мальчишка“, — тот самый, который был принят в „Неделю“ и не помещен из-за малых своих размеров. Я его потом послал во „Всемирную иллюстрацию“.