Неточные совпадения
Боже мой, как она была счастлива, а
новый дом на Прорыве казался ей
раем.
Да, да, ты прав: что женщине в любви?
Победы
новые ей нужны ежедневно.
Пожалуй плачь, терзайся и моли —
Смешон ей вид и голос твой плачевный,
Ты прав — глупец, кто в женщине одной
Мечтал найти свой
рай земной.
Ты отдал ей; ты честные сердца
Ей покорял. Взывая к жизни
новой,
И светлый
рай, и перлы для венца
Готовил ты любовнице суровой...
Да, нам нужно
новое откровение, не о
рае и аде, а о том духе, который живет в нас.
Онтологическая основа мира заключается именно в сплошной, метафизически непрерывной софийности его основы: ведь эта же земля проклятия будет
раем, когда станет «
новою землею» [И увидел я
новое небо и
новую землю (Откр. 21:1).].
Дело Христово на земле выразилось именно в том, что Им была основана Церковь, заложено начало
новой, благодатной жизни, духовно восстановляющей
рай на земле.
Во Христе человечество принесло покаяние и жертву, возродилось и стало соответствовать воле Божией. Оно сделалось иным, и притом стало выше по существу (хотя и не по состоянию), чем было в
раю, насколько
новый Адам выше и больше первого. Потому и с этой стороны должна быть отвергнута оригеновская идея апокатастасиса, одного лишь восстановления прежнего, без создания
нового.
Жизнь в
раю была для него первою школой жизни, причем, впредь до наступления известной духовной зрелости, в нем оставалась возможность зла и греха, и каждый
новый урок самопознания мог оказаться для него роковым экзаменом.
Давно уж, лет полтораста тому назад, явилось у хлыстов верованье, что на горе Арарате для них будет насажден
новый земной
рай, и только одни они будут в нем наслаждаться вечным блаженством.
Рай же не
новое,
рай есть возврат.
Этот
рай означает
новую цельность и полноту после раздвоения и раздробленности.
Я вскидываю глаза на «маэстро» — он улыбается светло и широко. Это вливает в мою душу
новые силы. Заканчиваю под легкие смешки «
рая» и иду, пошатываясь, на место.
— Делаем мы это и по старому приему, употребленному тобою, нашим отцом и повелителем, еще в
раю и предавшему в нашу власть весь род человеческий, и по
новому церковному способу.
Великий мистик православного Востока св. Симеон
Новый Богослов красиво говорит: «Все твари, когда увидели, что Адам изгнан из
рая, не хотели более повиноваться ему, ни луна, ни прочие звезды не хотели показываться ему; источники не хотели источать воду, и реки продолжать течение свое; воздух думал не дуть более, чтобы не давать дышать Адаму, согрешившему; звери и все животные земные, когда увидели, что он обнажился от первой славы, стали презирать его, и все тотчас готовы были напасть на него; небо устремлялось было пасть на него, и земля не хотела носить его более.
Новый Адам знаменует собою более высокую ступень космического творческого развития, чем Перво-Адам в
раю.
Артемий Петрович вошел. Если б он видел, какой взгляд на него бросили! Это был целый гимн любви. Чего в нем не было? моление, упование, страх, покорность, любовь земная, судорожная, кипящая, и любовь неба с его глубокою беспредельностью, с его таинственным
раем. Но другой взгляд… о! он пронизал бы вас насквозь холодом смерти. Артемий Петрович вошел и не удостоил взглянуть на нее, преданный ли своей
новой любви к жене, или делу друзей и отчизны.
Для того, чтобы ребенок, если умрет, пошел в
рай, нужно успеть помазать его маслом и выкупать с произнесением известных слов; для того, чтобы родильница перестала быть нечистою, нужно произнести известные заклинания; чтобы был успех в деле или спокойное житье в
новом доме, для того, чтобы хорошо родился хлеб, прекратилась засуха, для того, чтобы путешествие было благополучно, для того, чтобы излечиться от болезни, для того, чтобы облегчилось положение умершего на том свете, для всего этого и тысячи других обстоятельств есть известные заклинания, которые в известном месте и за известные приношения произносит священник.]
Если разуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями, дьяволами, и
рая — постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни; но жизнь вечную и возмездие здесь и везде, теперь и всегда, признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краю гроба, часто должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то есть рождения к
новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок увеличивает истинное благо моей вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает его.
Это что-то вроде
нового ислама, в котором хотят заслужить себе
рай избиением неверных.