Невдалеке от себя увидел он и тещу свою, Ланцюжиху, с одним заднепровским пасечником, о котором всегда шла недобрая молва, и старую Одарку Швойду, торговавшую бубликами на Подольском базаре, с девяностолетним крамарем Артюхом Холозием, которого все почитали чуть не за святого: так этот окаянный ханжа умел прикидываться набожным и смиренником; и
нищую калеку Мотрю, побиравшуюся по улицам киевским, где люди добрые принимали ее за юродивую и прозвали Дзыгой; а здесь она шла рука об руку с богатым скрягою, паном Крупкою, которого незадолго перед тем казаки выжили из Киева и которого сами земляки его, ляхи, ненавидели за лихоимство.
Неточные совпадения
Во главе партии состояли те же Аксиньюшка и Парамоша, имея за собой целую толпу
нищих и
калек.
Краюха падает в мешок, окошко захлопывается.
Нищий, крестясь, идет к следующей избе: тот же стук, те же слова и такая же краюха падает в суму. И сколько бы ни прошло старцев, богомольцев, убогих,
калек, перед каждым отодвигается крошечное окно, каждый услышит: «Прими, Христа ради», загорелая рука не устает высовываться, краюха хлеба неизбежно падает в каждую подставленную суму.
На монастырском дворе сидят целые толпы
нищих,
калек, слепых, всяких уродов, которые хором поют «Лазаря».
Но по мере того, как время приближалось к всенощной, аллея наполнялась
нищими и
калеками, которые усаживались по обеим сторонам с тарелками и чашками в руках и тоскливо голосили.
голосит заунывно одна группа
нищих, и десятки рук протягиваются с копеечками к деревянным чашкам убогих
калек.
Ведь живут же никому не нужные старики и старухи,
калеки и
нищие, разбойники и просто негодяи, безнадежные пьяницы и совсем лишние люди?
Но самый центр был — конская ярмарка. Любители и коннозаводчики, десятки ремонтеров приезжали из всех гвардейских и армейских полков на эту ярмарку и безумно сорили деньгами. Все перемешалось, перепуталось: от крепостников до крепостных рабов, от артистов и музыкантов до сотен калек-нищих, слепых певцов и лирников. И все это наживало и по-своему богатело.
Стоит воевода у ворот и горюет, а у ворот толкутся
нищие, да
калеки, да убогие, кто с чашкой, кто с пригоршней. Ближе всех к новому вратарю сидит с деревянною чашкою на коленях лысый слепой старик, сидит и наговаривает...
Ордынов протеснился сквозь густую массу
нищих, старух в лохмотьях, больных и
калек, ожидавших у церковных дверей милостыни, и стал на колени возле незнакомки.
— Очень просто: попал в пьяном виде в приводный ремень — раз, два! — три месяца в больнице, и — пошёл в
нищие! — быстро рассказывал
калека.
Когда очередь дошла до Бауакаса и до
калеки, Бауакас рассказал, как было дело. Судья выслушал его и спросил
нищего.
Нищий сказал: «Это все неправда. Я ехал верхом через город, а он сидел на земле и просил меня подвезти его. Я посадил его на лошадь и довез, куда ему нужно было; но он не хотел слезать и сказал, что лошадь его. Это неправда».
При том жизнеощущении, которым полон Достоевский, это упорное богоборчество его вполне естественно. Мир ужасен, человек безнадежно слаб и безмерно несчастен, жизнь без бога — это «медленное страдание и смерть» (Ставрогин). Какая же, в таком случае, свобода обращения к богу, какая любовь к нему?
Нищий, иззябший
калека стоит во мраке перед чертогом властителя. Если он запоет властителю хвалу, то потому ли, что возлюбил его, или только потому, что в чертоге тепло и светло?
В Успенском соборе, куда сначала попал Теркин, обедня только что отошла. Ему следовало бы идти прямо к «Троице», с золоченым верхом. Он знал, что там, у южной стены, около иконостаса почивают мощи Сергия. Его удержало смутное чувство неуверенности в себе самом: получит ли он там, у подножия позолоченной раки угодника, то, чего жаждала его душа, обретение детской веры, вот как во всех этих
нищих,
калеках, богомолках с котомками, стариках в отрепанных лаптях, пришедших сюда за тысячи верст?
— Подайте милостыньку, Христа ради, — сипит
нищий, — убогому
калеке, что милость ваша, господа благодетели… родителям вашим…
Большинство же
нищих теперь — это
нищие прохожие без сумы, большею частью молодые и не
калеки.
И так это происходит каждый день по всей России. Огромная, с каждым годом все увеличивающаяся, армия
нищих,
калек, административно ссыльных, беспомощных стариков и, главное, безработных рабочих живет, помещается, то есть укрывается от холода и непогоды, и кормится прямо непосредственно помощью самого тяжело трудящегося и самого бедного сословия — деревенского крестьянства.
Смиренные домики, избушки на курьих ножках, кое-где лачуги, наскоро складенные на пепелищах после недавнего пожара, церкви и часовни во многожестве, но все деревянные и бедные, с огромными навесами кругом, какие и ныне видим еще кое-где в степных деревнях; тот же народ в овчинных шубах без покрыши, множество
нищих,
калек, юродивых у часовен, на перекрестках, все это не было утешительным предметом для наших путешественников.
Красивый вокзал, но на платформе нет проходу от
нищих,
калек, безруких, безногих, Бог весть откуда выползающих к приходу поездов.
На днях я шел в Боровицкие ворота; в воротах сидел старик, нищий-калека, обвязанный по ушам ветошкой.
Пизонский развздыхался. Дробные слезы ребячьи на щеках забитого ребенка непереносимы. Необъятная любовь и нежность овладели сердцем Пизонского в виду этих слез. Он готов был все сделать, чтобы отереть эти слезы; но что мог для кого-нибудь сделать он —
нищий,
калека и урод, когда сотни людей, представляя себе его собственное положение, наверное почитают его самого обреченным на гибель?