Неточные совпадения
Туробоев, холодненький, чистенький и вежливый, тоже смотрел на Клима, прищуривая темные, неласковые глаза, — смотрел вызывающе. Его слишком красивое лицо особенно сердито
морщилось, когда Клим подходил к Лидии, но девочка разговаривала с Климом небрежно, торопливо, притопывая ногами и глядя в ту сторону, где Игорь. Она все более плотно срасталась с Туробоевым, ходили они взявшись за руки; Климу казалось, что, даже увлекаясь игрою, они играют друг для друга, не видя, не чувствуя
никого больше.
— Окажите услугу, — говорил Лютов, оглядываясь и
морщась. — Она вот опоздала к поезду… Устройте ей ночевку у вас, но так, чтоб
никто об этом не знал. Ее тут уж видели; она приехала нанимать дачу; но — не нужно, чтоб ее видели еще раз. Особенно этот хромой черт, остроумный мужичок.
— Вы
морщитесь: не бойтесь, — сказал Марк, — я не сожгу дома и не зарежу
никого. Сегодня я особенно пью, потому что устал и озяб. Я не пьяница.
Известное дело, что такую особу как ни обижай — все-таки ничем обидеть не можно; она все-таки сидит себе, не
морщится и не жалуется
никому.
— А что, не будет ли нынче чего-нибудь? — робко спросил Михайлов, поглядывая то на Калугина, то на Гальцина.
Никто не отвечал ему. Гальцин только
сморщился как-то, пустил глаза мимо его фуражки и, помолчав немного, сказал...
Ольга Алексеевна. Не надо… Знаешь, я сама иногда чувствую себя противной… и жалкой… мне кажется, что душа моя вся
сморщилась и стала похожа на старую маленькую собачку… бывают такие комнатные собачки… они злые,
никого не любят и всегда хотят незаметно укусить…
Когда на другой день по приезде в Москву, в полдень, Лаптев пришел в амбар, то артельщики, запаковывая товар, стучали по ящикам так громко, что в первой комнате и в конторе
никто не слышал, как он вошел, по лестнице вниз спускался знакомый почтальон с пачкой писем в руке и
морщился от стука, и тоже не заметил его.
Эти гости были здесь так оживлены и веселы, что им показалось, будто княгиня Варвара Никаноровна просидела со своею гостьею у дочери всего одну минуту, но зато при возвращении их
никто бы не узнал: ни эту хозяйку, ни эту гостью, — даже ассистентки графини
сморщились, как сморчки, и летели за графинею, которая пронеслась стремглав и, выкатив за порог гостиной, обернулась, обшаркнула о ковер подошву и сказала...
А тот, все еще держа в левой руке
никого не обманывающую бумагу и не отдавая ее губернатору, правой тащил запутавшийся в подкладке револьвер,
морщась от усилий.
Викторик,
морщась от боли, стал на место Алеши. Но ему долго не удавалось поймать
никого. Одна только Тарочка, которая была очень полна и неуклюжа, уступала ему в скорости бега. Викторик погнался за Тарочкой. Но в ту минуту, когда он почти настигал девочку, Тася незаметно для других выставила вперед ногу. Викторик, не видя этого, прибавил шагу и теперь почти что настигал Тарочку, но в ту минуту, как он хотел схватить ее, он зацепил за выставленную ногу Таси и со всего размаха грохнулся на землю.
Наедались. Потом, с оскоминой на зубах, с бурчащими животами, шли к маме каяться. Геня протестовал, возмущался, говорил, что не надо,
никто не узнает.
Никто? А бог?.. Мы только потому и шли на грех, что знали, — его можно будет загладить раскаянием. «Раскаяние — половина исправления». Это всегда говорили и папа и мама. И мы виновато каялись, и мама грустно говорила, что это очень нехорошо, а мы сокрушенно вздыхали,
морщились и глотали касторку. Геня же, чтоб оправдать хоть себя, сконфуженно говорил...
Стягин
морщился, и его этот оборот разговора коробил. Не то что он трусил, а ему противна была мысль о дрязгах; он не желал, ни под каким видом, попадать в историю здесь, в Москве, где
никто, даже Лебедянцев, не знал доподлинно его прошедшего с этою женщиной, принимал в нем участие по товарищескому чувству, но в глубине души, быть может, осуждал его.