Неточные совпадения
И, несмотря на то, он
чувствовал, что тогда, когда любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел этого, вырвать эту любовь из своего сердца, но теперь, когда, как в эту минуту, ему казалось, что он
не чувствовал любви к ней, он знал, что
связь его с ней
не может быть разорвана.
Он
чувствовал, что любовь, связывавшая его с Анной,
не была минутное увлечение, которое пройдет, как проходят светские
связи не оставив других следов в жизни того и другого, кроме приятных или неприятных воспоминаний.
Но хотя Вронский и
не подозревал того, что говорили родители, он, выйдя в этот вечер от Щербацких,
почувствовал, что та духовная тайная
связь, которая существовала между ним и Кити, утвердилась нынешний вечер так сильно, что надо предпринять что-то.
Утром страшный кошмар, несколько раз повторявшийся ей в сновидениях еще до
связи с Вронским, представился ей опять и разбудил ее. Старичок с взлохмаченной бородой что-то делал, нагнувшись над железом, приговаривая бессмысленные французские слова, и она, как и всегда при этом кошмаре (что и составляло его ужас),
чувствовала, что мужичок этот
не обращает на нее внимания, но делает это какое-то страшное дело в железе над нею. И она проснулась в холодном поту.
Нo он
не мог отречься от сказанного великодушного слова, хотя и
чувствовал теперь, смутно предвидя некоторые случайности своей
связи с Карениной, что великодушное слово это было сказано легкомысленно и что ему, неженатому, могут понадобиться все сто тысяч дохода.
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы получить руку дочери, начать дело с матери и имел с нею сердечную тайную
связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы
не совершилось преступление, противное религии, и
чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
Пока «Секрет» шел руслом реки, Грэй стоял у штурвала,
не доверяя руля матросу — он боялся мели. Пантен сидел рядом, в новой суконной паре, в новой блестящей фуражке, бритый и смиренно надутый. Он по-прежнему
не чувствовал никакой
связи между алым убранством и прямой целью Грэя.
Я, брат, в своем классе — белая ворона, и я тебе прямо скажу:
не чувствуя внутренней
связи со своей средой, я иногда жалею… даже болею этим…
Такие мысли являлись у нее неожиданно, вне
связи с предыдущим, и Клим всегда
чувствовал в них нечто подозрительное, намекающее.
Не считает ли она актером его? Он уже догадывался, что Лидия, о чем бы она ни говорила, думает о любви, как Макаров о судьбе женщин, Кутузов о социализме, как Нехаева будто бы думала о смерти, до поры, пока ей
не удалось вынудить любовь. Клим Самгин все более
не любил и боялся людей, одержимых одной идеей, они все насильники, все заражены стремлением порабощать.
Подумав, он нашел, что мысль о возможности
связи Марины с политической полицией
не вызвала в нем ничего, кроме удивления. Думать об этом под смех и музыку было неприятно, досадно, но погасить эти думы он
не мог. К тому же он выпил больше, чем привык,
чувствовал, что опьянение настраивает его лирически, а лирика и Марина — несоединимы.
И вот, безболезненно порвав
связь с женщиной, закончив полосу жизни,
чувствуя себя свободным, настроенный лирически мягко, он — который раз? — сидит в вагоне второго класса среди давно знакомых, обыкновенных людей, но сегодня в них чувствуется что-то новое и они возбуждают
не совсем обыкновенные мысли.
Даже красота ее, кажется, потеряла свою силу над ним: его влекла к ней какая-то другая сила. Он
чувствовал, что связан с ней
не теплыми и многообещающими надеждами,
не трепетом нерв, а какою-то враждебною, разжигающею мозг болью, какими-то посторонними, даже противоречащими любви
связями.
Райский, живо принимая впечатления, меняя одно на другое, бросаясь от искусства к природе, к новым людям, новым встречам, —
чувствовал, что три самые глубокие его впечатления, самые дорогие воспоминания, бабушка, Вера, Марфенька — сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя — он связан и той крепкой
связью, от которой только человеку и бывает хорошо — как ни от чего
не бывает, и от нее же бывает иногда больно, как ни от чего, когда судьба неласково дотронется до такой
связи.
Сначала Нехлюдов
не мог устоять против соблазна, потом,
чувствуя себя виноватым перед нею, он
не мог разорвать эту
связь без ее согласия.
— И вот теперь все кончено! — начал я снова. — Все. Теперь нам должно расстаться. — Я украдкой взглянул на Асю… лицо ее быстро краснело. Ей, я это
чувствовал, и стыдно становилось и страшно. Я сам ходил и говорил, как в лихорадке. — Вы
не дали развиться чувству, которое начинало созревать, вы сами разорвали нашу
связь, вы
не имели ко мне доверия, вы усомнились во мне…
Через отца Алексея я
чувствовал связь с Православной церковью, которая у меня никогда
не порывалась вполне, несмотря на мою острую критику и мое ожидание совершенно новой эпохи в христианстве.
Я сам себя
чувствовал в этой изоляции, хотя у меня никогда
не исчезал вполне социальный инстинкт и сохранились социал-демократические
связи.
Однако вскоре
почувствовал, что живая
связь между мной и слушателем оборвалась и
не восстановляется.
Она колебалась, пока сама себя
не понимала; но после того свидания, после того поцелуя — она уже колебаться
не могла; она знала, что любит, — и полюбила честно,
не шутя, привязалась крепко, на всю жизнь — и
не боялась угроз; она
чувствовала, что насилию
не расторгнуть этой
связи.
Я с беспокойством смотрел на нее и боялся,
не начинается ли с ней горячка. Как будто что-то увлекало ее; она
чувствовала какую-то особенную потребность говорить; иные слова ее были как будто без
связи, и даже иногда она плохо выговаривала их. Я очень боялся.
Впрочем, поездка в отдаленный край оказалась в этом случае пользительною.
Связи с прежней жизнью разом порвались: редко кто обо мне вспомнил, да я и сам
не чувствовал потребности возвращаться к прошедшему. Новая жизнь со всех сторон обступила меня; сначала это было похоже на полное одиночество (тоже своего рода существование), но впоследствии и люди нашлись… Ведь везде живут люди, как справедливо гласит пословица.
— Мы убеждены, что человек
не умирает полною смертью, восприняв которую, он только погружается в землю, как бы в лоно матери, и в продолжение девяти месяцев, подобно младенцу, из ветхого Адама преобразуется в нового, или, лучше сказать, первобытного, безгреховного Адама; из плоти он переходит в дух, и до девяти месяцев
связь всякого умершего с землею
не прекращается; он, может быть, даже
чувствует все, что здесь происходит; но вдруг кто-нибудь будет недоволен завещанной им волей…
— Вот это прелестно, милей всего! — продолжала восклицать Екатерина Петровна, имевшая то свойство, что когда она разрывала свои любовные
связи, то обыкновенно утрачивала о предметах своей страсти всякое хоть сколько-нибудь доброе воспоминание и, кроме злобы, ничего
не чувствовала в отношении их.
Правда, она отговаривала внучек от их намерения, но слабо, без убеждения; она беспокоилась насчет ожидающего их будущего, тем более что сама
не имела никаких
связей в так называемом свете, но в то же время
чувствовала, что разлука с девушками есть дело должное, неизбежное.
Хотя он часто думал, что вот накопит денег и купит себе именье, но теперь, глядя на все, что ему показывали, он видел только грубые и неопрятные предметы,
не чувствовал их жизни и
не понимал их
связи и значения в хозяйстве.
Снова начались музыка, танцы: пол содрогался. Слова Биче о «мошеннической проделке» Геза показали ее отношение к этому человеку настолько ясно, что присутствие в каюте капитана портрета девушки потеряло для меня свою темную сторону. В ее манере говорить и смотреть была мудрая простота и тонкая внимательность, сделавшие мой рассказ неполным; я
чувствовал невозможность
не только сказать, но даже намекнуть о
связи особых причин с моими поступками. Я умолчал поэтому о происшествии в доме Стерса.
После вечеринки, на которой я был вместе с нею и прикоснулся к ней, я
почувствовал, что между мной и этою женщиной существует неразрывная, хотя и
не признанная
связь, против которой нельзя бороться.
И после этого сознания, старуха все-таки продолжает на целых двух страницах пилить сына. Она
не имеет на это никаких резонов, но у ней сердце неспокойно: сердце у нее вещун, оно дает ей
чувствовать, что что-то неладно, что внутренняя, живая
связь между ею и младшими членами семьи давно рушилась и теперь они только механически связаны с нею и рады были бы всякому случаю развязаться.
Пока княгиня жила еще в Петербурге, она часто ездила к дочери и исполняла все, что нужно, но прежней, живой
связи с нею уже
не чувствовала.
Но меня того, которого она знала, который угадал бы ее приезд и пошел бы ей навстречу,
не было. Живая
связь невысказанного взаимного понимания между нами прекратилась как прекратилась она с товарищеской средой. Правда, воспоминание о ней лежало где-то глубоко, на дне души, вместе с другими, все еще дорогими образами. Но я
чувствовал, что это только до времени, что настанет минута, когда и эти представления станут на суд моего нового настроения…
Лаевский
чувствовал утомление и неловкость человека, который, быть может, скоро умрет и поэтому обращает на себя общее внимание. Ему хотелось, чтобы его поскорее убили или же отвезли домой. Восход солнца он видел теперь первый раз в жизни; это раннее утро, зеленые лучи, сырость и люди в мокрых сапогах казались ему лишними в его жизни, ненужными и стесняли его; все это
не имело никакой
связи с пережитою ночью, с его мыслями и с чувством вины, и потому он охотно бы ушел,
не дожидаясь дуэли.
Это оскорбление есть вина (die Schuld) и отзывается в субъекте тем, что, связанный узами единства, внешний мир весь как одно целое взволновывается действием субъекта и чрез это отдельный поступок субъекта влечет за собою необозримый и непредусмотримый ряд последствий, в которых субъект уже
не узнает своего поступка и своей воли; тем
не менее он должен признавать необходимую
связь всех этих последующих явлений со своим поступком и
чувствовать себя в ответственности за них.
‹…› Когда по окончании экзамена я вышел на площадку лестницы старого университета, мне и в голову
не пришло торжествовать какой-нибудь выходкой радостную минуту. Странное дело! я остановился спиною к дверям коридора и
почувствовал, что
связь моя с обычным прошлым расторгнута и что, сходя по ступеням крыльца, я от известного иду к неизвестному.
Вследствие положительной своей беспамятности я
чувствовал природное отвращение к предметам,
не имеющим логической
связи.
И вот, в тесной
связи с этим процессом, Прошке становилось все грустнее жить на белом свете. Всякий промысел требует приспособления к изменяющимся обстоятельствам, а Прошка
не чувствовал себя способным к такому применению. Бывало, когда темной ночью какой-нибудь молодец проходил с ломом (фомкой) или иным орудием своего промысла мимо будки, будочник смотрел на него равнодушным взглядом. Зевнув и понюхавши табачку, он уходил в свою будку и, располагаясь на сон грядущий, сообщал «будочнице...
Глуховцев. Нет, Оль-Оль. Сделал что-то, я
чувствую это, — но что? То, что я ни о чем
не думал? Может быть, мне и вправду нужно было задуматься, расспросить тебя,
не быть таким неосмысленным теленком, который увидел траву, обрадовался и тут запрыгал… Конечно, к своим поступкам нужно относиться сознательно, особенно когда вступаешь в
связь с женщиной. Но понимаешь, Оль-Оль, я ведь ни разу
не подумал, что наши отношения могут быть названы
связью.
С этим веселым шельмецом можно было проводить,
не скучая, целые часы. Сидя с ним, я
чувствовал, что между нами установилась какая-то
связь и что мы уже многое понимаем друг в друге.
И правда, что этого
не может быть. Как ни странно это, я
чувствую, знаю, что есть
связь между мною и всеми людьми мира, и живыми, и умершими.
В себе он
не чувствовал еще ни охоты, ни сил как-нибудь оглядеться, подумать о последствиях.
Связь уже держала его точно в клещах, но эти клещи были полны неизведанной сладости. И долго ли он будет так захвачен — он
не знал и
не хотел себя допрашивать.
Он начал распознавать коренную ошибку Ивана Прокофьича,
не захотевшего смирить себя перед насущными нуждами и мирскими инстинктами «гольтепы», слишком горячо
чувствовал личные обиды, неблагодарность за свои услуги в пору борьбы с крепостным правом, увлекался мечтами о городском благоустройстве и стал сторонником скупщиков, метивших в купцы, разорвал
связь с мужицкой общиной.
Шли они медленно. Калерия нет-нет да и нагнется, сорвет травку. Говорит она слабым высоким голосом, похожим на голос монашек. Расспрашивать зря она
не любит,
не считает уместным. Ей, девушке, неловко, должно быть, касаться их
связи с Серафимой… И никакой горечи в ней нет насчет прежней ее жизни у родных…
Не могла она
не чувствовать, что ни тетка, ни двоюродная сестра
не терпели ее никогда.
— Нет-с,
не для себя, а для того же общества, для массы, для трудового люда. Я тоже народник, я, кузина,
чувствую в себе
связь и с мужиком, и с фабричным, и со всяким, кто потеет… pardon за это неизящное слово.
Мотив его злодейства, по Шекспиру, есть, во-первых, обида за то, что Отелло
не дал ему места, которого он желал; во-вторых, то, что он подозревает Отелло в
связи с его женою, в-третьих, то, что, как он говорит, он
чувствует какую-то странную любовь к Дездемоне.
Нельзя, впрочем, сказать, чтобы эти толки, в
связи с наговорами на Дарью Николаевну, со стороны Тамары Абрамовны,
не производили некоторого впечатления на «особу». Иногда, наедине с собой, он
чувствовал, что несомненно в домашней жизни Салтыковой что-то неладно, так как на самом деле,
не могут же люди ни с того, ни с сего рассказывать о ней такие невозможные небылицы.
Дальше она
не пошла в оправдании его. Она
чувствовала, что говорила даже
не из желания выгородить его, а скорее из боязни все потерять, последнюю надежду на то, что между ею и мужем есть еще хоть остаток прежней душевной
связи.
Последняя между тем, как мы знаем, обратилась к Богу. Годичный траур давал ей возможность,
не вызывая светских толков, прервать всякую
связь с обществом и посещать только московские монастыри и соборы. Изредка она навещала бывшую невесту своего брата. Она
чувствовала себя перед ней виноватой и ласками, даже
не оскорбляющими самолюбия княжны Варвары подарками — этими маленькими доказательствами дружбы — старалась загладить свою вину.
— Боялась соблазниться убеждениями дружбы. Я хотела прервать все свои
связи с миром, даже с теми, кто мне, как вы, был дорог в нем; но, увидев вас,
чувствую, что еще
не оторвалась от земли.
— Барином себя
почувствовали, Вадим Петрович, человеком почвы, домовладельцем, помещиком, возобновили
связь с нашею Москвой, с таким товарищем, как Дмитрий Семенович, и
не захотели отдавать себя на съедение, во имя бог знает чего!.. Вы еще вон какой жилистый! Сто лет проживете! Вам еще
не поздно и о продолжении вашего рода подумать…
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство: Долохов, которому были нужны имя, знатность,
связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей,
не давая ему этого
чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Не отрицая
связи испорченных омаров с божественным голосом г. Собинова и всей душой переживая ужас, который
почувствовала вся Россия при страшной вести о трагической покупке, я затрудняюсь, однако, причислить этот прискорбный инцидент к числу тех наболевших вопросов нашей общественности, разработка которых давала бы публицисту чувство исполненного долга.