Неточные совпадения
— Я любила его, и он любил меня; но его мать
не хотела, и он женился на другой. Он теперь живет недалеко от нас, и я иногда вижу его. Вы
не думали, что у меня тоже
был роман? — сказала она, и в
красивом лице ее чуть брезжил тот огонек, который, Кити чувствовала, когда-то освещал ее всю.
Но,
хотя он и отдыхал теперь, то
есть не работал над своим сочинением, он так привык к умственной деятельности, что любил высказывать в
красивой сжатой форме приходившие ему мысли и любил, чтобы
было кому слушать.
Я —
не литератор, литератором
быть не хочу и тащить внутренность души моей и
красивое описание чувств на их литературный рынок почел бы неприличием и подлостью.
Она как будто готова
была заплакать, говоря последние слова. И
хотя, если разобрать их, слова эти или
не имели никакого или имели очень неопределенный смысл, они Нехлюдову показались необыкновенной глубины, искренности и доброты: так привлекал его к себе тот взгляд блестящих глаз, который сопровождал эти слова молодой,
красивой и хорошо одетой женщины.
Все ее тело
было мало и худо, но очень стройно и ловко, а
красивое личико поразительно сходно с лицом самого Касьяна,
хотя Касьян красавцем
не был.
Я направился к одной фанзе. Тут на огороде работал глубокий старик. Он полол грядки и каждый раз, нагибаясь, стонал. Видно
было, что ему трудно работать, но он
не хотел жить праздно и
быть другим в тягость. Рядом с ним работал другой старик — помоложе. Он старался придать овощам
красивый вид, оправлял их листья и подрезал те, которые слишком разрослись.
Я люблю
не только
красивое в окружающем мире, но и сам
хотел быть красивым.
Харитина сидела в кабинете Стабровского, одетая вся в черное, точно носила по ком-то траур. Исхудавшее бледное лицо все еще носило следы недавней красоты,
хотя Устенька в первый момент решительно
не узнала прежней Харитины, цветущей, какой-то задорно
красивой и вечно веселой. Дамы раскланялись издали. Сам Стабровский
был сильно взволнован.
— Ты меня
не любишь, Илья Фирсыч, — говорила Харитина, краснея и опуская глаза; она, кажется, никогда еще
не была такою
красивой, как сейчас. — Все желают детей, а ты
не хочешь.
Марья Дмитриевна совсем потерялась, увидев такую
красивую, прелестно одетую женщину почти у ног своих; она
не знала, как ей
быть: и руку-то свою она у ней отнять
хотела, и усадить-то ее она желала, и сказать ей что-нибудь ласковое; она кончила тем, что приподнялась и поцеловала Варвару Павловну в гладкий и пахучий лоб.
Высокая, стройная, с
красивым и выразительным личиком, она
хотя и
не была записною красавицей, но казалась такою миловидной, как молодое растение.
Он даже заставляет всех чувствовать, что
хотя сама невеста здесь, без сомнения,
есть самая
красивая женщина, но и эта барыня совсем
не вздор в наш век болезненный и хилый.
Принесли вино. Тамара выклянчила, кроме того, пирожных. Женька попросила позволения позвать Маньку Беленькую. Сама Женька
не пила,
не вставала с постели и все время куталась в серый оренбургский платок,
хотя в комнате
было жарко. Она пристально глядела,
не отрываясь, на
красивое, загоревшее, ставшее таким мужественным лицо Гладышева.
Я полтора года жил на канатной фабрике, и мой хозяин так полюбил меня, что
не хотел пустить. И мне
было хорошо. Я
был тогда
красивый мужчина, я
был молодой, высокий рост, голубые глаза, римский нос… и Madam L… (я
не могу сказать ее имени), жена моего хозяина,
была молоденькая, хорошенькая дама. И она полюбила меня.
Я знала, что я лучше,
красивее всех его возлюбленных, — и что же, за что это предпочтение; наконец, если
хочет этого, то оставь уж меня совершенно, но он напротив, так что я
не вытерпела наконец и сказала ему раз навсегда, что я
буду женой его только по одному виду и для света, а он на это только смеялся, и действительно, как видно, смотрел на эти слова мои как на шутку; сколько в это время я перенесла унижения и страданий — и сказать
не могу, и около же этого времени я в первый раз увидала Постена.
Полная, белая, румяная,
красивая, с блестящими черными глазами и большой черной косой, она вызывала в мужчинах чувства, которых она
не хотела, да и
не могла разделять, — так она
была вся поглощена своей агитационной, разговорной деятельностью.
В Эн-ске Годнев имел собственный домик с садом, а под городом тридцать благоприобретенных душ. Он
был вдов, имел дочь Настеньку и экономку Палагею Евграфовну, девицу лет сорока пяти и
не совсем
красивого лица. Несмотря на это, тамошняя исправница, дама весьма неосторожная на язык, говорила, что ему гораздо бы лучше следовало на своей прелестной ключнице жениться, чтоб прикрыть грех,
хотя более умеренное мнение других
было таково, что какой уж может
быть грех у таких стариков, и зачем им жениться?
"С Мальхен я познакомился здесь, у Дарьи Семеновны. Она
была скромная девушка, беленькая, но
не очень
красивая, и потому никто
не хотел с нею танцевать. Но я видел, что ей очень хочется танцевать, и однажды, когда гости уж разошлись, подошел к ней и сказал:"Мальхен! будемте танцевать вместе!"И она ответила:"Я согласна".
Мне
не нравилось, как все они говорят; воспитанный на
красивом языке бабушки и деда, я вначале
не понимал такие соединения несоединимых слов, как «ужасно смешно», «до смерти
хочу есть», «страшно весело»; мне казалось, что смешное
не может
быть ужасным, веселое —
не страшно и все люди
едят вплоть до дня смерти.
«За меня, — думала она, — всякий посватается, раз — что я с деньгами, и я могу выбрать кого
захочу. Вот хоть этого юношу возьму», — думала она и
не без удовольствия остановила свой взор на зеленоватом, нахальном, но все-таки
красивом лице Виткевича, который говорил мало,
ел много, посматривал на Вершину и нагло при этом улыбался.
Камердинер
был человек умный и сметливый, и
хотя его очень поразила нежданная милость господина, но в два мига он расчел все шансы pro и contra [за и против (лат.).] и попросил у него поцеловать ручку за милость и неоставление: нареченный жених понял, в чем дело; однако ж, думал он,
не совсем же в немилость посылают Авдотью Емельяновну, коли за меня отдают: я человек близкий, да и баринов нрав знаю; да и жену иметь такую
красивую недурно.
Бойкая и
красивая, с светло-русой головкой и могучей грудью, эта девушка изнывала под напором жизненных сил, она дурачилась и бесилась, как говорила Татьяна Власьевна,
не зная устали,
хотя сердце у ней
было доброе и отходчивое.
— Я знаю, что вы меня считаете кокеткой… Пожалуйста,
не оправдывайтесь… И я согласна, я даю повод так думать… Например, я смеюсь и болтаю часто с Миллером. Но если бы вы знали, как мне противен этот вербный херувим! Или эти два студента…
Красивый мужчина уже по тому одному неприятен, что вечно собой любуется… Поверите ли,
хотя это, может
быть, и странно, но мне всегда
были особенно симпатичны некрасивые мужчины.
Двадцатого апреля я выехал передовым в Ярославль, чтобы приготовить там театр, но там и готовить нечего
было, нужно
было только нанять номера. Театр держал толстяк-украинец Любимов-Деркач, матерый антрепренер, известный картежник. И ничем нельзя
было больше обидеть его, как изменив одну только букву фамилии, назвать
не Деркач, а Дергач. Слишком ясный намек и, как говорили,
не безосновательный,
хотя и Деркач — словечко
не из
красивых: истертый веник.
Фома смотрел на нее и видел, что наедине сама с собой она
не была такой
красивой, как при людях, — ее лицо серьезней и старей, в глазах нет выражения ласки и кротости, смотрят они скучно. И поза ее
была усталой, как будто женщина
хотела подняться и —
не могла.
Анна Юрьевна последнее время как будто бы утратила даже привычку хорошо одеваться и
хотя сколько-нибудь себя подтягивать, так что в тот день, когда у князя Григорова должен
был обедать Жуквич, она сидела в своем будуаре в совершенно распущенной блузе; слегка подпудренные волосы ее
были не причесаны, лицо
не подбелено. Барон
был тут же и, помещаясь на одном из кресел, держал голову свою наклоненною вниз и внимательным образом рассматривал свои
красивые ногти.
Сам он, разумеется,
не пошел, а послал одного из лакеев, и через несколько минут к Домне Осиповне вышел Перехватов, мужчина лет тридцати пяти, очень
красивый из себя и, по случайному, конечно, стечению обстоятельств, в красоте его
было нечто схожее с красотою Домны Осиповны: тоже что-то мазочное,
хотя он вовсе
не притирался, как делала это она. Одет доктор
был безукоризненным франтом.
Собственно, настоящей охоты тут
не могло
быть, но Николай Матвеич, очевидно,
хотел показать мне
красивое лесное местечко.
Быстро отрастали волосы на голове, и,
хотя усов по-прежнему
не было, по щекам и подбородку запушилась смолянисто-черная рамочка, траурная кайма для бледного лица; вместе с новым выражением глаз это делало его до боли
красивым —
не было жизни в этой красоте, ушла она с первой кровью.
И в первые же дни вся эта компания, с большой неохотой допущенная Жегулевым, обособилась вокруг Васьки Соловьева; и
хотя сам Васька
был неизменно почтителен, ни на шаг
не выходил из послушания, а порою даже приятно волновал своей
красивой щеголеватостью, но
не было в глазах его ясности и дна: то выпрет душа чуть
не к самому носу, и кажется он тогда простым, добрым и наивно-печальным, то уйдет душа в потемки, и на месте ее в черных глазах бездонный и жуткий провал.
Она с радостью соображала, что в ее измене нет ничего страшного. В ее измене душа
не участвовала: она продолжала любить Лаевского, и это видно из того, что она ревнует его, жалеет и скучает, когда он
не бывает дома. Кирилин же оказался так себе, грубоватым,
хотя и
красивым, с ним все уже порвано и больше ничего
не будет. Что
было, то прошло, никому до этого нет дела, а если Лаевский узнает, то
не поверит.
Надежда Федоровна
хотела рассказать про Кирилина и про то, как она вчера вечером встретилась на пристани с молодым,
красивым Ачмиановым и как ей пришла в голову сумасшедшая, смешная мысль отделаться от долга в триста рублей, ей
было очень смешно, и она вернулась домой поздно вечером, чувствуя себя бесповоротно падшей и продажной. Она сама
не знала, как это случилось. И ей хотелось теперь поклясться перед Марьей Константиновной, что она непременно отдаст долг, но рыдания и стыд мешали ей говорить.
Но через восемь суток Алексей встал, влажно покашливая, харкая кровью; он начал часто ходить в баню, парился,
пил водку с перцем; в глазах его загорелся тёмный угрюмый огонь, это сделало их ещё более
красивыми. Он
не хотел сказать, кто избил его, но Ерданская узнала, что бил Степан Барский, двое пожарных и мордвин, дворник Воропонова. Когда Артамонов спросил Алексея: так ли это? — тот ответил...
Я ненавидел резкий,
не сомневающийся в себе звук его голоса, обожание собственных своих острот, которые у него выходили ужасно глупы,
хотя он
был и смел на язык; я ненавидел его
красивое, но глупенькое лицо (на которое я бы, впрочем, променял с охотою свое умное) и развязно-офицерские приемы сороковых годов.
Иной раз и толкнёт кто-нибудь, но этого я терпеть
не мог и в таких случаях кулака
не жалел. Но
хотя людям сила и нравится, а кулаком ни уважения, ни внимания к себе
не выколотишь, и
быть бы мне сильно битому, если б в одну из моих ссор
не вмешался Михайлов дружок Гаврила Костин, молодой литейщик, весьма
красивый парень и очень заметный на заводе.
Узелки в них как-то сглаживались от ссучивания и
хотя были, разумеется, очень заметны, но
не мешали этим одеялам
быть легкими, теплыми и даже иногда довольно
красивыми.
Его слушали с интересом и
не без зависти. Редьку все знали — она жила недалеко под горой и недавно только отсидела несколько месяцев за вторую кражу. Это
была «бывшая» кормилица, высокая и дородная деревенская баба, с рябым лицом и очень
красивыми,
хотя всегда пьяными глазами.
Ни разу,
хотя бы случайно, ни один из них
не помянул приличным словом женщину, как мать, жену или сестру; женщина
была в их представлении исключительно самкой, —
красивым, лукавым и безобразно-похотливым животным.
Я упросил дирекцию, через одного приятеля, чтобы через два дня дали мне сыграть „Сына любви“ и —
был так принят, как меня никогда в этой роли
не принимали: публика почувствовала разницу между актером, понимающим свое дело, и
красивым,
хотя даровитым невеждой.
Жена Никиты, Марфа, когда-то бывшая
красивая бойкая баба, хозяйничала дома с подростком малым и двумя девками и
не звала Никиту жить домой, во-первых, потому, что уже лет 20 жила с бондарем, мужиком из чужой деревни, который стоял у них в доме; а во-вторых, потому, что,
хотя она и помыкала мужем, как
хотела, когда он
был трезв, она боялась его как огня, когда он напивался.
Гуров, глядя на нее теперь, думал: «Каких только
не бывает в жизни встреч!» От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье,
хотя бы очень короткое; и о таких, — как, например, его жена, — которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то
была не любовь,
не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень
красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, и это
были не первой молодости, капризные,
не рассуждающие, властные,
не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть и кружева на их белье казались ему тогда похожими на чешую.
Алехин рассказал, что
красивая Пелагея
была влюблена в этого повара. Так как он
был пьяница и буйного нрава, то она
не хотела за него замуж, но соглашалась жить так. Он же
был очень набожен, и религиозные убеждения
не позволяли ему жить так; он требовал, чтобы она шла за него, и иначе
не хотел, и бранил ее, когда бывал пьян, и даже бил. Когда он бывал пьян, она пряталась наверху и рыдала, и тогда Алехин и прислуга
не уходили из дому, чтобы защитить ее в случае надобности.
Тогда-то я и познакомился с
красивым полицмейстером. Сначала у нашей маленькой партии вышла с ним ссора, так как нас
хотели рассадить по одиночкам. У нас же
были женщины и дети. Одна из них, г-жа М., мать грудного ребенка, сама
не могла его кормить (она
была очень болезненна), и В.П. Рогачева кормила своего и чужого. Рассадить их по одиночкам значило бы убить одного из этих младенцев.
Исправник сел по-турецки, хлопнул себя кулаком по груди и закричал: «виват!», а потом, ухватив графа за ногу, стал рассказывать, что у него
было две тысячи рублей, а теперь всего пятьсот осталось, и что он может сделать всё, что
захочет, ежели только граф позволит. Старый отец семейства проснулся и
хотел уехать; но его
не пустили.
Красивый молодой человек упрашивал цыганку протанцовать с ним вальс. Кавалерист, желая похвастаться своей дружбой с графом, встал из своего угла и обнял Турбина.
Деревья также показались Алеше отменно
красивыми,
хотя притом очень странными. Они
были разного цвета: красные, зеленые, коричневые, белые, голубые и лиловые. Когда посмотрел он на них со вниманием, то увидел, что это
не что иное, как разного рода мох, только выше и толще обыкновенного. Министр рассказал ему, что мох этот выписан королем за большие деньги из дальних стран и из самой глубины земного шара.
— Чего лезешь
не спросясь, — окликнул его женский голос из избы. Он узнал ее голос. И вот она сама, сухая, жилистая, морщинистая старуха, высунулась из двери. Корней ждал той молодой
красивой Марфы, которая оскорбила его. Он ненавидел ее и
хотел укорить, и вдруг вместо нее перед ним
была какая-то старуха. — Милостыни — так под окном проси, — пронзительным, скрипучим голосом проговорила она.
— Шалишь, дедушка, знаешь и ты, только
не сказываешь. А что про вашу барышню, так уж это, батюшка, извини, на наших глазах
было, как старая ваша барыня во гроб ее гнала, подсылы делала да с мужем ссорила и разводила, пошто вот вышла
не за такого, за какого я
хотела, а чем барин
был худ? Из себя
красивый, в речах складный, как
быть служащий.
Осип. Обманываете… Он в настоящий момент с молодой барыней про нежные чувства рассуждает…
Красивый он у вас человек! Коли б
захотел, так за ним весь женский пол пошел… Краснобай такой… (Смеется.) Всё к генеральше ластится… Ну та и нос натрет,
не посмотрит, что он
красивый… Он
хотел бы, может
быть, да она…
Володя часто ездил к консулу справляться, нет ли на его имя письма, ожидая найти в нем приказ и
быть на балу в
красивой гардемаринской форме с аксельбантами; но
хотя письма и получались, и он радовался, читая весточки от своих, но желанного приказа все
не было, и, к большой досаде, ему пришлось
быть на балу в кадетском мундирчике.
Происходя от бедных родителей и никогда
не быв красивою,
хотя, впрочем, она
была очень миловидною, Катерина Астафьевна
не находила себе жениха между губернскими франтами и до тридцати лет жила при своей сестре, Висленевой, бегая по хозяйству, да купая и нянчая ее детей.