Неточные совпадения
И потому он
считал преступлением уничтожать живое: был против войны, казней и всякого убийства
не только людей, но и
животных.
В лавках нам, рабочим, сбывали тухлое мясо, леглую муку и спитой чай; в церкви нас толкала полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки, и если мы по бедности
не давали им взяток, то нас в отместку кормили из грязной посуды; на почте самый маленький чиновник
считал себя вправе обращаться с нами, как с
животными, и кричать грубо и нагло: «Обожди!
То, что
не очеловечилось,
не может вступить в историю; поэтому нет народа, взошедшего в историю, которого можно было бы
считать стадом
животных, как нет народа, заслуживающего именоваться сонмом избранных.
«Великое учение о непрерывности, — говорит он, —
не позволяет нам предположить, чтобы что-нибудь могло явиться в природе неожиданно и без предшественников, без постепенного перехода; неоспоримо, что низшие позвоночные
животные обладают, хотя и в менее развитом виде, тою частью мозга, которую мы имеем все основания
считать у себя самих органом сознания.
Еще с самых древних времен мудрецы учили тому, что
не надо есть мяса
животных, а питаться растениями, но мудрецам
не верили, и все ели мясо. Но в наше время с каждым годом находится всё больше и больше людей, которые
считают грехом есть мясо и
не едят его.
Люди
не считают дурным есть
животных оттого, что ложные учителя уверили их в том, что бог разрешил людям есть
животных. Это неправда. В каких бы книгах ни было написано, что
не грех убивать
животных и есть их, в сердце каждого человека написано яснее, чем в каких бы то ни было книгах, что
животных надо жалеть и нельзя убивать также, как и людей. Мы все знаем это, если
не заглушаем в себе совести.
Только бы мы умели принимать это как следует, как нужную нам, а потому радостную работу, а
не как нечто досадное, нарушающее то наше
животное существование, которое мы
считаем жизнью и усиление которого
считаем благом!
Адам полнее и глубже ее знал духовную меру
животного мира, чтобы
не счесть возможным учиться у змея мудрости и даже богопознанию.
Сказано то, что истинная жизнь наша начинается только тогда, когда мы перестаем
считать жизнью то, что
не было и
не могло быть для нас жизнью — наше
животное существование.
Как рассказывал мне присутствовавший писарь, у всех тряслись руки, и все
не смели смотреть в глаза друг другу, чувствуя, что они делают что-то ужасное. И вот этих-то людей
считают необходимым и, вероятно, полезным для кого-то, как
животных, — да и
животных запрещают истязать, — сечь розгами.
Можно жить по учению мира, т. е.
животною жизнью,
не признавая ничего выше и обязательнее предписаний существующей власти. Но кто живет так,
не может же утверждать, что живет разумно. Прежде чем утверждать, что мы живем разумно, надо ответить на вопрос: какое учение о жизни мы
считаем разумным? А у нас, несчастных,
не только нет никакого такого учения, но потеряно даже и сознание в необходимости какого-нибудь разумного учения о жизни.
Всех людей он искренно
считал подлецами и дураками,
не знал жалости ни к тем, ни к другим и собственноручно вешал щенят, которых ежегодно в изобилии приносила черная сучка Цыганка. Одного из щенят, который покрупнее, он оставлял для завода и, если просили, охотно раздавал остальных, так как
считал собак
животными полезными. В суждениях своих Иван Порфирыч был быстр и неоснователен и легко отступался от них, часто сам того
не замечая, но поступки его были тверды, решительны и почти всегда безошибочны.