Неточные совпадения
Уж налились колосики.
Стоят столбы точеные,
Головки золоченые,
Задумчиво и ласково
Шумят. Пора чудесная!
Нет
веселей, наряднее,
Богаче нет поры!
«Ой, поле многохлебное!
Теперь и
не подумаешь,
Как много люди Божии
Побились над тобой,
Покамест ты оделося
Тяжелым, ровным колосом
И
стало перед пахарем,
Как войско пред царем!
Не столько росы теплые,
Как пот с лица крестьянского
Увлажили тебя...
— Ах да, тут очень интересная
статья, — сказал Свияжский про журнал, который Левин держал в руках. — Оказывается, — прибавил он с
веселым оживлением, — что главным виновником раздела Польши был совсем
не Фридрих. Оказывается…
Чем дальше он ехал, тем
веселее ему
становилось, и хозяйственные планы один лучше другого представлялись ему: обсадить все поля лозинами по полуденным линиям, так чтобы
не залеживался снег под ними; перерезать на шесть полей навозных и три запасных с травосеянием, выстроить скотный двор на дальнем конце поля и вырыть пруд, а для удобрения устроить переносные загороды для скота.
— Экой молодец
стал! И то
не Сережа, а целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич, глядя на бойко и развязно вошедшего красивого, широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик имел вид здоровый и
веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик подошел к отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.
Он знал очень хорошо, что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни
стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда
не может быть смешна, и поэтому он с гордою и
веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Левин Взял косу и
стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и
веселые косцы выходили один зa другим на дорогу и, посмеиваясь, здоровались с барином. Они все глядели на него, но никто ничего
не говорил до тех пор, пока вышедший на дорогу высокий старик со сморщенным и безбородым лицом, в овчинной куртке,
не обратился к нему.
Но зачем же среди недумающих,
веселых, беспечных минут сама собою вдруг пронесется иная чудная струя: еще смех
не успел совершенно сбежать с лица, а уже
стал другим среди тех же людей, и уже другим светом осветилось лицо…
Так и Чичикову заметилось все в тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он
стал пускать в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно,
не мучь его», — и
веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
«Гость, кажется, очень неглупый человек, — думал хозяин, — степенен в словах и
не щелкопер». И, подумавши так,
стал он еще
веселее, точно как бы сам разогрелся от своего разговора и как бы празднуя, что нашел человека, готового слушать умные советы.
Чичиков никогда
не чувствовал себя в таком
веселом расположении, воображал себя уже настоящим херсонским помещиком, говорил об разных улучшениях: о трехпольном хозяйстве, о счастии и блаженстве двух душ, и
стал читать Собакевичу послание в стихах Вертера к Шарлотте, [Вертер и Шарлотта — герои сентиментального романа И.-В.
— А сюрпризик-то
не хотите разве посмотреть? — захихикал Порфирий, опять схватывая его немного повыше локтя и останавливая у дверей. Он, видимо,
становился все
веселее и игривее, что окончательно выводило из себя Раскольникова.
От природы была она характера смешливого,
веселого и миролюбивого, но от беспрерывных несчастий и неудач она до того яростно
стала желать и требовать, чтобы все жили в мире и радости и
не смели жить иначе, что самый легкий диссонанс в жизни, самая малейшая неудача
стали приводить ее тотчас же чуть
не в исступление, и она в один миг, после самых ярких надежд и фантазий, начинала клясть судьбу, рвать и метать все, что ни попадало под руку, и колотиться головой об стену.
Я
стал покупать шире и больше, — я брал все, что по моим соображениям, было нужно, и накупил даже вещи слишком рискованные, — так, например, нашему молодому кучеру Константину я купил наборный поясной ремень, а
веселому башмачнику Егорке — гармонию. Рубль, однако, все был дома, а на лицо бабушки я уж
не смотрел и
не допрашивал ее выразительных взоров. Я сам был центр всего, — на меня все смотрели, за мною все шли, обо мне говорили.
— А, конечно, от неволи, — сказала молодая, видимо,
не потому, что хотела пошутить, а потому, что плохо слышала. — Вот она, детей ради, и
стала ездить в Нижний, на ярмарку, прирабатывать, женщина она видная, телесная, характера
веселого…
Казалось, что обыватели Москвы предоставлены на волю судьбы, но это их
не беспокоит, — наоборот, они даже
стали веселей и смелей.
Самгин,
не ответив, налил вина в его стакан. Количество ряженых возросло, толпа
стала пестрее,
веселей, и где-то близко около двери уже задорно кричал Лютов...
О Макарове уже нельзя было думать,
не думая о Лидии. При Лидии Макаров
становится возбужденным, говорит громче, более дерзко и насмешливо, чем всегда. Но резкое лицо его
становится мягче, глаза играют
веселее.
Вдруг ему
стало так легко, весело; он начал ходить из угла в угол, даже пощелкивал тихонько пальцами, чуть
не закричал от радости, подошел к двери Ольги и тихо позвал ее
веселым голосом...
— Однако мне пора в типографию! — сказал Пенкин. — Я, знаете, зачем пришел к вам? Я хотел предложить вам ехать в Екатерингоф; у меня коляска. Мне завтра надо
статью писать о гулянье: вместе бы наблюдать
стали, чего бы
не заметил я, вы бы сообщили мне;
веселее бы было. Поедемте…
Вера, на другой день утром рано, дала Марине записку и велела отдать кому-то и принести ответ. После ответа она
стала веселее, ходила гулять на берег Волги и вечером, попросившись у бабушки на ту сторону, к Наталье Ивановне, простилась со всеми и, уезжая, улыбнулась Райскому, прибавив, что
не забудет его.
Он так обворожил старух, являясь то робким, покорным мудрой старости, то живым,
веселым собеседником, что они скоро перешли на ты и
стали звать его mon neveu, [племянником (фр.).] а он
стал звать Софью Николаевну кузиной и приобрел степень короткости и некоторые права в доме, каких постороннему
не приобрести во сто лет.
Викентьеву это молчание, сдержанность, печальный тон были
не по натуре. Он
стал подговаривать мать попросить у Татьяны Марковны позволения увезти невесту и уехать опять в Колчино до свадьбы, до конца октября. К удовольствию его, согласие последовало легко и скоро, и молодая чета, как пара ласточек, с
веселым криком улетела от осени к теплу, свету, смеху, в свое будущее гнездо.
Поступив к нему, я тотчас заметил, что в уме старика гнездилось одно тяжелое убеждение — и этого никак нельзя было
не заметить, — что все-де как-то странно
стали смотреть на него в свете, что все будто
стали относиться к нему
не так, как прежде, к здоровому; это впечатление
не покидало его даже в самых
веселых светских собраниях.
Он был уверен, что его чувство к Катюше есть только одно из проявлений наполнявшего тогда всё его существо чувства радости жизни, разделяемое этой милой,
веселой девочкой. Когда же он уезжал, и Катюша, стоя на крыльце с тетушками, провожала его своими черными, полными слез и немного косившими глазами, он почувствовал однако, что покидает что-то прекрасное, дорогое, которое никогда уже
не повторится. И ему
стало очень грустно.
— Ну, любит
не любит, это я сама скоро узнаю, — с грозною ноткой в голосе проговорила Грушенька, отнимая от глаз платок. Лицо ее исказилось. Алеша с горестью увидел, как вдруг из кроткого и тихо-веселого лицо ее
стало угрюмым и злым.
Посещения мальчиков ей сначала
не понравились и только сердили ее, но потом
веселые крики и рассказы детей
стали развлекать и ее и до того под конец ей понравились, что, перестань ходить эти мальчики, она бы затосковала ужасно.
— Дурак, — засмеялся Иван, — что ж я вы, что ли,
стану тебе говорить. Я теперь весел, только в виске болит… и темя… только, пожалуйста,
не философствуй, как в прошлый раз. Если
не можешь убраться, то ври что-нибудь
веселое. Сплетничай, ведь ты приживальщик, так сплетничай. Навяжется же такой кошмар! Но я
не боюсь тебя. Я тебя преодолею.
Не свезут в сумасшедший дом!
Доктор, ради Бога скажите, я в опасности?» — «Что я вам скажу, Александра Андреевна, — помилуйте!» — «Ради Бога, умоляю вас!» — «
Не могу скрыть от вас, Александра Андреевна, вы точно в опасности, но Бог милостив…» — «Я умру, я умру…» И она словно обрадовалась, лицо такое
веселое стало; я испугался.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти
не было видно. С
веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья
становилось спокойнее.
С давнего времени это был первый случай, когда Лопухов
не знал, что ему делать. Нудить жалко, испортишь все
веселое свиданье неловким концом. Он осторожно встал, пошел по комнате,
не попадется ли книга. Книга попалась — «Chronique de L'Oeil de Boeuf» — вещь, перед которою «Фоблаз» вял; он уселся на диван в другом конце комнаты,
стал читать и через четверть часа сам заснул от скуки.
С амурных дел они, или так встречались? Как бы с амурных дел, он бы был
веселый. А ежели бы в амурных делах они поссорились, по ее несоответствию на его желание, тогда бы, точно, он был сердитый, только тогда они ведь поссорились бы, —
не стал бы ее провожать. И опять она прошла прямо в свою комнату и на него
не поглядела, а ссоры незаметно, — нет, видно, так встретились. А черт их знает, надо глядеть в оба.
Борьба была тяжела. Цвет лица Веры Павловны
стал бледен. Но, по наружности, она была совершенно спокойна, старалась даже казаться
веселою, это даже удавалось ей почти без перерывов. Но если никто
не замечал ничего, а бледность приписывали какому-нибудь легкому нездоровью, то ведь
не Лопухову же было это думать и
не видеть, да ведь он и так знал, ему и смотреть-то было нечего.
Я
стал искать с ним ссоры; на эпиграммы мои отвечал он эпиграммами, которые всегда казались мне неожиданнее и острее моих и которые, конечно,
не в пример были
веселее: он шутил, а я злобствовал.
Веселое гулянье! Сердцу радость
Глядеть на вас. Играйте, веселитесь,
Заботы прочь гоните: для заботы
Своя пора. Народ великодушный
Во всем велик, — мешать с бездельем дело
Не станет он; трудиться, так трудиться,
Плясать и петь, так вдоволь, до упаду.
Взглянув на вас разумным оком, скажешь,
Что вы народ честной и добрый; ибо
Лишь добрые и честные способны
Так громко петь и так плясать отважно.
Спасибо вам на песнях и на пляске!
Уж тешиться, так тешиться!
За поцелуй поешь ты песни? Разве
Так дорог он? При встрече, при прощанье
Целуюсь я со всяким, — поцелуи
Такие же слова: «прощай и здравствуй»!
Для девушки споешь ты песню, платит
Она тебе лишь поцелуем; как же
Не стыдно ей так дешево платить,
Обманывать пригоженького Леля!
Не пой для них, для девушек,
не знают
Цены твоим
веселым песням. Я
Считаю их дороже поцелуев
И целовать тебя
не стану, Лель.
— Знаешь ли, что я думаю? — прервала девушка, задумчиво уставив в него свои очи. — Мне все что-то будто на ухо шепчет, что вперед нам
не видаться так часто. Недобрые у вас люди: девушки все глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры
стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне
веселее у чужих было.
—
Не он? — спросил мой товарищ. Оказалось, однако, что фамилия нового учителя была все-таки Гюгенет, но это была уже гимназия, казенное учреждение, в котором
веселый Гюгенет тоже
стал казенным.
Хороши у него глаза были:
веселые, чистые, а брови — темные, бывало, сведет он их, глаза-то спрячутся, лицо
станет каменное, упрямое, и уж никого он
не слушает, только меня; я его любила куда больше, чем родных детей, а он знал это и тоже любил меня!
Деревенские мальчики, которых приглашали в усадьбу, дичились и
не могли свободно развернуться. Кроме непривычной обстановки, их немало смущала также и слепота «панича». Они пугливо посматривали на него и, сбившись в кучу, молчали или робко перешептывались друг с другом. Когда же детей оставляли одних в саду или в поле, они
становились развязнее и затевали игры, но при этом оказывалось, что слепой как-то оставался в стороне и грустно прислушивался к
веселой возне товарищей.
Я умышленно сделал
веселое лицо и, сняв фуражку, замахал ею. Этот маневр достиг цели. Мои спутники
стали грести энергичнее. Лодка пошла быстрее. Теперь уже чудовища
не было видно. Слышно было только, как волны с грохотом разбивались о берег. Сюркум молча выдерживал их удары. Волны с бешенством отступали назад, чтобы собраться с силами и снова броситься в атаку. Ветер вторил им зловещим воем.
Евгений Павлович, казалось, был в самом
веселом расположении, всю дорогу до воксала смешил Александру и Аделаиду, которые с какою-то уже слишком особенною готовностию смеялись его шуткам, до того, что он
стал мельком подозревать, что они, может быть, совсем его и
не слушают.
— Господа,
не хотите ли пить шампанское, — пригласила вдруг Настасья Филипповна. — У меня приготовлено. Может быть, вам
станет веселее. Пожалуйста, без церемонии.
Вообще вечер
становился веселее, но
не по-обычному.
«Зато характер
веселый, и при этом много благоразумия, —
не пропадет,
стало быть, девка», — утешалась она в конце концов.
Ермошка любил, когда его ругали, а чтобы потешиться, подстегнул лошадь
веселых родственников, и они чуть
не свалились вместе с седлом. Этот маленький эпизод несколько освежил их, и они опять запели во все горло про сибирского генерала. Только подъезжая к Балчуговскому заводу, Яша начал приходить в себя: хмель сразу вышибло. Он все чаще и чаще
стал пробовать свой затылок…
Около полудня отряд остановился на роздых. Сон Райнера нарушался стуком оружия и
веселым говором солдат; но он еще
не приходил к сознанию всего его окружающего. Долетавшие до слуха русские слова
стали пробуждать его.
Да и то надо сказать, разве Коля, подобно большинству его сверстников,
не видал, как горничная Фрося, такая краснощекая, вечно
веселая, с ногами твердости
стали (он иногда, развозившись, хлопал ее по спине), как она однажды, когда Коля случайно быстро вошел в папин кабинет, прыснула оттуда во весь дух, закрыв лицо передником, и разве он
не видал, что в это время у папы было лицо красное, с сизым, как бы удлинившимся носом, и Коля подумал: «Папа похож на индюка».
Тогда все тому подивилися, свита до земли преклонилася. Честной купец дал свое благословение дочери меньшой, любимой и молодому принцу-королевичу. И проздравили жениха с невестою сестры старшие завистные и все слуги верные, бояре великие и кавалеры ратные, и нимало
не медля принялись
веселым пирком да за свадебку, и
стали жить да поживать, добра наживать. Я сама там была, пиво-мед пила, по усам текло, да в рот
не попало.
Проснулся купец, а вдруг опомниться
не может: всю ночь видел он во сне дочерей своих любезныих, хорошиих и пригожиих, и видел он дочерей своих старшиих: старшую и середнюю, что они веселым-веселехоньки, а печальна одна дочь меньшая, любимая; что у старшей и середней дочери есть женихи богатые и что сбираются они выйти замуж,
не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать
не хочет, покуда
не воротится ее родимый батюшка; и
стало у него на душе и радошно и
не радошно.
Ефрем с Федором сейчас ее собрали и поставили, а Параша повесила очень красивый,
не знаю, из какой материи, кажется, кисейный занавес; знаю только, что на нем были такие прекрасные букеты цветов, что я много лет спустя находил большое удовольствие их рассматривать; на окошки повесили такие же гардины — и комната вдруг получила совсем другой вид, так что у меня на сердце
стало веселее.