Неточные совпадения
К вам в комнату на несколько минут;
Там стены, воздух — всё приятно!
Согреют, оживят, мне отдохнуть дадут
Воспоминания об том, что невозвратно!
Не засижусь, войду, всего минуты две,
Потом, подумайте, член А́нглийского клуба,
Я там дни целые пожертвую молве
Про ум Молчалина, про душу Скалозуба.
Иногда его уже страшило это ощущение самого себя как пустоты, в которой непрерывно кипят слова и мысли, — кипят, но
не согревают.
Он говорил уже
не скрывая издевательства, а Самгин чувствовал, что его лицо краснеет от негодования и что негодование
согревает его. Он закурил папиросу и слушал, ожидая, когда наиболее удобно будет сурово воздать рассказчику за его красноречие. А старичок, передохнув, продолжал...
В ярких огнях шумно ликовали подпившие люди. Хмельной и почти горячий воздух, наполненный вкусными запахами, в минуту
согрел Клима и усилил его аппетит. Но свободных столов
не было, фигуры женщин и мужчин наполняли зал, как шрифт измятую страницу газеты. Самгин уже хотел уйти, но к нему, точно на коньках, подбежал белый официант и ласково пригласил...
Самгин ожидал
не этого; она уже второй раз как будто оглушила, опрокинула его. В глаза его смотрели очень яркие, горячие глаза; она поцеловала его в лоб, продолжая говорить что-то, — он, обняв ее за талию,
не слушал слов. Он чувствовал, что руки его, вместе с физическим теплом ее тела, всасывают еще какое-то иное тепло. Оно тоже
согревало, но и смущало, вызывая чувство, похожее на стыд, — чувство виновности, что ли? Оно заставило его прошептать...
Может быть, сегодня утром мелькнул последний розовый ее луч, а там она будет уже —
не блистать ярко, а
согревать невидимо жизнь; жизнь поглотит ее, и она будет ее сильною, конечно, но скрытою пружиной. И отныне проявления ее будут так просты, обыкновенны.
Песни Соломона… нет, это
не Соломон, это Давид, который укладывал на свое ложе юную красавицу, чтобы
согреть свою страсть.
Нельзя было Китаю жить долее, как он жил до сих пор. Он
не шел,
не двигался, а только конвульсивно дышал, пав под бременем своего истощения. Нет единства и целости, нет условий органической государственной жизни, необходимой для движения такого огромного целого. Политическое начало
не скрепляет народа в одно нераздельное тело, присутствие религии
не согревает тела внутри.
Моя Альпа
не имела такой теплой шубы, какая была у Кады. Она прозябла и, утомленная дорогой, сидела у огня, зажмурив глаза, и, казалось, дремала. Тазовская собака, с малолетства привыкшая к разного рода лишениям, мало обращала внимания на невзгоды походной жизни. Свернувшись калачиком, она легла в стороне и тотчас уснула. Снегом всю ее запорошило. Иногда она вставала, чтобы встряхнуться, затем, потоптавшись немного на месте, ложилась на другой бок и, уткнув нос под брюхо, старалась
согреть себя дыханием.
Казаки
согрели чай и ждали моего возвращения.
Не обошлось без курьеза. Когда чай был разлит по кружкам, П.К. Рутковский сказал...
Выбравшись на берег, первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то подал мысль, что следует
согреть чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его
не оказалось.
Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили тем, что было у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэгейцы говорили, что к вечеру мы дойдем до фанзы Сехозегоуза. Та м в амбаре они надеялись найти мороженую рыбу.
День был ясный, солнечный, но холодный. Мне страшно надоела съемка, и только упорное желание довести ее до конца
не позволяло бросить работу. Каждый раз, взяв азимут, я спешно зарисовывал ближайший рельеф, а затем
согревал руки дыханием. Через час пути мы догнали какого-то мужика. Он вез на станцию рыбу.
Внутри фанзы, по обе стороны двери, находятся низенькие печки, сложенные из камня с вмазанными в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей идут вдоль стен под канами и
согревают их. Каны сложены из плитнякового камня и служат для спанья. Они шириной около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу в длинную трубу, тоже сложенную из камня, которая стоит немного в стороне от фанзы и
не превышает конька крыши. Спят китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
Перед рассветом с моря потянул туман. Он медленно взбирался по седловинам в горы. Можно было ждать дождя. Но вот взошло солнце, и туман стал рассеиваться. Такое превращение пара из состояния конденсации в состояние нагретое, невидимое, в Уссурийском крае всегда происходит очень быстро.
Не успели мы
согреть чай, как от морского тумана
не осталось и следа; только мокрые кустарники и трава еще свидетельствовали о недавнем его нашествии.
…Последнее пламя потухавшей любви осветило на минуту тюремный свод,
согрело грудь прежними мечтами, и каждый пошел своим путем. Она уехала в Украину, я собирался в ссылку. С тех пор
не было вести об ней.
Отчего ты такой холодный, мой пан? видно,
не горючи мои слезы, невмочь им
согреть тебя!
Торговки, эти уцелевшие оглодки жизни, засаленные, грязные, сидели на своих горшках,
согревая телом горячее кушанье, чтобы оно
не простыло, и неистово вопили...
Я прошел к Малому театру и, продрогший, промочив ноги и нанюхавшись запаха клоаки, вылез по мокрой лестнице. Надел шубу, которая меня
не могла
согреть, и направился в редакцию, где сделал описание работ и припомнил мое старое путешествие в клоаку.
Странное дело: у кряковных и других больших уток я никогда
не нахаживал более девяти или десяти яиц (хотя гнезд их нахаживал в десять раз более, чем чирячьих), а у чирков находил по двенадцати, так что стенки гнезда очень высоко бывали выкладены яичками, и невольно представляется тот же вопрос, который я задавал себе, находя гнезда погоныша: как может такая небольшая птица
согреть и высидеть такое большое количество яиц?
Прияв отраву сию в веселии,
не токмо
согреваем ее в недрах наших, но даем ее в наследие нашему потомству.
В море царила тишина. На неподвижной и гладкой поверхности его
не было ни малейшей ряби. Солнце стояло на небе и щедро посылало лучи свои, чтобы
согреть и осушить намокшую от недавних дождей землю и пробудить к жизни весь растительный мир — от могучего тополя до ничтожной былинки.
Карачунскому было и совестно, и больно за эту молодую, неудовлетворенную жизнь, которую он
не мог ни
согреть, ни успокоить ответным взглядом.
— Вот ты и осудил меня, а как в писании сказано: «Ты кто еси судий чуждему рабу: своему господеви стоишь или падаешь…» Так-то, родимые мои! Осудить-то легко, а того вы
не подумали, что к мирянину приставлен всего один бес, к попу — семь бесов, а к чернецу — все четырнадцать.
Согрели бы вы меня лучше водочкой, чем непутевые речи заводить про наше иноческое житие.
Возок наш так настыл от непритворенной по неосторожности двери, что мы
не скоро его
согрели своим присутствием и дыханием.
— И он говорит это… бессовестный! Ушел — и думает, что я и
не почувствую! А как мне, Володька, без тебя было холодно! Сейчас же бери меня на коленки и
согрей!
Уже показалось веселое солнышко и приветливо заглянуло всюду, где праздность и изнеженность
не поставили ему искусственных преград; заиграло оно на золоченых шпилях церквей, позолотило тихие, далеко разлившиеся воды реки Крутогорки,
согрело лучами своими влажный воздух и прогнало, вместе с тьмою, черную заботу из сердца…
Он меня
согрел и приютил. Жил он в то время с учеником Иосифом — такой, сударь, убогонький, словно юродивый.
Не то чтоб он старику служил, а больше старик об нем стужался. Такая была уж в нем простота и добродетель, что
не мог будто и жить, когда
не было при нем такого убогонького, ровно сердце у него само пострадать за кого ни на есть просилось.
В сущности, однако ж, в том положении, в каком он находился, если бы и возникли в уме его эти вопросы, они были бы лишними или, лучше сказать, только измучили бы его, затемнили бы вконец тот луч, который хоть на время осветил и
согрел его существование. Все равно, ему ни идти никуда
не придется, ни задачи никакой выполнить
не предстоит. Перед ним широко раскрыта дверь в темное царство смерти — это единственное ясное разрешение новых стремлений, которые волнуют его.
Но
не успевает надежда
согреть его существование, как рассудком его всецело овладевает представление о смерти.
«Куда я теперь пойду?» И взаправду, сколько времени прошло с тех пор, как я от господ бежал и бродяжу, а все я нигде места под собой
не согрею…
С представлением о Франции и Париже для меня неразрывно связывается воспоминание о моем юношестве, то есть о сороковых годах. Да и
не только для меня лично, но и для всех нас, сверстников, в этих двух словах заключалось нечто лучезарное, светоносное, что
согревало нашу жизнь и в известном смысле даже определяло ее содержание.
Не об этом надо жалеть, а о том горении мысли, которое в течение слишком полустолетия
согревало не только Францию, но чрез ее посредство и мир.
— Хорошо! — произнес покорно Егор Егорыч и, встав, пошел в свою спальню. Сусанна Николаевна последовала за ним. Там он прилег на постель. Сусанна Николаевна села около и, взяв его руки, начала их
согревать. Егор Егорыч лежал совершенно тихо, но она очень хорошо чувствовала, что он
не спит.
«Ехал человек стар, конь под ним кар, по ристаням, по дорогам, по притонным местам. Ты, мать, руда жильная, жильная, телесная, остановись, назад воротись. Стар человек тебя запирает, на покой
согревает. Как коню его воды
не стало, так бы тебя, руда-мать,
не бывало. Пух земля, одна семья, будь по-моему! Слово мое крепко!»
— Она, голубка, и во сне озабочена, печется одним, как бы
согреть и напоить меня, старого, теплым, а
не знает того, что
согреть меня может иной уголь, горящий во мне самом, и лишь живая струя властна напоить душевную жажду мою, которой нет утоления при одной мысли, что я старый… седой… полумертвец… умру лежачим камнем и… потеряю утешение сказать себе пред смертью, что… силился по крайней мере присягу выполнить и… и возбудить упавший дух собратий!
Старые что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому
не жалко. (Целует Серебрякова в плечо.) Пойдем, батюшка, в постель… Пойдем, светик… Я тебя липовым чаем напою, ножки твои
согрею… Богу за тебя помолюсь…
Никакие усилия уже
не могут
согреть вашей проклятой холодной крови, и это вы знаете лучше, чем я.
Долинский присел к столику с каким-то особенным тщанием и серьезностью,
согрел на кофейной конфорке спирт, смешал его с уксусом, попробовал эту смесь на язык и постучался в Дашины двери. Ответа
не было. Он постучался в другой раз — ответа тоже нет.
И вот явились передо мною вы, сердце мое забилось сильней прежнего; но вы
не были жестокой красавицей, вы
не оттолкнули меня, вы снизошли к несчастному страдальцу, вы
согрели бедное сердце взаимностью, и я счастлив, счастлив, бесконечно счастлив!
Елена надеялась обратною ходьбой
согреть себя, но, выйдя, увидела, что решительно
не может идти, потому что в худых местах ботинком до того намяла себе кожу, что ступить ни одной ногой
не могла, и принуждена была взять извозчика, едучи на котором, еще больше прозябла; когда, наконец, она вошла к себе в комнату, то у нее зуб с зубом
не сходился.
Бегушев слегка и молча мотнул головою, приподняв ее немного с подушки. Перехватов, в свою очередь, тоже
не без апломба уселся в кресла и первоначально стал тереть свои красивые руки, чтобы
согреть их, а потом взял Бегушева за пульс.
Днем еще
согревало солнце, имевшее достаточно тепла, и те, кто мирно проезжал по дорогам, думали: какая теплынь, совсем лето! — а с вечера начиналось мучение,
не известное ни тем, кто, проехав сколько надо, добрался до теплого жилья, ни зверю, защищенному природой.
— Мы далеко ушли, дядюшка Гро, а ведь как раз в это время вы подняли бы меня с жалкого ложа и,
согрев тумаком, приказали бы идти стучать в темное окно трактира „Заверни к нам“, чтоб дали бутылку…» Меня восхищало то, что я ничего
не понимаю в делах этого дома, в особенности же совершенная неизвестность, как и что произойдет через час, день, минуту, — как в игре.
Она скорей убьет все искорки таланта, а
не раздует,
не освежит его и
не согреет.
Он следил глазами за движениями Шарля, разливавшего вино в стаканы, вертел свой стакан в обеих руках, как бы слегка
согревая его, пил благородный напиток небольшими глотками и т. п. Nicolas, с своей стороны, старался ни в чем
не отставать от своего друга: нюхал, смаковал губами, поднимал стакан к свету и проч.
— Полно, отец, — говорила меж тем Евлампия, и голос ее стал как-то чудно ласков, —
не поминай прошлого. Ну, поверь же мне; ты всегда мне верил. Ну, сойди; приди ко мне в светелку, на мою постель мягкую. Я обсушу тебя да
согрею; раны твои перевяжу, вишь, ты руки себе ободрал. Будешь ты жить у меня, как у Христа за пазухой, кушать сладко, а спать еще слаще того. Ну, были виноваты! ну, зазнались, согрешили; ну, прости!
Он
не ошибся… Багор зацепил Марью Павловну зарукав ее платья. Кучер ее тотчас подхватил, вытащил из воды… в два сильных толчка лодка очутилась у берега… Ипатов, Иван Ильич, Владимир Сергеич — все, бросились к Марье Павловне, подняли ее, понесли на руках домой, тотчас раздели ее, начали ее откачивать,
согревать… Но все их усилия, их старания остались тщетными… Марья Павловна
не пришла в себя… Жизнь уже ее покинула.
Казалось,
не было уголка на белом свете, где бы в это время могло светить солнышко и
согревать человека.
Анна. А мне нужды нет, замерз совсем стыд-то. И чувствую я, что мне хорошо, руки
не ноют, в груди тепло, — и так я полюбила эту шинель, как точно что живое какое.
Не поверишь ты, а это правда. Точно вот, как я благодарность какую к ней чувствую, что она меня
согрела.
И графиня без всякого упрека совести
согревала Леона нежными поцелуями, когда он, приехав, вбегал холодный в кабинет ее и если —
не было с нею графа.