Неточные совпадения
— «Я
не мир, а
меч принес», говорит Христос, — с своей стороны
возразил Сергей Иваныч, просто, как будто самую понятную вещь приводя то самое место из Евангелия, которое всегда более всего смущало Левина.
— Позволь мне
не верить, — мягко
возразил Степан Аркадьич. — Положение ее и мучительно для нее и безо всякой выгоды для кого бы то ни было. Она заслужила его, ты скажешь. Она знает это и
не просит тебя; она прямо говорит, что она ничего
не смеет просить. Но я, мы все родные, все любящие ее просим, умоляем тебя. За что она мучается? Кому от этого лучше?
Кстати,
заметим мимоходом, что Петр Петрович, в эти полторы недели, охотно принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то есть
не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой «коммуны», где-нибудь в Мещанской улице; или, например,
не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается завести любовника; или
не крестить своих будущих детей и проч. и проч. — все в этом роде.
Но Самгин уже
не слушал его замечаний,
не возражал на них, продолжая говорить все более возбужденно. Он до того увлекся, что
не заметил, как вошла жена, и оборвал речь свою лишь тогда, когда она зажгла лампу. Опираясь рукою о стол, Варвара смотрела на него странными глазами, а Суслов, встав на ноги, оправляя куртку, сказал, явно довольный чем-то...
Лицо Попова налилось бурой кровью, глаза выкатились, казалось, что он усиленно старается
не задремать, но волосатые пальцы нервозно барабанили по коленям, голова вращалась так быстро, точно он искал кого-то в толпе и боялся
не заметить. На тестя он посматривал сердито, явно
не одобряя его болтовни, и Самгин ждал, что вот сейчас этот неприятный человек начнет
возражать тестю и затрещит бесконечный, бесплодный, юмористически неуместный на этом параде красивых женщин диалог двух русских, которые все знают.
— Как он
смеет так говорить про моего барина? —
возразил горячо Захар, указывая на кучера. — Да знает ли он, кто мой барин-то? — с благоговением спросил он. — Да тебе, — говорил он, обращаясь к кучеру, — и во сне
не увидать такого барина: добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам посмотреть, как выезжаете со двора на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка, дыр-то
не сосчитаешь!..
Да, да, уж это так,
не говори,
не говори, смейся, а молчи! — прибавила она,
заметив, что он хочет
возразить.
— «Позвольте, —
заметил один скептик, —
не от лимонов ли это ящик?» — «Нет, —
возразил другой наблюдатель, — видите, он с решеткой».
— А как бы я
не ввязался-с? Да я и
не ввязывался вовсе, если хотите знать в полной точности-с. Я с самого начала все молчал,
возражать не смея, а они сами определили мне своим слугой Личардой при них состоять. Только и знают с тех пор одно слово: «Убью тебя, шельму, если пропустишь!» Наверно полагаю, сударь, что со мной завтра длинная падучая приключится.
Затем на обвинение, что будто он разрешает молодому поколению убивать отцов, Фетюкович с глубоким достоинством
заметил, что и
возражать не станет.
Однако разговором дела
не поправишь. Я взял свое ружье и два раза выстрелил в воздух. Через минуту откуда-то издалека послышался ответный выстрел. Тогда я выстрелил еще два раза. После этого мы развели огонь и стали ждать. Через полчаса стрелки возвратились. Они оправдывались тем, что Дерсу поставил такие маленькие сигналы, что их легко было
не заметить. Гольд
не возражал и
не спорил. Он понял, что то, что ясно для него, совершенно неясно для других.
— Вы хотите
возражать на высочайшее решение? —
заметил Шубинский. — Смотрите, как бы Пермь
не переменилась на что-нибудь худшее. Я ваши слова велю записать.
«Ты будешь с ним счастлива!» — круто решил
Старик, —
возражать я
не смела…
«Да помилуйте, тятенька, он
не отдаст,
возражает сын. «Я тебе приказываю, слышишь, — говорит Тит Титыч: — как он
смеет не отдать, когда я этого желаю?..
— Извините меня, государь мой, —
возразила Марфа Тимофеевна, —
не заметила вас на радости. На мать ты свою похож стал, на голубушку, — продолжала она, снова обратившись к Лаврецкому, — только нос у тебя отцовский был, отцовским и остался. Ну — и надолго ты к нам?
— И ничего, ничего! И пусть знают, — горячо
возразил Лихонин. — Зачем стесняться своего прошлого, замалчивать его? Через год ты взглянешь
смело и прямо в глаза каждому человеку и скажешь: «Кто
не падал, тот
не поднимался». Идем, идем, Любочка!
Понятые молчали. Высокий мужик как будто бы хотел что-то
возразить, но, кажется,
не посмел.
Не смея ни
возражать, ни утверждать ничего относительно офицеров и аптекаря (потому что я и сам этого обстоятельства
не привел в положительную известность), я объясняю себе холодность Марьи Петровны несколько иначе.
— Бить солдата бесчестно, — глухо
возразил молчавший до сих пор Ромашов. — Нельзя бить человека, который
не только
не может тебе ответить, но даже
не имеет права поднять руку к лицу, чтобы защититься от удара.
Не смеет даже отклонить головы. Это стыдно!
— Этого
не смейте теперь и говорить. Теперь вы должны быть счастливы и должны быть таким же франтом, как я в первый раз вас увидела — я этого требую! —
возразила Настенька и, напившись чаю, опять села около Калиновича. — Ну-с, извольте мне рассказывать, как вы жили без меня в Петербурге: изменяли мне или нет?
— Будто это так? —
возразил князь. — Будто вы в самом деле так думаете, как говорите, и никогда сами
не замечали, что мое предположение имеет много вероятности?
— Нет, вы
не только
заметили, —
возразил Калинович, взглянув на капитана исподлобья, — а вы на мою легкую шутку отвечали дерзостью. Постараюсь
не ставить себя в другой раз в такое неприятное положение.
—
Не знаю-с, какой это нужен голос и рост; может быть, какой-нибудь фельдфебельский или тамбурмажорский; но если я вижу перед собой человека, который в равносильном душевном настроении с Гамлетом, я
смело заключаю, что это великий человек и актер! —
возразил уж с некоторою досадою Белавин и опустился в кресло.
— Зло есть во всех, —
возражал ей запальчиво Петр Михайлыч, — только мы у других видим сучок в глазу, а у себя бревна
не замечаем.
Поручик сперва
не возражал ему, но потом в голосе молодого человека послышалась гневная дрожь, и он
заметил, что пришел
не затем, чтобы выслушивать моральные сентенции…
— Вам попадись только на глаза хорошенькая женщина, так вы ничего другого и
не замечаете! —
возразила она. — А я вам скажу, что эту другую хорошенькую сестру Людмилы привез к адмиральше новый еще мужчина, старик какой-то, но кто он такой…
— Тебя прибить он
не посмеет, —
возразила Анна Прохоровна, — а если и скажет тебе что-нибудь неприятное, то ты можешь объяснить, что так делается везде, во всех откупах.
— Как бы это так я
не заметил? —
возразил Лябьев.
Крапчик, слыша и видя все это,
не посмел более на эту тему продолжать разговор, который и перешел снова на живописцев, причем стали толковать о каких-то братьях Чернецовых [Братья Чернецовы, Григорий и Никанор Григорьевичи (1802—1865 и 1805—1879), — известные художники.], которые, по словам Федора Иваныча, были чисто русские живописцы, на что Сергей Степаныч
возражал, что пока ему
не покажут картины чисто русской школы по штилю, до тех пор он русских живописцев будет признавать иностранными живописцами.
— То-то, что по нашему месту
не мыслить надобно, а почаще вспоминать, что выше лба уши
не растут! —
возразил Очищенный, — тогда и жизнь своим чередом пойдет, и даже сами
не заметите, как время постепенно пролетит!
Ниже, через несколько записей, значилось: «Был по делам в губернии и, представляясь владыке, лично ему докладывал о бедности причтов. Владыка очень о сем соболезновали; но
заметили, что и сам Господь наш
не имел где главы восклонить, а к сему учить
не уставал. Советовал мне, дабы рекомендовать духовным читать книгу „О подражании Христу“. На сие ничего его преосвященству
не возражал, да и вотще было бы
возражать, потому как и книги той духовному нищенству нашему достать негде.
Этого рода утверждения исходят большею частью от людей, находящихся на высоких ступенях правительственной или духовной иерархии и вследствие этого совершенно уверенных, что на их утверждения
возражать никто
не посмеет, а если кто и будет
возражать, то они
не услышат этих возражений.
Товарищи дразнили Сашу, что он надушился «пачкулями» и что Людмилочка в него влюблена. Он вспыхивал и горячо
возражал: ничего,
мол,
не влюблена, все это,
мол, выдумки Передонова; он-де сватался к Людмилочке, а Людмилочка ему нос натянула, вот он на нее и сердится и распускает про нее нехорошие слухи. Товарищи ему верили, — Передонов, известно, — но дразнить
не переставали; дразнить так приятно.
Передонов
не испытывал стыда, когда рассказывал, будто бы княгиня платила ему. Володин был доверенным слушателем и
не замечал нелепостей и противоречий в его рассказах. Рутилов
возражал, но думал, что без огня дыма
не бывает: что-то, думал он, было между Передоновым и княгинею.
А так как,
не далее как за день перед тем, я имел случай с обоими бунтовщиками играть в ералаш и при этом
не заметил в их образе мыслей ничего вредного, то и
не преминул
возразить негодующему помпадуру, что, по мнению моему, оба названные лица ведут себя скромно и усмирения
не заслуживают.
«Как же
смел ты, вор, назваться государем?» — продолжал Панин. «Я
не ворон (
возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон-то еще летает».
Нехлюдов стал-было доказывать мужику, что переселение, напротив, очень выгодно для него, что плетни и сараи там построят, что вода там хорошая, и т. д., но тупое молчание Чуриса смущало его, и он почему-то чувствовал, что говорит
не так, кàк бы следовало. Чурисенок
не возражал ему; но когда барин замолчал, он, слегка улыбнувшись,
заметил, что лучше бы всего было поселить на этом хуторе стариков дворовых и Алёшу-дурачка, чтоб они там хлеб караулили.
Литвинов ничего
не возразил Капитолине Марковне; он только в это мгновенье сообразил, что в двух шагах оттуда находилось то самое место, где он имел с Ириной объяснение, которое все решило. Потом он вспомнил, что он сегодня
заметил у ней на щеке небольшое розовое пятно…
Когда Елена говорила последние слова, то у ней вся кровь даже бросилась в лицо; князь
заметил это и мигнул Миклакову, чтобы тот
не спорил с ней больше. Тот понял его знак и
возражал Елене
не столь резким тоном...
—
Не бойся! Я умру
не от нее. Ступай скорее! Ямщик, который нас привез, верно, еще
не уехал. Чтоб чрез полчаса нас здесь
не было. Ни слова более! — продолжал Рославлев,
замечая, что Егор готовился снова
возражать, — я приказываю тебе! Постой! Вынь из шкатулки лист бумаги и чернильницу. Я хочу, я должен отвечать ей. Теперь ступай за лошадьми, — прибавил он, когда слуга исполнил его приказание.
— Я его знала хорошо, но доброты в нем
не замечала, —
возразила с усмешкою Домна Осиповна и потом, как бы совершенно случайно, присовокупила: — Мне,
не помню, кто-то рассказывал, что последнее время он поседел и постарел!
Бегушев понял, что в этих словах и ему поставлена была шпилька, но прямо на нее он ничего
не возразил, видя, что Домна Осиповна и без того была чем-то расстроена, и только, улыбаясь,
заметил ей, что она сама очень еще недавно говорила, что ей понятно, почему мужчины
не уважают женщин.
—
Не смейте, сударь, этого и думать! —
возразила Перепетуя Петровна. — Она, конечно, человек больной… пожалуй, он это сделает, увезет ее… Да вот, дай господи мне на этом месте
не усидеть: я первая до начальства пойду, ей-богу! Губернатору просьбу подам…
— Вот этого-то тебе и
не позволят сделать, —
возразил Владимир Андреич. — Я уж
заметил, что ты всегда с дрянью танцуешь. А отчего? Оттого, что все готово! Как бы своя ноша потянула, так бы и знала, с кем танцевать; да! — заключил он выразительно и вышел.
— Очень верю и благодарю вас за это, —
возразил Владимир Андреич, — но позвольте мне с вами говорить откровенно: участь ваша совершенно зависит от выбора дочери, которой волю мы
не смеем стеснять.
— Нет, мамаша; он
не смеет этого и думать, —
возразила Мари.
Но Гоголь был недоволен моим заступлением и, сказав мне: «Сами вы ничего
заметить не хотите или
не замечаете, а другому
замечать мешаете…», просил Погодина продолжать и очень внимательно его слушал,
не возражая ни одним словом.
В доме все
не любили эту арфу и думали, что она говорит что-то такое здешнему грозному господину и он
не смеет ей
возражать, но оттого становится еще немилосерднее и жесточе…
— А вот что это значит… —
возразил он, словно отчеканивая каждое слово, — вчера я вам показывал бумажник с письмами одной особы ко мне… Сегодня вы с упреком —
заметьте, с упреком — пересказывали этой особе несколько выражений из этих писем,
не имея на то ни малейшего права. Я желаю знать, как вы это объясните?
Говорил он громко, внушительно и
смело, так что никто
не думал ему
возражать или противоречить, а, главное, он ввел в беседу живой общезанимательный любовный элемент, к которому политика и цензура нравов примешивалась только слегка, левою стороною,
не докучая и
не портя живых приключений мимо протекшей жизни.