Неточные совпадения
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «
Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет,
не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я
люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
Вронский
любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог пить как бочка,
не спать и быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском
Клубе.
За все время, пока он живет в Дялиже, любовь к Котику была его единственной радостью и, вероятно, последней. По вечерам он играет в
клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает. Ему прислуживает лакей Иван, самый старый и почтенный, подают ему лафит № 17, и уже все — и старшины
клуба, и повар, и лакей — знают, что он
любит и чего
не любит, стараются изо всех сил угодить ему, а то, чего доброго, рассердится вдруг и станет стучать палкой о пол.
Екатерина Ивановна, довольная, что так хитро подшутила над влюбленным и что ее так сильно
любят, захохотала и вдруг вскрикнула от испуга, так как в это самое время лошади круто поворачивали в ворота
клуба и коляска накренилась. Старцев обнял Екатерину Ивановну за талию; она, испуганная, прижалась к нему, и он
не удержался и страстно поцеловал ее в губы, в подбородок и сильнее обнял.
В Коус я приехал часов в девять вечера, узнал, что Брук Гауз очень
не близок, заказал на другое утро коляску и пошел по взморью. Это был первый теплый вечер 1864. Море, совершенно покойное, лениво шаля, колыхалось; кой-где сверкал, исчезая, фосфорический свет; я с наслаждением вдыхал влажно-йодистый запах морских испарений, который
люблю, как запах сена; издали раздавалась бальная музыка из какого-то
клуба или казино, все было светло и празднично.
— И мне уж позвольте, — сказал кучер. Он был старик, но еще крепкий и довольно красивый из себя. —
Не знаю, как вашего табаку, а нашего так они
не любят, — продолжал он, выпуская изо рта
клубы зеленоватого дыма, и комары действительно полетели от него в разные стороны; он потом пустил струю и на лошадей, и с тех комары слетели.
Этот генерал, один из самых осанистых членов нашего
клуба, помещик
не очень богатый, но с бесподобнейшим образом мыслей, старомодный волокита за барышнями, чрезвычайно
любил, между прочим, в больших собраниях заговаривать вслух, с генеральскою вескостью, именно о том, о чем все еще говорили осторожным шепотом.
В
клубе по вечерам играет он в бильярд, карт же
не любит.
Глумов. Поедем. Я домашних обедов, запросто,
не люблю. В них всегда есть что-то фамильярное: либо квас посередине стола в большом графине, либо домашние наливки, либо миска с отбитой ручкой, либо пирожки свечным салом пахнут. У вас, конечно, все роскошно, но я все-таки предпочитаю обедать в гостинице или
клубе.
Имел я письмо и к Герберту Спенсеру. Я знал уже, что он, как старый холостяк, живет в каком-то семействе и
не очень охотно принимает посетителей, и что его часто видят в
клубе Атеней, где он
любит играть на бильярде.
— В трех комнатах. Вот это моя менажерия [зверинец (от фр.: ménagerie).],
люблю птиц и всяких зверей… Там мой кабинет. Половину книг оставил. Спальня… ванная… и все. Кухни
не держу. Иногда обедаю в
клубе… редко… а то где придется… в кабачке… в „Эрмитаже“… в „Англии“, у Дюссо.
С русскими он
не знается, в свет
не ездит, ученых и литературных интересов у него нет,
не нажил даже никакого дилетантства, в
клубах не бывает,
не любит ни карт, ни спорта, за исключением прогулок, утром, верхом.