Неточные совпадения
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть,
не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать
не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках
не вижу-с!
— Ниже! ниже поклонись! —
командовала блаженная, —
не жалей спины-то!
не твоя спина — божья!
Наконец люди истомились и стали заболевать. Сурово выслушивал Угрюм-Бурчеев ежедневные рапорты десятников о числе выбывших из строя рабочих и,
не дрогнув ни одним мускулом,
командовал...
И брат,
командуя одним из самых дорогих полков и только что женившись,
не мог
не принять этого подарка.
Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но
не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку,
командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль.
— Тебя, Григорий, мы старостой
не выбирали, а ты —
командуешь…
— Весьма многими
командует не убежденность, а незаконная дочь ее — самонадеянность.
Если в Москве губернатор Дубасов приказывает «истреблять бунтовщиков силою оружия, потому что судить тысячи людей невозможно», если в Петербурге Трепов
командует «холостых залпов
не давать, патронов
не жалеть» — это значит, что правительство объявило войну народу.
— Я
не верю,
не верю, что Петербургом снова
командует Германия, как это было после Первого марта при Александре Третьем, — бормотал Кумов, глядя на трубку.
У стола
командовал писатель Катин. Он —
не постарел, только на висках явились седенькие язычки волос и на упругих щечках узоры красных жилок. Он мячиком катался из угла в угол, ловил людей, тащил их к водке и оживленно, тенорком, подшучивал над редактором...
Но добродушного, неуклюжего Дмитрия любили за то, что он позволял
командовать собой, никогда
не спорил,
не обижался, терпеливо и неумело играл самые незаметные, невыгодные роли.
«Это ее назвал Усов бестолковой. Если она служит жандармам, то, наверное, из страха, запуганная каким-нибудь полковником Васильевым.
Не из-за денег же? И
не из мести людям, которые
командуют ею. Я допускаю озлобление против Усовых, Властовых, Поярковых; она —
не злая. Но ведь ничего еще
не доказано против нее, — напомнил он себе, ударив кулаком по дивану. —
Не доказано!»
— «Чей стон», —
не очень стройно подхватывал хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной песне было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски
командовал...
— Тогда, это… действительно — другое дело! — выговорил Харламов,
не скрывая иронии. — Но, видите ли: мне точно известно, что в 905 году капитан Вельяминов был подпоручиком Псковского полка и
командовал ротой его, которая расстреливала людей у Александровского сквера. Псковский полк имеет еще одну историческую заслугу пред отечеством: в 831 году он укрощал польских повстанцев…
Клим сообразил, что
командует медник, — он лудил кастрюли, самовары и дважды являлся жаловаться на Анфимьевну, которая обсчитывала его. Он — тощий, костлявый, с кусочками черных зубов во рту под седыми усами. Болтлив и глуп. А Лаврушка — его ученик и приемыш. Он жил на побегушках у акушерки, квартировавшей раньше в доме Варвары. Озорной мальчишка. Любил петь: «Что ты, суженец,
не весел». А надо было петь — сундженец, сундженский казак.
— Мои-то? Не-ет, теперь ведь время позднее, одиннадцать скоро. Дочь — на лепетицию ушла, тут любители театра имеются, жена исправника
командует. А мать где-нибудь дома, на той половине.
Я хочу разбогатеть для того, чтоб показать людям, которые мной
командуют, что я
не хуже их, а — умнее.
«Почему же
командует этот?» — подумал Самгин, но ответа на вопрос свой
не стал искать. Он чувствовал себя сброшенным и в плену, в нежилом доме.
— Ну, что у вас там, в центре? По газетам
не поймешь:
не то — все еще революция,
не то — уже реакция? Я, конечно,
не о том, что говорят и пишут, а — что думают? От того, что пишут, только глупеешь. Одни
командуют: раздувай огонь, другие — гаси его! А третьи предлагают гасить огонь соломой…
— Сыру швейцарского велите фунт взять! —
командовал он,
не зная о средствах Агафьи Матвеевны, — и больше ничего! Я извинюсь, скажу, что
не ждали… Да если б можно бульон какой-нибудь.
И этот другой
командует властью Веры,
не выходя из границ приличий, выпроваживает его осторожно, как выпроваживают буйного гостя или вора, запирая двери, окна и спуская собаку. Он намекнул ему о хозяйке дома, о людях… чуть
не о полиции.
«На лисель-фалы!» —
командует Петр Александрович детским басом и смотрит
не на лисель-фалы, а на капитана.
Однако нет возможности писать: качка ужасная;
командуют «четвертый риф брать». С мыса Доброй Надежды такого шторма
не было. Пойду посмотрю, что делается…
Корсаков показывал мне иностранные суда: французские и английские пароходы, потом купленный китайцами европейский бриг, которым
командовал английский шкипер, то есть действовал только парусами, а в сражениях с инсургентами
не участвовал.
По-английски, если
не ошибаюсь, и
командуют «Все руки вверх!» («All hands up!»).
— На четыреста рублей,
не менее как на четыреста, чтобы точь-в-точь по-тогдашнему, —
командовал Митя. — Четыре дюжины шампанского, ни одной бутылки меньше.
Дружина, которой
командовал Чжан Бао, состояла из китайцев и тазов. Все это были молодые люди, крепкие, сильные, хорошо вооруженные. Я сразу заметил, что в его отряде была крепкая дисциплина. Все распоряжения его исполнялись быстро, и
не было случая, чтобы он свои приказания повторял дважды.
Но нет,
не удалось ей быть солидною. Через пять минут она уж очаровывала Полозова и
командовала молодежью, и барабанила марш или что-то в этом роде черенками двух вилок по столу. Но торопила ехать, а другие, которым уж стало вовсе весело от ее возобновляющегося буйства,
не спешили.
Мне одному она доверила тайну любви к одному офицеру Александрийского гусарского полка, в черном ментике и в черном доломане; это была действительная тайна, потому что и сам гусар никогда
не подозревал,
командуя своим эскадроном, какой чистый огонек теплился для него в груди восьмнадцатилетней девушки.
— У Акулины своего дела по горло; а сама и сходила бы, да ходилки-то у меня уж
не прежние. Да и что я на вас за работница выискалась! Ишь командир
командует: сходи да сходи. Уеду отсюда, вот тебе крест, уеду! Выстрою в Быкове усадьбу, возьму детей, а ты живи один с милыми сестрицами, любуйся на них!
Командует гарнизонным батальоном где-то в дальней губернии и
не только
не требует помощи от отца, но сам копит.
Не доезжая верст пяти, «Первинка» чуть
не села на мель, речная галька уже шуршала по дну, но опасность благополучно миновала. Вдали виднелись трубы вальцовой мельницы и стеаринового завода, зеленая соборная колокольня и новое здание прогимназии. Галактион сам
командовал на капитанском мостике и сильно волновался. Вон из-за мыса выглянуло и предместье. Город отделялся от реки болотом, так что приставать приходилось у пустого берега.
Когда он сидит у руля и
командует: «Руби рангоут!» или — «Весла на воду!» — то делает это
не без начальственной суровости.
«У нас, — жалуется он, — коли
не тот, так другой, коли
не сам, так сама задаст вытрепку; а то вот приказчик Лазарь, а то вот Фоминишна, а то вот… всякая шваль над тобой
командует».
Ипполит спрашивал резко, обращаясь ко всем без церемонии, точно
командовал, но, кажется, сам
не замечал того.
— Руби столбы, ребята! —
командовал Кишкин, размахивая руками. — До двенадцати часов поставлены…
Не по закону!
— Веселей похаживай! —
командовал Артем, довольный своею новою службой, на которой можно было ничего
не делать.
— Терешка, хочешь водки? — окликнул его Окулко. — Рачителиха, давай им всем по стакану… Парасковея, аль
не узнала?.. Наливай еще по стакану! —
командовал развеселившийся Окулко. — Всем воля вышла… Гуляй на все, сдачи
не будет.
— Отворите окошко, куклы! —
командовал он. — А
не то сломаю стекло, вам же хуже будет…
…Наш триумвират, несколько вам знакомый, совершенно сибирская проза нараспев. Признаюсь, издали мне эта компания казалась сноснее, а как вижу ближе, то никак бы
не хотел ими
командовать. Надобно иметь большую храбрость или большое упрямство, чтобы тут находить счастие. Впрочем, я этим еще более убеждаюсь в ничтожестве сибирских супружеств. [Речь идет о Басаргине, его жене и ее матери.]
— Тсс! —
командовала по задним комнатам Абрамовна. — Успокоился барин,
не шумите.
— Пожалуйста,
не командуй, — отвечал я. — Разбил так разбил; что ж тут говорить!
— Уж это, ваше благородие,
командовали нам, приказывали многие! Нет-с, я
не солдат, — отвечал арестант, и насмешливая улыбка по-прежнему
не сходила с его губ.
Странное дело! эта мысль подсказывала ей совсем
не те слова, которые она произносила: она подсказывала:"Да куда ж я, черт побери, денусь, коли имение-то все раздам! все жила, жила да
командовала, а теперь, на-тко, на старости-то лет да под команду к детям идти!"И вследствие этого тайного рассуждения слезы текли еще обильнее, а материнское горе казалось еще горчее и безысходнее.
— Пашеньке-то! Пашеньке-то! подушечку-то маленькую
не забудьте под бочок положить! —
командует она направо и налево.
Разговаривая, женщина поправила одеяло на груди Егора, пристально осмотрела Николая, измерила глазами лекарство в пузырьке. Говорила она ровно, негромко, движения у нее были плавны, лицо бледное, темные брови почти сходились над переносьем. Ее лицо
не нравилось матери — оно казалось надменным, а глаза смотрели без улыбки, без блеска. И говорила она так, точно
командовала.
Так оно, начальство,
не очень строго
командует, а все говорит: «Вы уж, господа, потише,
не подводите нас!» Ну, и все идет хорошо.
— Лукавый старикашка, — сказал Веткин. — Он в К-ском полку какую штуку удрал. Завел роту в огромную лужу и велит ротному
командовать: «Ложись!» Тот помялся, однако
командует: «Ложись!» Солдаты растерялись, думают, что
не расслышали. А генерал при нижних чинах давай пушить командира: «Как ведете роту! Белоручки! Неженки! Если здесь в лужу боятся лечь, то как в военное время вы их подымете, если они под огнем неприятеля залягут куда-нибудь в ров?
Не солдаты у вас, а бабы, и командир — баба! На абвахту!»
Вечные подтрунивания и остроты над его раной (которую он, однако, получил
не в бегстве, а в то время, когда, обернувшись к своему взводу,
командовал наступление) сделали то, что, отправившись на войну жизнерадостным прапорщиком, он вернулся с нее желчным и раздражительным ипохондриком.
Сам генерал указывал ему противника внезапными, быстрыми фразами: «Кавалерия справа, восемьсот шагов», и Стельковский,
не теряясь ни на секунду, сейчас же точно и спокойно останавливал роту, поворачивал ее лицом к воображаемому противнику, скачущему карьером, смыкал, экономя время, взводы — головной с колена, второй стоя, — назначал прицел, давал два или три воображаемых залпа, и затем
командовал: «На руку!» — «Отлично, братцы!