Неточные совпадения
Тоски, бессонных ночей, сладких и горьких слез — ничего
не испытал он. Сидит и курит и глядит, как она шьет, иногда скажет что-нибудь или ничего
не скажет, а между тем покойно ему, ничего
не надо, никуда
не хочется, как будто все тут есть, что ему надо.
Теперь Штольц изменился в лице и ворочал изумленными, почти бессмысленными глазами вокруг себя. Перед ним вдруг «отверзлась бездна», воздвиглась «каменная стена», и Обломова как будто
не стало, как будто он пропал из глаз его, провалился, и он только почувствовал ту жгучую
тоску, которую
испытывает человек, когда спешит с волнением после разлуки увидеть друга и узнает, что его давно уже нет, что он умер.
Ему доступны были наслаждения высоких помыслов; он
не чужд был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал в иную пору над бедствиями человечества,
испытывал безвестные, безыменные страдания, и
тоску, и стремление куда-то вдаль, туда, вероятно, в тот мир, куда увлекал его, бывало, Штольц…
«А вдруг всё это я выдумал и
не буду в силах жить этим: раскаюсь в том, что я поступил хорошо», сказал он себе и,
не в силах ответить на эти вопросы, он
испытал такое чувство
тоски и отчаяния, какого он давно
не испытывал.
Не в силах разобраться в этих вопросах, он заснул тем тяжелым сном, которым он, бывало, засыпал после большого карточного проигрыша.
Давно уже Алеша
не испытывал такой
тоски.
В марксистский период я
испытывал не раз ту же
тоску.
Я почти всегда
испытывал тоску в великие праздники, вероятно потому, что ждал чудесного изменения обыденности, а его
не было.
Я все-таки чувствую себя довольно несчастным, несчастным
не по внешней своей судьбе, а по внутренней своей конструкции, по невозможности
испытать удовлетворение, по непреодолимым противоречиям, по нелюбви ни к чему конечному, по склонности к
тоске, по постоянному беспокойству.
Я
не испытывал подавленности от изгнания, но у меня все время была
тоска по России.
Он
не мог оставаться долго на одном месте:
тоска его грызла; он
испытывал все терзанья непрестанных, стремительных и бессильных порывов.
Луша ничего
не испытывала, кроме своей обыкновенной
тоски.
Четыре дня
не появлялся Александров у Синельниковых, а ведь раньше бывал у них по два, по три раза в день, забегая домой только на минуточку, пообедать и поужинать. Сладкие терзания томили его душу: горячая любовь, конечно, такая, какую
не испытывал еще ни один человек с сотворения мира; зеленая ревность,
тоска в разлуке с обожаемой, давняя обида на предпочтение… По ночам же он простаивал часами под двумя тополями, глядя в окно возлюбленной.
Это было чувство,
не похожее ни на
тоску одиночества и желание супружества, ни на платоническую, ни еще менее на плотскую любовь, которые я
испытывал.
Он спал меньше и меньше; ему давали опиум и начали прыскать морфином. Но это
не облегчало его. Тупая
тоска, которую он
испытывал в полуусыпленном состоянии, сначала только облегчала его как что-то новое, но потом она стала так же или еще более мучительна, чем откровенная боль.
Мы вместе перегорали в этих трепетаниях — потом разбились: она, тогда еще молодая дама с именем и обеспеченным состоянием, переселилась на житье в Париж, а я — мелкая литературная сошка, остался на родине
испытывать тоску за различные мои грехи, и всего более за то, чего во мне никогда
не было, то есть за какое-то направление.
Да и к чему, когда и одинокие
тоски жизни одинокой, по милости божией, никогда нимало
не испытывали.
Но писать мне на этот раз
не приходилось: почта пробежала вчера, проезжающих
не было, и до следующей почты у титаринцев времени было слишком много, чтобы
испытать наше терпение. Оставалось сидеть в избе, бродить с
тоской по берегу Лены и ждать счастливого случая.
Страха перед Богом
не может и
не должно быть, выражение «страх Божий» неточное и требует истолкования, перед Богом можно
испытывать лишь мистический ужас, ужас перед бесконечной тайной и
испытывать тоску по Богу.
В жизни моей я
испытал много тяжелого, видел своими глазами смерть горячо любимого отца,
не раз думал, несмотря на свою молодость, что сердце может
не выдержать и разорвется от печали и горя, но такой
тоски я даже
не мог представить себе до этой ночи, до первого прикосновения к моему лбу этой холодной и тяжелой руки.
В прежние мои окна просто смотреть
не могу: как увижу этот дом с его бесчисленными окнами и гладкими стенами, так снова начинаю
испытывать тоску, доходящую даже до головокружения и перебоев в сердце.