Неточные совпадения
Да, может быть, боязни тайной,
Чтоб муж иль свет
не угадал
Проказы, слабости случайной…
Всего, что мой Онегин
знал…
Надежды нет! Он уезжает,
Свое безумство проклинает —
И, в нем глубоко погружен,
От света вновь отрекся он.
И в молчаливом кабинете
Ему припомнилась пора,
Когда жестокая хандра
За ним гналася в шумном свете,
Поймала, за ворот взяла
И в темный угол
заперла.
— А ведь я к вам уже заходил третьего дня вечером; вы и
не знаете? — продолжал Порфирий Петрович, осматривая комнату, — в комнату, в эту самую, входил. Тоже, как и сегодня, прохожу мимо — дай, думаю, визитик-то ему отдам. Зашел, а комната настежь; осмотрелся, подождал, да и служанке вашей
не доложился — вышел.
Не запираете?
Кабанов. Кто ее
знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде
не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок
запирать. «
Не запирайте, говорит, хуже будет!» Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи ты мне! Научи ты меня, как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются. Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?
— Тише! Это — спорынья, — шептала она, закрыв глаза. — Я сделала аборт.
Запри же дверь! Чтобы
не знала Анфимьевна, — мне будет стыдно пред нею…
Самгин решал вопрос: идти вперед или воротиться назад? Но тут из двери мастерской для починки швейных машин вышел
не торопясь высокий, лысоватый человек с угрюмым лицом, в синей грязноватой рубахе, в переднике; правую руку он держал в кармане, левой плотно притворил дверь и
запер ее, точно выстрелив ключом. Самгин
узнал и его, — этот приходил к нему с девицей Муравьевой.
— Ну, ветреность, легкомыслие, кокетство еще
не важные преступления, — сказал Райский, — а вот про вас тоже весь город
знает, что вы взятками награбили кучу денег да обобрали и
заперли в сумасшедший дом родную племянницу, — однако же и бабушка, и я пустили вас, а ведь это важнее кокетства! Вот за это пожурите нас!
— Что вы? — так и остановился я на месте, — а откуда ж она
узнать могла? А впрочем, что ж я? разумеется, она могла
узнать раньше моего, но ведь представьте себе: она выслушала от меня как совершенную новость! Впрочем… впрочем, что ж я? да здравствует широкость! Надо широко допускать характеры, так ли? Я бы, например, тотчас все разболтал, а она
запрет в табакерку… И пусть, и пусть, тем
не менее она — прелестнейшее существо и превосходнейший характер!
— Да вот
заперли в тюрьму. Сидим второй месяц, сами
не знаем за что.
Они били, секли, пинали ее ногами,
не зная сами за что, обратили все тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз
запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она
не просилась ночью (как будто пятилетний ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься), — за это обмазывали ей все лицо ее калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла!
На другое утро хозяйка Рахметова в страшном испуге прибежала к Кирсанову: «батюшка — лекарь,
не знаю, что с моим жильцом сделалось:
не выходит долго из своей комнаты, дверь
запер, я заглянула в щель; он лежит весь в крови; я как закричу, а он мне говорит сквозь дверь: «ничего, Аграфена Антоновна».
Не зная, что делать, она приказала молодой девушке идти к себе наверх и
не казаться ей на глаза; недовольная этим, она велела
запереть ее дверь и посадила двух горничных для караула.
«Какую свитку? у меня нет никакой свитки! я
знать не знаю твоей свитки!» Тот, глядь, и ушел; только к вечеру, когда жид,
заперши свою конуру и пересчитавши по сундукам деньги, накинул на себя простыню и начал по-жидовски молиться богу, — слышит шорох… глядь — во всех окнах повыставлялись свиные рыла…
— Вот что, Тарас Семеныч, я недавно ехал из Екатеринбурга и все думал о вас… да.
Знаете, вы делаете одну величайшую несправедливость. Вас это удивляет? А между тем это так… Сами вы можете жить, как хотите, — дело ваше, — а зачем же молодым
запирать дорогу? Вот у вас девочка растет, мы с ней большие друзья, и вы о ней
не хотите позаботиться.
— Друг мой, — сказал я, подходя к ней, —
не сердись за это. Я потому
запираю, что может кто-нибудь прийти. Ты же больная, пожалуй испугаешься. Да и бог
знает, кто еще придет; может быть, Бубнова вздумает прийти…
— То-то и…
не услышит, я думаю?
Знаете,
запереть бы крыльцо.
— Enfin un ami! [Наконец-то друг! (фр.)] (Он вздохнул полною грудью.) Cher, я к вам к одному послал, и никто ничего
не знает. Надо велеть Настасье
запереть двери и
не впускать никого, кроме, разумеется, тех…Vous comprenez? [Вы понимаете? (фр.)]
— Очень хорошо я его
знаю! — сказал надменным и насмешливым тоном Тулузов. — Он и мне кричал, когда я его
запер в кабинете, что разобьет себе голову, если я буду сметь держать его взаперти, однако проспал потом преспокойно всю ночь, царапинки даже себе
не сделав.
— Вот, видишь, как оно легко, коли внутренняя-то благопристойность у человека в исправности! А ежели в тебе этого нет — значит, ты сам виноват. Тут, брат, ежели и
не придется тебе уснуть — на себя пеняй!
Знаете ли, что я придумал, друзья? зачем нам квартиры наши на ключи
запирать? Давайте-ка без ключей… мило, благородно!
— Я те дам сундук
запирать, чертова кочерга! — закричал тот, которого мельник назвал князем. — Разве ты
не знал, что я буду сегодня! Как смел ты принимать проезжих! Вон их отсюда!
Он ненавидел Иудушку и в то же время боялся его. Он
знал, что глаза Иудушки источают чарующий яд, что голос его, словно змей, заползает в душу и парализует волю человека. Поэтому он решительно отказался от свиданий с ним. Иногда кровопивец приезжал в Дубровино, чтобы поцеловать ручку у доброго друга маменьки (он выгнал ее из дому, но почтительности
не прекращал) — тогда Павел Владимирыч
запирал антресоли на ключ и сидел взаперти все время, покуда Иудушка калякал с маменькой.
Приедет дежурный: «Где караульный офицер?» — «Пошел в острог арестантов считать, казармы
запирать», — ответ прямой, и оправдание прямое. Таким образом, караульные офицеры каждый вечер в продолжение всего праздника позволяли театр и
не запирали казарм вплоть до вечерней зари. Арестанты и прежде
знали, что от караула
не будет препятствия, и были покойны.
Довод этот неоснователен потому, что если мы позволим себе признать каких-либо людей злодеями особенными (ракà), то, во-первых, мы этим уничтожаем весь смысл христианского учения, по которому все мы равны и братья как сыны одного отца небесного; во-вторых, потому, что если бы и было разрешено богом употреблять насилие против злодеев, то так как никак нельзя найти того верного и несомненного определения, по которому можно наверное
узнать злодея от незлодея, то каждый человек или общество людей стало бы признавать взаимно друг друга злодеями, что и есть теперь; в-третьих, потому, что если бы и было возможно несомненно
узнавать злодеев от незлодеев, то и тогда нельзя бы было в христианском обществе казнить или калечить, или
запирать в тюрьмы этих злодеев, потому что в христианском обществе некому бы было исполнять это, так как каждому христианину, как христианину, предписано
не делать насилия над злодеем.
— Она отказалась войти, и я слышал, как Гез говорил в коридоре, получая такие же тихие ответы.
Не знаю, сколько прошло времени. Я был разозлен тем, что напрасно засел в шкаф, но выйти
не мог, пока
не будет никого в коридоре и комнате. Даже если бы Гез
запер помещение на ключ, наружная лестница, которая находится под самым окном, оставалась в моем распоряжении. Это меня несколько успокоило.
— На меня
не ссылайся, пан, — сказал Тишкевич, — я столько же
знаю об этом, как и боярин, так в свидетели
не гожусь; а только, мне помнится, ты рассказывал, что
запер их
не в избу, а в сени.
Литвинов чуть
не выскочил ему вслед: до того захотелось ему намять шею противному наглецу. События последних дней расстроили его нервы: еще немного и он бы заплакал. Он выпил стакан холодной воды,
запер, сам
не зная зачем, все ящики в мебелях и пошел к Татьяне.
Иногда у него возникало желание
запереть лавку и пойти куда-нибудь гулять, но он
знал, что это отразилось бы на торговле, и
не ходил.
А выйдете, дети, замуж, вот вам мой совет: мужьям потачки
не давайте, так их поминутно и точите, чтоб деньги добывали; а то обленятся, потом сами плакать будете. Много бы надо было наставлений сделать; но вам теперь, девушкам, еще всего сказать нельзя; коли случится что — приезжайте прямо ко мне, у меня всегда для вас прием, никогда
запрету нет. Все средства я
знаю и всякий совет могу дать, даже и по докторской части.
Орлов, испугавшийся слез, быстро пошел в кабинет и,
не знаю зачем, — желал ли он причинить ей лишнюю боль или вспомнил, что это практикуется в подобных случаях, —
запер за собою дверь на ключ. Она вскрикнула и побежала за ним вдогонку, шурша платьем.
Коридорный скрылся, а Колесов, напившись чаю, оделся,
запер дверь, ключ от номера взял с собой и пошел по Москве. Побывал в Кремле, проехался на интересовавшей его конке и,
не зная Москвы, пообедал в каком-то скверном трактире на Сретенке, где содрали с него втридорога, а затем пешком отправился домой, спрашивая каждого дворника, как пройти на Дьяковку.
Мы жили в большом доме, в трех комнатах, и по вечерам крепко
запирали дверь, которая вела в пустую часть дома, точно там жил кто-то, кого мы
не знали и боялись.
Прохор. Да — как
знать? Никто замки старые
не собирает, а я собираю. И выходит, что среди тысяч рыжих один я — брюнет. Н-да. Замок — это вещь! Всё — на замках, всё — заперто.
Не научились бы
запирать имущество, так его бы и
не было. Без узды — коня
не освоишь.
Так думал Лаевский, сидя за столом поздно вечером и все еще продолжая потирать руки. Окно вдруг отворилось и хлопнуло, в комнату ворвался сильный ветер, и бумаги полетели со стола. Лаевский
запер окно и нагнулся, чтобы собрать с полу бумаги. Он чувствовал в своем теле что-то новое, какую-то неловкость, которой раньше
не было, и
не узнавал своих движений; ходил он несмело, тыча в стороны локтями и подергивая плечами, а когда сел за стол, то опять стал потирать руки. Тело его потеряло гибкость.
Усомнился вратарь в подлинных словах слепца,
запер врата и понес находку в кельи, а там келарь Пафнутий о своем клобуке чуть
не плачет. Сразу
узнал он свое одеяние. Кинулись монахи к воротам, а от Брехуна и след простыл.
— Разно говорят: одни — царь, другие — митрополит, Сенат. Кабы я наверно
знал — кто, сходил бы к нему. Сказал бы: ты пиши законы так, чтобы я замахнуться
не мог, а
не то что ударить! Закон должен быть железный. Как ключ.
Заперли мне сердце, и шабаш! Тогда я — отвечаю! А так —
не отвечаю! Нет.
Дом Плодомасовой посетил небольшой отдел разбойничьей шайки. Шайка эта,
зная, что в доме Плодомасовой множество прислуги, между которой есть немало людей, очень преданных своей госпоже,
не рисковала напасть на дом открытой силой, а действовала воровски. Разбойники прошли низом дома, кого
заперли, кого перевязали и,
не имея возможности проникнуть наверх к боярыне без большого шума через лестницу, проникли к ней в окно, к которому как нельзя более было удобно подниматься по стоявшей здесь старой черной липе.
Устинька. Мы и
не хвалимся и совсем это
не про себя говорим; напрасно вы так понимаете об нас. Мы вообще говорим про девушек, что довольно смешно их
запирать, потому что можно найти тысячу средств… и кто ж их
не знает. А об нас и разговору нет. Кто может подумать даже! Мы с Капочкой оченно себя
знаем и совсем
не тех правил. Кажется, держим себя довольно гордо и деликатно.
«А! вот он всходит, взошел, осматривается, прислушивается вниз на лестницу; чуть дышит, крадется… а! взялся за ручку, тянет, пробует! рассчитывал, что у меня
не заперто! Значит,
знал, что я иногда
запереть забываю! Опять за ручку тянет; что ж он думает, что крючок соскочит? Расстаться жаль! Уйти жаль попусту?»
— Ты на своего дяденьку Ивана Леонтьевича
не очень смотри: они в Ельце все колобродники. К ним даже и в дома-то их ходить страшно: чиновников зазовут угощать, а потом в рот силой льют, или выливают за ворот, и шубы спрячут, и ворота
запрут, и запоют: «Кто
не хочет пить — того будем бить». Я своего братца на этот счет
знаю.
— Ошибаетесь: я
знаю только, что вас цыгане с девятого воза потеряли, что вас землемер в тесный пасалтырь
запирал, что вы на двор просились, проскользнули, как Спиноза, и ушли оттого, что
не знали, почему сие важно в-пятых.
Tante Grillade ввела Шерамура в свой arrière boutique, [задняя комната за лавкой — франц.] что составляет своего рода «святая святых» еврейской скинии, и пригласила его всыпать там все золото в комод,
запереть и ключ взять с собою. Voyou положили пока
не собирать. Tante сказала, что
знает нечто лучшее, — и назначила Шерамуру прийти к ней вечером, когда она будет свободна. Они вместе должны были обдумать, как лучше распорядиться таким богатством, которое в практичных руках нечто значило.
— Немного? Ну, толкуй, а то некогда. Пожалуй, в Каменке шинок
заперли, так и
не достучишься… А что ты скажешь,
не знаю, как тебя назвать… Ну?
Признаюсь, я даже подозвал было к себе один раз Меджи и сказал: «Послушай, Меджи, вот мы теперь одни; я, когда хочешь, и дверь
запру, так что никто
не будет видеть, — расскажи мне всё, что
знаешь про барышню, что она и как?
Матрена. К священнику, что ли, пошел —
не знаю… Меня вот сторожем приставил. «Сидите, говорит, мамонька, тут, чтобы шагу никуда Лизавета
не могла сделать». Всю одежду с нее теплую и обувку обобрал и
запер: сиди, пес, арестанкой, и
не жалею я ее нисколько — сама на себя накликает это.
— А вам для чего это
знать?
Не ваше дело… Да пейте же, чёрт вас возьми. Разбудили, так пейте! Интересная история, братец, с этим сапогом. Я
не хотел идти к Оле.
Не в духе,
знаешь, был, подшофе… Она приходит под окно и начинает ругаться…
Знаешь, как бабы… вообще… Я, спьяна, возьми да и пусти в нее сапогом… Ха-ха…
Не ругайся, мол. Она влезла в окно, зажгла лампу, да и давай меня мутузить пьяного. Вздула, приволокла сюда и
заперла. Питаюсь теперь… Любовь, водка и закуска! Но куда вы? Чубиков, куда ты?
—
Не знаю, кто его выпустил! — шепнул мне Урбенин. — Я велел его
запереть… Голубчик, Сергей Петрович, будьте милостивы, выведите нас как-нибудь из неловкого положения! Как-нибудь!
— Ребята, которые остались, завидели дым, хотели было в набат ударить, да,
знать, прогневался Илья-пророк, церковь была
заперши, и колокольню всю как есть полымем обхватило, так что и
не достанешь того набата… Приходим с поля, а церковь, боже мой, так и пышет — подступиться страшно!
И живут, сказывали про их, вольно: делай, что
знаешь,
запрету нет, коли ты худого
не делаешь…
— А разумеется, каприз: неужели что-нибудь другое, — отвечала, уходя в дверь, Бодростина. — Но, — добавила она весело, остановясь на минуту на пороге: — женский каприз бывает без границ, и кто этого
не знает вовремя, у того женщины под носом
запирают двери.
— Все
знаю: вам
не будет угрожать ничто, идите спать,
заприте дверь и
не вынимайте ключа, а завтра уезжайте. Идите же, идите!
Я повернулся к стене и заплакал: спал или
не спал я после этого —
не знаю, но только я слышал, как пришел Лаптев, как он долго зажигал свечу отсыревшими спичками, и все шепотом на что-то ворчал, и очень долго укладывался, и потом опять встал, скрипел что-то дверями, вероятно
запирал их, и снова ложился.