Неточные совпадения
Это было так красиво, что
неудача охоты
не вызывала досаду; охотник я был
не очень страстный, процесс нравился мне всегда больше, чем результат; я любил смотреть, как живут пичужки, и
думать о них.
Гаврила Ардалионович справедливо мог бы пожаловаться на судьбу и
неудачу. Некоторое время Варя
не решалась заговорить с ним, даже
не взглянула на него, когда он шагал мимо нее крупными шагами; наконец, он отошел к окну и стал к ней спиной. Варя
думала о русской пословице: «палка
о двух концах». Наверху опять послышался шум.
—
Не могу я вам сказать: уезжайте, — говорил он на прощанье. — После, если выйдет какая
неудача, вы на меня и будете ссылаться. А если я окажу: оставайтесь, вы
подумаете, что я
о себе хлопочу.
Подумайте сами…
Меня лично теперь ничто
не интересовало. Война так война… Что же из этого? В сущности это была громадная комедия, в которой стороны совершенно
не понимали друг друга. Наживался один юркий газетчик — неужели для этого стоило воевать? Мной вообще овладел пессимизм, и пессимизм нехороший, потому что он развивался на подкладке личных
неудач. Я
думал только
о себе и этой меркой мерял все остальное.
Увлекшись мыслью
о дипломатической мудрости Олега, г. Жеребцов
не сообразил, что поход Аскольда и Дира на Царьград был в 866 году, еще при Рюрике, и что Олегово княжение начинается, по летописям, только с 879 года, поход же на Смоленск и Киев относится к 882 году. Выходит, что Олег-то 16 лет
думал воспользоваться
неудачею Аскольда и Дира: плохая дипломатия!
Для одного Чепурникова возок имел особого рода неудобство. Он слишком растравлял его воспоминание
о неудаче и
не позволял ему
думать ни
о чем другом.
Что я был еще молод —
не могло меня удерживать. Я уже более двух лет как печатался, был автором пьес и романа, фельетонистом и наблюдателем столичной жизни. Издание журнала давало более солидное положение, а
о возможности
неудачи я недостаточно
думал. Меня
не смущало и то, что я-по тогдашнему моему общественно-политическому настроению —
не имел еще в себе задатков руководителя органа с направлением, которое тогда гарантировало бы успех.
«Его оставить с ним нельзя. Мне надо подготовить его, предупредить, как друга!» —
думал граф
о Боброве, хотя сознаться в
неудаче было для него невыносимо тяжело, и это чувство тяжелой необходимости почти переходило в чувство озлобления против ни в чем
не повинного Виктора Аркадьевича.