Неточные совпадения
Шествие замялось. Вокруг гроба вскипело
не быстрое, но вихревое движение, и гроб — бесформенная масса красных лент, венков, цветов — как будто поднялся выше; можно было вообразить, что его держат
не на плечах, а на руках, взброшенных к небу.
Со двора консерватории
вышел ее оркестр, и в серый воздух, под низкое, серое небо мощно влилась величественная музыка марша «На смерть героя».
Обломов боялся, чтоб и ему
не пришлось идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он
не решается еще
выходить со двора и что «жестокая судьба лишает его счастья еще несколько дней видеть ненаглядную Ольгу».
И вот вдруг мне тогда в ту же секунду кто-то и шепни на ухо: «Да ведь завтра-то этакая, как приедешь с предложением руки, и
не выйдет к тебе, а велит кучеру
со двора тебя вытолкать.
— Скажи Кирилу Петровичу, чтоб он скорее убирался, пока я
не велел его выгнать
со двора… пошел! — Слуга радостно побежал исполнить приказание своего барина; Егоровна всплеснула руками. «Батюшка ты наш, — сказала она пискливым голосом, — погубишь ты свою головушку! Кирила Петрович съест нас». — «Молчи, няня, — сказал с сердцем Владимир, — сейчас пошли Антона в город за лекарем». — Егоровна
вышла.
Мы все скорей
со двора долой, пожар-то все страшнее и страшнее, измученные,
не евши, взошли мы в какой-то уцелевший дом и бросились отдохнуть;
не прошло часу, наши люди с улицы кричат: «
Выходите,
выходите, огонь, огонь!» — тут я взяла кусок равендюка с бильярда и завернула вас от ночного ветра; добрались мы так до Тверской площади, тут французы тушили, потому что их набольшой жил в губернаторском доме; сели мы так просто на улице, караульные везде ходят, другие, верховые, ездят.
Мы, весь дом, стоим у ворот, из окна смотрит синее лицо военного, над ним — белокурая голова его жены;
со двора Бетленга тоже
вышли какие-то люди, только серый, мертвый дом Овсянникова
не показывает никого.
Утром было холодно и в постели, и в комнате, и на
дворе. Когда я
вышел наружу, шел холодный дождь и сильный ветер гнул деревья, море ревело, а дождевые капли при особенно жестоких порывах ветра били в лицо и стучали по крышам, как мелкая дробь. «Владивосток» и «Байкал», в самом деле,
не совладали
со штормом, вернулись и теперь стояли на рейде, и их покрывала мгла. Я прогулялся по улицам, по берегу около пристани; трава была мокрая, с деревьев текло.
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна ушла в кухню, чтобы сделать необходимые приготовления к ужину. Нюрочка осталась в чужом доме совершенно одна и решительно
не знала, что ей делать. Она походила по комнатам, посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и
вышла на
двор. Ворота были отворены, и Нюрочка
вышла на улицу. Рынок, господский дом, громадная фабрика, обступившие завод
со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
Вслед за тем юноша, по приказанию хозяина, представил еще пьяного департаментского сторожа и даже купца
со Щукина
двора; но все это как-то
выходило у него ужасно бездарно,
не смешно и, видимо, что все было заимствованное, а
не свое.
Наконец
вышел с Азоркой, запер дверь и прошел мимо меня
со двора и ни слова мне
не сказал.
Таков был план, который начертил Петенька и из которого должен был
выйти настоящий chateau, [замок (франц.)] а
не какая-нибудь мурья, в окна которой беспрестанно врываются гнусные запахи
со скотных
дворов и из застольных и в которой
не мыслимо никакое другое развлечение, кроме мрачного истребления ерофеича.
Окно в Шурочкиной спальне было открыто; оно
выходило во
двор и было
не освещено.
Со смелостью, которой он сам от себя
не ожидал, Ромашов проскользнул в скрипучую калитку, подошел к стене и бросил цветы в окно. Ничто
не шелохнулось в комнате. Минуты три Ромашов стоял и ждал, и биение его сердца наполняло стуком всю улицу. Потом, съежившись, краснея от стыда, он на цыпочках
вышел на улицу.
Произошло его отсутствие оттого, что капитан, возбужденный рассказами Миропы Дмитриевны о красоте ее постоялки, дал себе слово непременно увидать m-lle Рыжову и во что бы то ни стало познакомиться с нею и с матерью ее, ради чего он, подобно Миропе Дмитриевне, стал предпринимать каждодневно экскурсии по переулку, в котором находился домик Зудченки,
не заходя, впрочем, к сей последней, из опасения, что она начнет подтрунивать над его увлечением, и в первое же воскресенье Аггей Никитич, совершенно неожиданно для него, увидал, что
со двора Миропы Дмитриевны
вышли: пожилая, весьма почтенной наружности, дама и молодая девушка, действительно красоты неописанной.
— Какова сказка, — отвечал слепой, — и кому сказывать. Вот мы ономнясь рассказали старицкому воеводе сказку про козу косматую, да на свою шею: коза-то, вишь,
вышла сама воеводша, так он нас
со двора и велел согнать, накостылявши затылок. Вперед
не расскажем.
Гостей
не мог терпеть;
со двора выходил только учить детей; косился даже на нее, старуху, когда она, раз в неделю, приходила хоть немножко прибрать в его комнате, и почти никогда
не сказал с нею ни единого слова в целых три года.
Воровать я — верно — пробовал, только — неутешно
вышло: затеял я у купца коня свести
со двора, ну —
не сумел, поймали, начали, конешное дело, бить, били-били — в полицию оттащили.
Придя домой, юноша
со стыдом почувствовал, что ему нестерпимо хочется есть; он видел, что поминки начнутся
не скоро: рабочие остались врывать крест на кладбище, и нищих собралось мало. Тогда он тихонько стащил
со стола кусок ситного хлеба, ушёл в сад, там, спрятавшись в предбаннике, быстро съел его и, чувствуя себя виноватым,
вышел на
двор.
Любовь его росла беспрерывно, тем более что ничто
не развлекало его; он
не мог двух часов провести,
не видавши темно-голубых глаз своей жены, он трепетал, когда она
выходила со двора и
не возвращалась в назначенный час; словом, ясно было видно, что все корни его бытия были в ней.
Вещун-сердце ее
не выдержало: она чуяла, что
со мной худо, и прилетела в город вслед за дядей; дяде вдруг вздумалось пошутить над ее сантиментальностию. Увидев, что матушка въехала на
двор и
выходит из экипажа, он запер на крючок дверь и запел «Святый Боже». Он ей спел эту отходную, и вопль ее, который я слышал во сне, был предсмертный крик ее ко мне. Она грохнулась у двери на землю и… умерла от разрыва сердца.
— Преудивительного француза я себе, способного к детям, достала: так говорлив, что сам
не помнит, о чем, как скворец, болтает, и
выходит от него практика языка большая, а мыслей никаких, и притом вежлив и
со двора без спроса
не ходит.
Елена,
выйдя от полковника
со двора, чувствовала, что у ней колени подгибаются от усталости; но третий адрес, данный ей из конторы, был в таком близком соседстве от дома полковника, что Елена решилась и туда зайти: оказалось, что это был маленький частный пансион, нуждающийся в учительнице музыки. Содержательница его, сморщенная старушонка в грязном чепце и грязно нюхающая табак, приняла Елену довольно сурово и объявила ей, что она ей больше десяти рублей серебром в месяц
не может положить.
— Тут господин Голядкин отдал все шесть рублей серебром извозчику и, серьезно решившись
не терять более времени, то есть уйти подобру-поздорову, тем более, что уже окончательно решено было дело и извозчик отпущен был и, следовательно, ждать более нечего, пустился
со двора,
вышел за ворота, поворотил налево и без оглядки, задыхаясь и радуясь, пустился бежать.
Таким образом и устроилось, что комнаты его приходила убирать каждое утро дворничихина сестра Мавра, которой он и ключ оставлял,
выходя со двора, и которая ровно ничего
не делала, деньги брала и, кажется, воровала.
— У нас, — говорят, — Миша еще млад, и
со двора он в вечернее время никуда
выходить не обык. Зачем же тебе его непременно? Теперь
не оглянешься, как и сумерки, и воровской час будет.
Два дня окно
не отворялось.
Он терпелив. На третий день
На стеклах снова показалась
Ее пленительная тень;
Тихонько рама заскрипела.
Она с чулком к окну подсела.
Но опытный заметил взгляд
Ее заботливый наряд.
Своей удачею довольный,
Он встал и
вышел со двора —
И
не вернулся до утра.
Потом, хоть было очень больно,
Собрав запас душевных сил,
Три дня к окну
не подходил.
Безрукой, гляжу, тоже коня седлает, а конек у него послушный был, как собачонка. Одною рукой он его седлал. Сел потом на него, сказал ему слово тихонько, конь и пошел
со двора. Запрег я коренную,
вышел за ворота, гляжу: Безрукой рысцой уже в тайгу въезжает. Месяц-то хоть
не взошел еще, а все же видно маленько. Скрылся он в тайгу, и у меня на сердце-то полегчало.
Мы простились до завтра с отцом казначеем и
вышли. На житном
дворе мы сами запрягли мою лошадку и поехали. Василий Петрович сел ко мне задом, спина
со спиною, говоря, что иначе он
не может ехать, потому что ему воздуху мало за чужой головой. Дорогой он вовсе
не чудил. Напротив, он был очень неразговорчив и только все меня расспрашивал: видал ли я умных людей в Петербурге? и про что они думают? или, перестав расспрашивать, начинал свистать то соловьем, то иволгой.
— Да вот часа два тому назад. Как же. Я с ним в воротах повстречался; он уж опять отсюда шел,
со двора выходил. Я было хотел спросить его насчет собаки-то, да он, видно,
не в духе был. Ну и толкнул меня; должно быть, он так только отсторонить меня хотел: дескать,
не приставай, — да такого необыкновенного леща мне в становую жилу поднес, важно так, что ой-ой-ой! — И Степан с невольной усмешкой пожался и потер себе затылок. — Да, — прибавил он, — рука у него, благодатная рука, нечего сказать.
Нередко
выходил он в комнату, где молодежь справляла свое дело, подшучивал над товарищами Евграфа: «Нуте-ка, дескать, сыщите другую такую королеву», подсаживался к Маше, называл ее милой дочкой и, шутя, низко кланялся и просил, чтоб она, сделавшись хозяйкою,
не согнала его, старого хрыча,
со двора долой, а покоила б и берегла старость его да поскорей бы внучат народила ему.
После одной из таких поездок Степан, воротившись
со степи,
вышел со двора и пошел походить по берегу. В голове у него по обыкновению стоял туман,
не было ни одной мысли, а в груди страшная тоска. Ночь была хорошая, тихая. Тонкие ароматы носились по воздуху и нежно заигрывали с его лицом. Вспомнил Степан деревню, которая темнела за рекой, перед его глазами. Вспомнил избу, огород, свою лошадь, скамью, на которой он спал с своей Марьей и был так доволен… Ему стало невыразимо больно…
Судья отвернулся и принялся за ягоды. Цвибуш и Илька
вышли со двора и пошли к мосту. Цвибушу хотелось остаться отдохнуть в деревне, но
не хотелось действовать наперекор Ильке…Он поплелся за ней, проклиная голод, щемивший его желудок. Голод мешал ему соображать…
Висленев
вышел со двора, раскрыл щегольской шелковый зонт, но, сделав несколько шагов по улице, тотчас же закрыл его и пошел быстрым ходом. Дождя еще
не было; город Висленев знал прекрасно и очень скоро дошел по разным уличкам и переулкам до маленького, низенького домика в три окошечка. Это был опять тот же самый домик, пред которым за час пред этим Синтянина разговаривала с Форовой.
С другой стороны на кучу
выходило еще одно маленькое окно. Это принадлежало другому, тоже секретному помещению, в которое входили
со второго
двора. Тут жили две или три «старицы», к которым ходили молиться раскольники иного согласия — «тропарники», то есть певшие тропарь: «Спаси, Господи, люди твоя». Я в тогдашнее время плохо понимал о расколе и
не интересовался им, но как теперь соображаю, то это, должно быть, были поморцы, которые издавна уже «к тропарю склонялись».
— Да, — вот это штука! — сказал Сафроныч и,
выйдя к забору, попробовал и калитку и ворота: видит — точно, они
не отпираются; постучал, постучал: никто
не отвечает. Забит костистый человек на своем заднем
дворе, как в ящике. Взлез Василий Сафроныч на сарайчик и заглянул через забор — видит, что и ворота и калитка
со стороны Гуго Карлыча крепко-накрепко досками заколочены.
Я знал образ его жизни, я изучил его ранее. Я выждал, когда его лакей
вышел из квартиры, посланный зачем-то графом, вошел на крыльцо и позвонил. Мне открыл сам граф, одетый в утреннем роскошном шлафроке. Я выхватил пистолет и в упор выстрелил ему в голову. Он упал,
не вскрикнув, с разбитым черепом. По счастью, на
дворе никто
не слышал выстрела. Я
вышел и свободно ушел
со двора.
Катя видела из своего садика, как Волгин пошел осматривать дом соседа, как
вышел из него, после, на другой день, в него переехал и выезжал
со двора, но ни разу ему
не показалась.
Волгин
не вышел в сени проводить Горлицыну, чтобы из этого
не сделали какого-нибудь заключения дворовые их люди и хозяева постоялого
двора, охотники, как и вся братия их, выводить из всякой безделицы догадки своего рода. Для этой же причины он
не хотел ехать вслед за ней. Между тем сильно затронула и его сердце интересная Катя Горлицына
со всею романтическою обстановкой настоящего дня.
Полиция распорядилась отобрать у него паспорт до уплаты долга, обязала хозяина его квартиры
не отпускать
со двора его экипажа и лошадей и сверх того приставила к дверям его полицейского унтер-офицера, который должен был, если он
выйдет со двора, ходить по его пятам.
Ревности он к ней
не чувствовал. Помнится ему, что года через полтора после их сближения стал он замечать, что она сделалась гораздо мягче, чаще
выходила со двора, очень молодилась. Быть может, она его обманывала и тогда, и позднее, но он
не хотел волноваться из-за этого. С годами сожительство приняло характер чего-то обязательного, и, после формального развода по новому закону, она, видимо, начала готовиться к вступлению с ним в брак.
Идет к хозяйке. Как вчера уговорено, берет в мешочек пирога, два яйца, ветчины, полбутылки водки, и, чуть занимается заря, они с Яшей
выходят со двора и идут к Петровскому парку. Они
не одни. И впереди идут, и сзади догоняют, и
со всех сторон
выходят и сходятся и мужчины, и женщины, и дети, все веселые и нарядные, на одну и ту же дорогу.
Несколько раз в короткую майскую ночь с зарей, сливающейся с зарей, Альбина
выходила из горницы постоялого
двора мимо вонючей галереи на заднее крыльцо. Казак все еще
не спал и, спустив ноги, сидел на стоявшей подле тарантаса пустой телеге. Только перед рассветом, когда петухи уже проснулись и перекликались
со двора на
двор, Альбина, сойдя вниз, нашла время переговорить с мужем. Казак храпел, развалившись в телеге. Она осторожно подошла к тарантасу и толкнула ящик.