Неточные совпадения
— Сочинил — Савва Мамонтов, миллионер, железные дороги строил, художников подкармливал, оперетки писал. Есть такие французы? Нет таких французов.
Не может быть, — добавил он сердито. — Это только у нас
бывает. У нас, брат Всеволод, каждый рядится… несоответственно своему званию. И — силам. Все ходят в чужих шляпах. И
не потому, что чужая —
красивее, а… черт знает почему! Вдруг — революционер, а — почему? — Он подошел к столу, взял бутылку и, наливая вино, пробормотал...
Пили чай со сладким пирогом. Потом Вера Иосифовна читала вслух роман, читала о том, чего никогда
не бывает в жизни, а Старцев слушал, глядел на ее седую,
красивую голову и ждал, когда она кончит.
В мягких, глубоких креслах было покойно, огни мигали так ласково в сумерках гостиной; и теперь, в летний вечер, когда долетали с улицы голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая,
красивая графиня устраивала у себя в деревне школы, больницы, библиотеки и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда
не бывает в жизни, и все-таки слушать было приятно, удобно, и в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, —
не хотелось вставать.
В первые же дни по приезде мать подружилась с веселой постоялкой, женой военного, и почти каждый вечер уходила в переднюю половину дома, где
бывали и люди от Бетленга —
красивые барыни, офицера. Дедушке это
не нравилось,
не однажды, сидя в кухне, за ужином, он грозил ложкой и ворчал...
Это был богатырского сложения человек, еще молодой и
красивый, характера кроткого и сосредоточенного, — всё,
бывало, молчит и о чем-то думает, — и с первого же времени хозяева стали доверять ему, и когда уезжали из дому, то знали, что Вукол и денег
не вытащит из комода, и спирта в кладовой
не выпьет.
Яиц я
не находил более десяти, но, говорят, их
бывает до пятнадцати, чему я
не совсем верю, потому что в последнем случае коростели были бы многочисленнее; яички маленькие, несколько продолговатой формы, беловато-сизого цвета, покрыты
красивыми коричневыми крапинками.
Когда в комнате
бывало тихо и смена разнообразных звуков
не развлекала его внимания, ребенок, казалось, думал о чем-то с недоумелым и удивленным выражением на
красивом и
не по-детски серьезном лице.
В Нюрочке проснулось какое-то страстное чувство к
красивой послушнице, как это
бывает с девочками в переходном возрасте, и она ходила за ней, как тень. Зачем на ней все черное? Зачем глаза у ней такие печальные? Зачем на нее ворчит походя эта сердитая Енафа? Десятки подобных вопросов носились в голове Нюрочки и
не получали ответа.
Егор Егорыч немножко соснут; с ними это
бывает; они и прежде всегда были, как малый ребенок! — успокаивал ее тот, и дня через два Егор Егорыч в самом деле как бы воспрянул, если
не телом, то духом, и, мучимый мыслью, что все эти дни Сусанна Николаевна сидела около его постели и скучала, велел взять коляску, чтобы ехать в высившиеся над Гейдельбергом развалины когда-то очень
красивого замка.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это
бывает в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только что
не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны: в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего:
не говоря о разных
красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
— Бабушка
бывает сердитая, а мама никогда
не бывает, она тойко смеется. Ее все юбят, потому что ей всегда некогда, все приходят гости, гости, и смотрят на нее, потому что она
красивая. Она — ми’ая, мама. И О’есов так говорит: ми’ая мама!
Удивительное дело, какая полная
бывает иллюзия того, что красота есть добро.
Красивая женщина говорит глупости, ты слушаешь и
не видишь глупости, а видишь умное. Она говорит, делает гадости, и ты видишь что-то милое. Когда же она
не говорит ни глупостей ни гадостей, а красива, то сейчас уверяешься, что она чудо как умна и нравственна.
От знакомств Елена Петровна уклонялась: от своего круга отошла с умыслом, а с обывателями дружить
не имела охоты, боялась пустяков и сплетен; да и горда была. Но те немногие, кто
бывал у нее и видел, с каким упорством строит она
красивую и чистую жизнь для своих детей, удивлялись ее характеру и молодой страстности, что вносит она в уже отходящие дни; смутно догадывались, что в прошлом
не была она счастлива и свободна в желаниях.
Она с радостью соображала, что в ее измене нет ничего страшного. В ее измене душа
не участвовала: она продолжала любить Лаевского, и это видно из того, что она ревнует его, жалеет и скучает, когда он
не бывает дома. Кирилин же оказался так себе, грубоватым, хотя и
красивым, с ним все уже порвано и больше ничего
не будет. Что было, то прошло, никому до этого нет дела, а если Лаевский узнает, то
не поверит.
Он нередко встречал в доме брата Попову с дочерью, всё такую же
красивую, печально спокойную и чужую ему. Она говорила с ним мало и так, как,
бывало, он говорил с Ильей, когда думал, что напрасно обидел сына. Она его стесняла. В тихие минуты образ Поповой вставал пред ним, но
не возбуждал ничего, кроме удивления; вот, человек нравится, о нём думаешь, но — нельзя понять, зачем он тебе нужен, и говорить с ним так же невозможно, как с глухонемым.
Со мной вместе живет мать моя, еврейка, дочь умершего живописца, вывезенного из-за границы, болезненная женщина с необыкновенно
красивым, как воск бледным лицом и такими грустными глазами, что,
бывало, как только она долго посмотрит на меня, я, и
не глядя на нее, непременно почувствую этот печальный, печальный взор, и заплачу, и брошусь ее обнимать.
Мне очень нравился Мигун, я любил его
красивые, печальные песни. Когда он пел, то закрывал глаза, и его страдальческое лицо
не дергалось судорогами. Жил он темными ночами, когда нет луны или небо занавешено плотной тканью облаков.
Бывало, с вечера зовет меня тихонько...
Гуров, глядя на нее теперь, думал: «Каких только
не бывает в жизни встреч!» От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и о таких, — как, например, его жена, — которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то была
не любовь,
не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень
красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, и это были
не первой молодости, капризные,
не рассуждающие, властные,
не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть и кружева на их белье казались ему тогда похожими на чешую.
Алехин рассказал, что
красивая Пелагея была влюблена в этого повара. Так как он был пьяница и буйного нрава, то она
не хотела за него замуж, но соглашалась жить так. Он же был очень набожен, и религиозные убеждения
не позволяли ему жить так; он требовал, чтобы она шла за него, и иначе
не хотел, и бранил ее, когда
бывал пьян, и даже бил. Когда он
бывал пьян, она пряталась наверху и рыдала, и тогда Алехин и прислуга
не уходили из дому, чтобы защитить ее в случае надобности.
Два конюха с утра толкли в ступах: один — синьку, другой — красный кирпич. Когда же манеж был тщательно посыпан золотым волжским песком, Момино собственноручно вывел на нем от центра к барьеру синие стройные стрелки и переплел их красными
красивыми арабесками. У самого Чинизелли в Петербурге
не бывало такого прекрасного узорчатого паркета.
Я поспешил сказать о том в наше оправдание и прибавил в оправдание натуралистов, что денные бабочки часто принимают точно такое положение, в каком раскладываются; что, конечно, сумеречные и особенно ночные бабочки, когда сидят,
не расширяют своих крыльев, а складывают их повислым треугольником, так что нижних крыльев под верхними
не видно; но если их так и высушивать, то они потеряют половину своей красоты, потому, что нижние крылья
бывают часто
красивее верхних, и, что, глядя на такой экземпляр,
не получить настоящего понятия о бабочке.
— Но, но, но… по глазам вижу! А разве жена вашего брата
не снабдила вас напутствием? Отпускать молодого человека к такой ужасной женщине и
не предостеречь — как можно? Ха-ха… Но что, как ваш брат? Он у вас молодец, такой
красивый мужчина… Я его несколько раз в обедне видела. Что вы на меня так глядите? Я очень часто
бываю в церкви! У всех один бог. Для образованного человека
не так важна внешность, как идея…
Не правда ли?
Не дай ей Бог познать третью любовь.
Бывает, что женщина на переходе от зрелого возраста к старости полюбит молодого. Тогда закипает в ней страсть безумная, нет на свете ничего мучительней, ничего неистовей страсти той…
Не сердечная тоска идет с ней об руку, а лютая ненависть, черная злоба ко всему на свете, особливо к
красивым и молодым женщинам… Говорят: первая любовь óт Бога, другая от людей, а третья от ангела, что с рожками да с хвостиками пишут.
Побывал «Коршун» и на чудном острове Таити с его милыми чернокожими обитателями и роскошной природой, заходил на два дня в Новую Каледонию, посетил
красивый, богатый и изящный Мельбурн, еще
не особенно давно бывший, как и весь австралийский берег, местом ссылки, поднимался по Янтсе Киангу до Ханькоу, известной чайной фактории, и теперь шел в Гонконг, где должен был получить дальнейшие инструкции от адмирала.
Городская сплетня между тем утверждала, что Лариса
не идет за Подозерова, что ему
не везет, что он в отставке, а занята она Гордановым, но ей тоже
не везет, потому что Горданов
не удостоивает ее внимания, а занят, кажется,
красивою купчихой Волдевановой, в доме которой Горданов действительно
бывал недаром и
не скрывал этого, умышленно пренебрегая общественным мнением.
Тогда я делаюсь
красивее красивых, богаче богатых,
бываю сильнее всех сильнейших, более великим царей и гораздо чистейшим чего бы то ни было видимого,
не только земли — и того, что на земле, но и на небе и всего, что на небе».
Somme toute, presque une belle tête [Словом, почти
красивая голова (фр.).]. Степа пошел его провожать на шоссе. Я села на прежнее место и взяла книжку, как ни в чем
не бывало. Мне, однако ж, захотелось поскорей узнать про гостя, а Степа вернулся только к обеду.
Всему
бывает конец, и князь принужден был примириться со своим положением. Сохранив с Анжель игриво-дружеские отношения, он, казалось, сделался к ней совершенно равнодушен, хотя по временам в его
красивых, полных жизни глазах появлялось при взгляде на нее
не ускользавшее от нее выражение непримиримой ненависти и жажды мести за оскорбленное самолюбие.
Лизавета Петровна поразила меня! Я схватилась за ее руку и впилась в нее глазами, точно желая взять у нее, занять хоть на минуту ее душевную силу. Она пошла прямо к одной из женщин, сидевших на диване, к самой
красивой; подошла, назвала ее по имени, поздоровалась, села рядом с нею и заговорила как ни в чем
не бывало.
Нельзя сказать, чтобы
красивый, но свежий, румяный и здоровый, он
не избег участи грузинских дворовых молодых парней и несколько раз
побывал во флигеле сластолюбивой графской домоправительницы — Минкиной.
«Да, есть, какой-нибудь кучер или лакей. Известны случаи, когда у таких чистых девушек были любовники лакеи, и никто
не знал этого, и все считали их чистыми; а они ночью бегали на свидание, босыми ногами, по страшно холодному полу. Потом выходили замуж и обманывали. Это
бывает, — он читал. У Реймеров есть лакей, черный и
красивый малый…»