Неточные совпадения
В ее комнатке было нам душно: всё почернелые лица из-за серебряных окладов, всё попы с причетом, пугавшие
несчастную, забитую
солдатами и писарями женщину; даже ее вечный плач об утраченном счастье раздирал наше сердце; мы знали, что у ней нет светлых воспоминаний, мы знали и другое — что ее счастье впереди, что под ее сердцем бьется зародыш, это наш меньший брат, которому мы без чечевицы уступим старшинство.
Часовой оказался чрезвычайно полезен: десять раз ватаги
солдат придирались к
несчастной кучке женщин и людей, расположившихся на кочевье в углу Тверской площади, но тотчас уходили по его приказу.
— Я это больше для
солдата и сделал, вы не знаете, что такое наш
солдат — ни малейшего попущения не следует допускать, но поверьте, я умею различать людей — позвольте вас спросить, какой
несчастный случай…
Несчастный офицер был разжалован в
солдаты.
После смерти отца Химик дал отпускную
несчастным одалискам, уменьшил наполовину тяжелый оброк, положенный отцом на крестьян, простил недоимки и даром отдал рекрутские квитанции, которые продавал им старик, отдавая дворовых в
солдаты.
По утрам, когда нет клиентов, мальчишки обучались этому ремеслу на отставных
солдатах, которых брили даром. Изрежет неумелый мальчуган
несчастного, а тот сидит и терпит, потому что в билете у него написано: «бороду брить, волосы стричь, по миру не ходить». Через неделю опять
солдат просит побрить!
Он. Не продажею оно и делается. Господин сих
несчастных, взяв по договору деньги, отпускает их на волю; они, будто по желанию, приписываются в государственные крестьяне к той волости, которая за них платила деньги, а волость по общему приговору отдает их в
солдаты. Их везут теперь с отпускными для приписания в нашу волость.
Тит совершенно растерялся и не мог вымолвить ни одного слова. Он только показывал рукой в магазин… Там над прилавком, где в потолочине были на толстом железном крюке прилажены весы, теперь висела в петле Домнушка.
Несчастная баба хоть своею смертью отомстила
солдату за свой последний позор.
Противоречие это стало нам так привычно, что мы и не видим всей ужасающей бессмыслицы и безнравственности поступков не только тех людей, которые по своей охоте избирают профессию убийства, как нечто почтенное, но и тех
несчастных людей, которые соглашаются исполнять воинскую повинность, или хотя тех, которые в странах, где не введена воинская повинность, добровольно отдают свои труды на наем
солдат и приготовления к убийству.
Параша. Да ведь это все равно, все равно, ведь он для меня сюда пришел. Ведь он меня любит. Боже мой! Грех-то какой! Он пришел повидаться со мной, — а его в
солдаты от отца, от меня. Отец-старик один останется, а его погонят, погонят! (Вскрикивает). Ах, я
несчастная! (Хватается за голову). Гаврило, посиди тут, подожди меня минуту. (Убегает).
Кого мог бы я уверить, что не трусость, а один
несчастный случай и неосторожность разлучили меня с моими
солдатами в ту самую минуту, когда я должен был драться и умирать вместе с ними?
Не ядра неприятельские, не смерть ужасна: об этом
солдат не думает; но быть свидетелем опустошения прекрасной и цветущей стороны, смотреть на гибель
несчастных семейств, видеть стариков, жен и детей, умирающих с голода, слышать их отчаянный вопль и из сострадания затыкать себе уши!..
Убить просто француза — казалось для русского крестьянина уже делом слишком обыкновенным; все роды смертей, одна другой ужаснее, ожидали
несчастных неприятельских
солдат, захваченных вооруженными толпами крестьян, которые, делаясь час от часу отважнее, стали наконец нападать на сильные отряды фуражиров и нередко оставались победителями.
— Вперед, сударь, вперед! — кричал Рославлев, понукая нагайкою лошадь
несчастного князя, который, бледный как полотно, тянул изо всей силы за мундштук. — Прошу не отставать; вот и наша цепь. Эй, служба! — продолжал он, подзывая к себе
солдата, который заряжал ружье, — где капитан Зарядьев?
Солдата выкапывают. Суд. Позор. Я причина смерти. И вот я уже не врач, а
несчастный, выброшенный за борт человек, вернее, бывший человек.
— Ну, вот, вот… всегда так! — Иван Платоныч краснел, пыхтел, останавливался и снова начинал говорить. — Но все-таки он не зверь. У кого люди лучше всех накормлены? У Венцеля. У кого лучше выучены? У Венцеля. У кого почти нет штрафованных? Кто никогда не отдаст под суд — разве уж очень крупную пакость
солдат сделает? Все он же. Право, если бы не эта
несчастная слабость, его
солдаты на руках бы носили.
Наконец любовь, ничтожество, гнев Юлиана Мастаковича, недавнее счастье, черная неблагодарность, страх за свое полнейшее бессилие — сламывают
несчастного, он убеждается, что «ему теперь одна дорога — в
солдаты, и мешается на этой мысли.
А как таково было всеобщее презрительное отношение к этим людям, то, разумеется, об этом знали и сами те, кто нанимался в
солдаты, и потому, за весьма редкими исключениями, это были «люди отчаянные» — зашалившиеся, загулявшие, сбившиеся с пути или чем-нибудь особливо
несчастные, по какому-нибудь роковому стечению семейных обстоятельств стремившиеся к погибели.
Маленький отряд довел Игоря до самой площади костела. Здесь тоже был разложен костер, и несколько неприятельских
солдат негромко беседовали между собой. Озаренные светом догорающего топлива, страшными призраками, исчадиями ада казались трупы
несчастных крестьян, все еще не убранные их палачами.
Солдаты допытывались чего-то y
несчастного хозяина избушки, на что последний отвечал лишь одними только жалобными, протяжными стонами…
Про себя он мне мельком сказал, что после своей
несчастной глупой истории (в чем состояла эта история, я не знал, и он не сказал мне) он три месяца сидел под арестом, потом был послан на Кавказ в N. полк, — теперь уже три года служит
солдатом в этом полку.
Тот самый Максимов, который теперь был фейерверкером, рассказывал мне, что, когда, десять лет тому назад, он рекрутом пришел и старые пьющие
солдаты пропили с ним деньги, которые у него были, Жданов, заметив его
несчастное положение, призвал к себе, строго выговорил ему за его поведение, побил даже, прочел наставление, как в солдатстве жить нужно, и отпустил, дав ему рубаху, которых уже не было у Максимова, и полтину денег.
…это было безбожно, это было беззаконно. Красный Крест уважается всем миром, как святыня, и они видели, что это идет поезд не с
солдатами, а с безвредными ранеными, и они должны были предупредить о заложенной мине.
Несчастные люди, они уже грезили о доме…
Нет, это не была
несчастная случайность. Если заставить слепых людей бежать по полю, изрытому ямами, то не будет
несчастною случайностью, что люди то и дело станут попадать в ямы. Русский же
солдат находился именно в подобном положении, и катастрофы были неизбежны.
Из Саксонии вывезли Паткуля в закрытой повозке, в которой проверчено было несколько скважин для воздуха. Тридцать
солдат генерала Мейерфельда, полка, состоявшего из одних лифляндцев, прикрывали его путешествие в Польшу. Двадцать седьмого сентября должен был печальный поезд прибыть в Казимир [Казимир — город в Польше.], где тридцатого числа назначено колесовать
несчастного.
Солдат, поддерживавший Лопухина, бережно опустил его на траву. Александр Васильевич расстегнул рубашку на его груди. Она вся была залита кровью. Он вынул свой носовой платок, осторожно вытер кровь и обнаружил рану в правом боку. Пуля остановилась между двух ребер. Из растревоженной раны появилось сильное кровотечение. При каждом движении, даже дыхании
несчастного, кровь текла ручьем. Суворов сильно прижал рану двумя пальцами.
— Это был самый удобный момент, чтобы взбунтовать чернь, и я, и несколько наших воскликнули: «Богородицу грабят!» Если бы ты видел, что произошло.
Несчастные стряпчие и отряд
солдат были положительно смяты и умерли под ногами толпы, не успев крикнуть. Сундук исчез.
Вообще русский
солдат, несмотря на суровую, грубую внешность, имеет доброе сердце, и оно-то во многом облегчает участь тех
несчастных, которые бывают ему вверены.
Разжалование в
солдаты и ссылка на Кавказ с правом выслужиться — казалось ей именно тем соответствующим наказанием для вовлеченного в преступление другими
несчастного юноши, павшего так низко от безнадежной любви, не разделенной страсти к девушке, — страсти, которую он хотел заглушить, окунувшись в омут страстей политических.
— Настала кончина века и час Страшного суда! Мучьтесь, окаянные нечестивцы! я умираю страдальцем о Господе, — произнес он, пробился сквозь
солдат и бросился стремглав с берега в Лелию. Удар головы его об огромный камень отразился в сердцах изумленных зрителей. Ужас в них заменил хохот. Подняли
несчастного. Череп был разбит; нельзя было узнать на нем образа человеческого.
Солдаты бережно исполнили приказание любимого начальника. Ровным шагом шли они, унося бесчувственного Лопухина. Суворов шел с ними рядом, по-прежнему двумя пальцами правой руки закрывая рану молодого офицера. Он не отводил глаз с бледного лица
несчастного раненого. Кровавая пена покрывала губы последнего.
[Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу
солдат 3-го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние
несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел.