Неточные совпадения
Прислушалися странники,
И точно: из Кузьминского
По утреннему воздуху
Те звуки, грудь щемящие,
Неслись. — Покой крестьянину
И царствие небесное!» —
Проговорили странники
И покрестились все…
Полное гнева, оно
неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и
по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки.
Селифан только помахивал да покрикивал: «Эх! эх! эх!» — плавно подскакивая на козлах,
по мере того как тройка то взлетала на пригорок, то
неслась духом с пригорка, которыми была усеяна вся столбовая дорога, стремившаяся чуть заметным накатом вниз.
То направлял он прогулку свою
по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин,
по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам — глядеть, как с оглушительным шумом
неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда
неслись, вместе с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в поля на первые весенние работы глядеть, как свежая орань черной полосою проходила
по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не передавши на ту или другую сторону.
Под ним (как начинает капать
Весенний дождь на злак полей)
Пастух, плетя свой пестрый лапоть,
Поет про волжских рыбарей;
И горожанка молодая,
В деревне лето провождая,
Когда стремглав верхом она
Несется по полям одна,
Коня пред ним остановляет,
Ремянный повод натянув,
И, флер от шляпы отвернув,
Глазами беглыми читает
Простую надпись — и слеза
Туманит нежные глаза.
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда
по нем свой быстрый бег...
Прощай, свидетель падшей славы,
Петровский замок. Ну! не стой,
Пошел! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж
по Тверской
Возок
несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.
Немалая река Днестр, и много на ней заводьев, речных густых камышей, отмелей и глубокодонных мест; блестит речное зеркало, оглашенное звонким ячаньем лебедей, и гордый гоголь быстро
несется по нем, и много куликов, краснозобых курухтанов и всяких иных птиц в тростниках и на прибрежьях. Козаки живо плыли на узких двухрульных челнах, дружно гребли веслами, осторожно минали отмели, всполашивая подымавшихся птиц, и говорили про своего атамана.
Две Бочки ехали; одна с вином,
Другая
Пустая.
Вот первая — себе без шуму и шажком
Плетётся,
Другая вскачь
несётся;
От ней
по мостовой и стукотня, и гром,
И пыль столбом;
Прохожий к стороне скорей от страху жмётся,
Её заслышавши издалека.
Но как та Бочка ни громка,
А польза в ней не так, как в первой, велика.
Я долго смотрел на белую степь,
по которой
неслась его тройка.
Она пошла. Он глядел ей вслед; она неслышными шагами
неслась по траве, почти не касаясь ее, только линия плеч и стана, с каждым шагом ее, делала волнующееся движение; локти плотно прижаты к талии, голова мелькала между цветов, кустов, наконец, явление мелькнуло еще за решеткою сада и исчезло в дверях старого дома.
Сложена она была хорошо: талия ее, без корсета и кринолина, тонко и стройно покачивалась над грязной юбкой, когда она
неслась по двору, будто летела.
Лошадь рослая, здоровая, вся в кисточках из ремней
по бокам, выбивалась из сил и
неслась скачками.
— Что тебе, леший, не спится? — сказала она и, согнув одно бедро, скользнула проворно мимо его, — бродит
по ночам! Ты бы хоть лошадям гривы заплетал, благо нет домового! Срамит меня только перед господами! — ворчала она,
несясь, как сильф, мимо его, с тарелками, блюдами, салфетками и хлебами в обеих руках, выше головы, но так, что ни одна тарелка не звенела, ни ложка, ни стакан не шевелились у ней.
— Нет, я хочу обыкновенной, жизненной и животной страсти, со всей ее классической грозой. Да, страсти, страсти!.. — орал он,
несясь по саду и впивая свежий воздух.
Мы
неслись верст
по семнадцати, иногда даже
по двадцати в час, и так избаловались, что, чуть пойдем десять или двенадцать верст, уж ворчим.
Леса
по берегам желтые;
по реке
несутся падшие листья; все печально.
Орудия закрепили тройными талями и, сверх того, еще занесли кабельтовым, и на этот счет были довольно покойны. Качка была ужасная. Вещи, которые крепко привязаны были к стенам и к полу, отрывались и
неслись в противоположную сторону, оттуда назад. Так задумали оторваться три массивные кресла в капитанской каюте. Они рванулись, понеслись, домчались до средины; тут крен был так крут, что они скакнули уже
по воздуху, сбили столик перед диваном и, изломав его, изломавшись сами, с треском упали все на диван.
Но это что
несется мимо нас
по воде: какая-то маленькая, разукрашенная разноцветными флюгарками шлюпка-игрушка?
Солнце всходило высоко; утренний ветерок замолкал; становилось тихо и жарко; кузнечики трещали, стрекозы начали реять
по траве и кустам; к нам врывался
по временам в карт овод или шмель, кружился над лошадьми и
несся дальше, а не то так затрепещет крыльями над головами нашими большая, как птица, черная или красная бабочка и вдруг упадет в сторону, в кусты.
Неслись по одиннадцати узлов на фордевинд.
Но и наши не оставались в долгу. В то самое время, когда фрегат крутило и било об дно, на него нанесло напором воды две джонки. С одной из них сняли с большим трудом и приняли на фрегат двух японцев, которые неохотно дали себя спасти, под влиянием строгого еще тогда запрещения от правительства
сноситься с иноземцами. Третий товарищ их решительно побоялся,
по этой причине, последовать примеру первых двух и тотчас же погиб вместе с джонкой. Сняли также с плывшей мимо крыши дома старуху.
Ливень хлестал
по лицу и не позволял открыть глаза. Не было видно ни зги. В абсолютной тьме казалось, будто вместе с ветром
неслись в бездну деревья, сопки и вода в реке и все это вместе с дождем образовывало одну сплошную, с чудовищной быстротой движущуюся массу.
Легкая пыль желтым столбом поднимается и
несется по дороге; далеко разносится дружный топот, лошади бегут, навострив уши, впереди всех, задравши хвост и беспрестанно меняя ногу, скачет какой-нибудь рыжий космач, с репейниками в спутанной гриве.
По деревне мелькали огоньки; из недалекого, ярко освещенного кабака
несся нестройный, смутный гам, среди которого, мне казалось, я узнавал голос Якова.
По ясному небу едва-едва
неслись высокие и редкие облака, изжелта-белые, как весенний запоздалый снег, плоские и продолговатые, как опустившиеся паруса.
Эти нестройные звуки
неслись по долине и таяли в тихом ночном воздухе.
На дворе бушевала непогода. Дождь с ветром хлестал
по окнам. Из темноты
неслись жалобные звуки: точно выла собака или кто-то стонал на чердаке под крышей. Под этот шум мы сладко заснули.
Сразу от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он был на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые тучи быстро
неслись по небу и поминутно закрывали ее собой. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
Вдруг
по лесу прокатился отдаленный звук выстрела. Я понял, что это стрелял Дерсу. Только теперь я заметил, что не одни эти олени дрались. Рев их
несся отовсюду; в лесу стоял настоящий гомон.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат
несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают
по веткам птицы, и тысячи голосов
несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют
по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
Таким образом проехали они около десяти верст, лошади
неслись быстро
по кочкам проселочной дороги, и карета почти не качалась на своих английских рессорах.
Ночи были лунные и очень морозные, небольшие пошевни
неслись по узенькой дороге.
И вот мы одни, то есть вдвоем,
несемся по Владимирской дороге.
По всему дому раздавался оттуда крик и гам, и
неслись звуки, свидетельствовавшие о расходившейся барской руке.
Тройки вскачь
неслись по коридорам и комнатам; шагом взбирались
по лестницам, изображавшим собой горы, и наконец, наскакавшись и набегавшись, останавливались на кормежку, причем «лошадей» расставляли
по углам, а кучера отправлялись за «овсом» и, раздобывшись сластями, оделяли ими лошадей.
Весь вздрогнул он, когда уже показались близко перед ним Карпатские горы и высокий Криван, накрывший свое темя, будто шапкою, серою тучею; а конь все
несся и уже рыскал
по горам.
По полю, то там, то там, раскладываются огни и ставят котлы, и вкруг котлов садятся усатые косари; пар от галушек
несется.
Да ведь как пустится: ноги отплясывают, словно веретено в бабьих руках; что вихорь, дернет рукою
по всем струнам бандуры и тут же, подпершися в боки,
несется вприсядку; зальется песней — душа гуляет!..
А из горячей стали торопясь выходить
по нескольку человек сразу. В открытую дверь
неслось гоготанье...
Бешено грохочут
по Тверской один за другим дьявольские поезда мимо генерал-губернаторского дома, мимо Тверской части, на которой развевается красный флаг — сбор всех частей. Сзади пожарных, стоя в пролетке и одной рукой держась за плечо кучера, лихо
несется по Тверской полковник Арапов на своей паре и не может догнать пожарных…
Но вот заливается
по Питерской дороге курьерский колокольчик — все приходит в движение. Освобождают правую часть дороги, и бешено
несется курьерская или фельдъегерская тройка. Инвалид не ждет команды «подвысь!», а, подняв бревно, вытягивается во фрунт. Он знает, что это или фельдъегерь, или курьер, или государственного преступника везут…
И Тверская часть уже
несется по аллеям парка и далее
по Петровскому шоссе среди клубов пыли.
Огибаем Большой театр и Свердловский сквер
по проезду Театральной площади, едем на широкую, прямо-таки языком вылизанную Охотнорядскую площадь.
Несутся автомобили, трамваи, катятся толстые автобусы.
Пожарные
несутся вниз
по Тверской, а бочки тянутся дальше вверх, к заставе.
Там, где в болоте
по ночам раздавалось кваканье лягушек и
неслись вопли ограбленных завсегдатаями трактира, засверкали огнями окна дворца обжорства, перед которым стояли день и ночь дорогие дворянские запряжки, иногда еще с выездными лакеями в ливреях. Все на французский манер в угоду требовательным клиентам сделал Оливье — только одно русское оставил: в ресторане не было фрачных лакеев, а служили московские половые, сверкавшие рубашками голландского полотна и шелковыми поясами.
В прежние времена
неслись мимо этих ворот дорогие запряжки прожигателей жизни на скачки и на бега — днем, а
по ночам — в загородные рестораны — гуляки на «ечкинских» и «ухарских» тройках, гремящих бубенцами и шуркунцами «голубчиках» на паре с отлетом или на «безживотных» сайках лихачей, одетых в безобразные
по толщине воланы дорогого сукна, с шелковыми поясами, в угластых бархатных цветных шапках.
И
неслись по ухабам Тверской, иногда с песнями, загулявшие купцы. Молчаливые и важные лихачи на тысячных рысаках перегонялись с парами и тройками.
Она стала молиться, как умела, а белая фигура быстро
неслась по кругу, сначала
по самому краю степи, а потом все приближаясь и приближаясь к возу.
Он все ускорял шаги, затем нас обоих подхватывал какой-то вихрь, и мы среди особенного шума
неслись с ним опять
по закатывающейся круговой линии куда-то в бездонную пропасть…