Неточные совпадения
Самгин встал, проводил ее до двери, послушал, как она поднимается наверх по
невидимой ему лестнице, воротился в зал и, стоя у двери на террасу, забарабанил
пальцами по стеклу.
Да, у Краснова руки были странные, они все время, непрерывно, по-змеиному гибко двигались, как будто не имея костей от плеч до
пальцев. Двигались как бы нерешительно, слепо, но
пальцы цепко и безошибочно ловили все, что им нужно было: стакан вина, бисквит, чайную ложку. Движения этих рук значительно усиливали неприятное впечатление рассказа. На слова Юрина Краснов не обратил внимания; покачивая стакан, глядя
невидимыми глазами на игру огня в красном вине, он продолжал все так же вполголоса, с трудом...
Особенно жутко было, когда учитель, говоря, поднимал правую руку на уровень лица своего и ощипывал в воздухе
пальцами что-то
невидимое, — так повар Влас ощипывал рябчиков или другую дичь.
Охватив
пальцами, толстыми, как сосиски, ручки кресла, он попробовал поднять непослушное тело; колеса кресла пошевелились, скрипнули по песку, а тело осталось неподвижным; тогда он, пошевелив
невидимой шеей, засипел...
Мышь пробежала по полу. Что-то сухо и громко треснуло, разорвав неподвижность тишины
невидимой молнией звука. И снова стали ясно слышны шорохи и шелесты осеннего дождя на соломе крыши, они шарили по ней, как чьи-то испуганные тонкие
пальцы. И уныло падали на землю капли воды, отмечая медленный ход осенней ночи…
Жихарев весь дергался в непонятном возбуждении, его удивительные брови ходят по лбу вверх и вниз, голос у него срывается, и
пальцы играют на
невидимых гуслях.
И долго лежит, закрыв глаза, посапывая носом; колышется его большой живот, шевелятся сложенные на груди, точно у покойника, обожженные, волосатые
пальцы рук, — вяжут
невидимыми спицами
невидимый чулок.
Отец, лёжа на постели, мигал левым глазом, в его расширенном зрачке неугасимо мерцала острая искра ужаса, а
пальцы руки всё время хватали воздух, ловя что-то
невидимое, недающееся.
Он устало завёл глаза. Лицо его морщилось и чернело, словно он обугливался, сжигаемый
невидимым огнём. Крючковатые
пальцы шевелились, лёжа на колене Матвея, — их движения вводили в тело юноши холодные уколы страха.
Седые, грязные волосы всклокоченных бород, опухшие жёлтые и красные лица, ловкие, настороженные руки, на
пальцах которых, казалось, были
невидимые глаза, — всё это напоминало странные видения божьего крестника, когда он проезжал по полям мучений человеческих.
Изо дня в день он встречал на улицах Алёшу, в длинной, холщовой рубахе, с раскрытою грудью и большим медным крестом на ней. Наклоня тонкое тело и вытянув вперёд сухую чёрную шею, юродивый поспешно обегал улицы, держась правою рукою за пояс, а между
пальцами левой неустанно крутя чурочку, оглаженную до блеска, — казалось, что он преследует нечто
невидимое никому и постоянно ускользающее от него. Тонкие, слабые ноги чётко топали по доскам тротуаров, и сухой язык бормотал...
Её тонкие
пальцы шевелились, точно играя на
невидимых гуслях или вышивая светлыми шелками картины прошлой жизни народа в Новгороде и во Пскове, глаза горели детской радостью, всё лицо сияло.
Не благообразен, говорит трудно и невнятно, руки же всё время держит на столе и бесперечь шевелит
пальцами, кривенькими, как птичьи когти, словно на
невидимых гуслях играя.
Старый рыбак похож на птицу — маленькое стиснутое лицо, горбатый нос и
невидимые в темных складках кожи, круглые, должно быть, очень зоркие глаза.
Пальцы рук крючковаты, малоподвижны и сухи.
Жестоким провидцем, могучим волхвом стал кто-то
невидимый, облаченный во множественность: куда протянет
палец, там и горит, куда метнет глазами, там и убивают — трещат выстрелы, льется отворенная кровь; или в безмолвии скользит нож по горлу, нащупывает жизнь.
Нет, не могу я видеть этот жемчуг
И камни дорогие! — руки,
пальцыМои дрожат, когда я их держу;
Какая-то
невидимая сила
Весь этот жемчуг превращает в слезы;
Прочь! прочь!..
И засыпал он с угрюмо сведенными бровями и готовым для угрозы
пальцем, но хмельной сон убивал волю, и начинались тяжелые мучения старого тела. Водка жгла внутренности и железными когтями рвала старое, натрудившееся сердце. Меркулов хрипел и задыхался, и в хате было темно, шуршали по стенам
невидимые тараканы, и дух людей, живших здесь, страдавших и умерших, делал тьму живой и жутко беспокойной.