Для данного мира действительности, мира видимого, объекта знания, волевой акт свободного избрания, т. е. акт веры, уже совершен, совершен в таинственной глубине бытия; для мира же иного, мира
невидимых вещей, мы вновь должны совершить акт свободного волевого избрания, избрания того мира предметом своей любви, т. е. акт веры.
Неточные совпадения
А сзади солдат, на краю крыши одного из домов, прыгали, размахивая руками, точно обжигаемые огнем еще
невидимого пожара, маленькие фигурки людей, прыгали, бросая вниз, на головы полиции и казаков, доски, кирпичи, какие-то дымившие пылью
вещи. Был слышен радостный крик...
Разгадки двойственности мира этого и мира иного,
вещей видимых и
вещей невидимых нужно искать в тайне нашей умопостигаемой воли.
Обличение
вещей невидимых не может совершаться чрез принуждение.
По классическому и вечному определению веры, одинаково ценному и в религиозном, и в научном отношении, вера есть обличение
вещей невидимых.
Когда государство, область принуждения и закона, вторгается в церковь, область свободы и благодати, то происходит подобное тому, как когда знание, принудительное обличение видимых
вещей, вторгается в веру, свободное обличение
вещей невидимых.
Не должна ли открыть философия будущего, что в основе знания и в основе веры лежит одна и та же интуиция, непосредственное восприятие
вещей, «обличение
вещей невидимых»?
Чудо воскресения есть
вещь невидимая, и обличается оно лишь верой.
Все эти люди отрицали веру своим сознанием, но они верили в разные
вещи, часто столь же
невидимые, как и объекты подлинно религиозной веры.
Только о мире
вещей невидимых говорим мы, что верим в них, а не знаем их, т. е. свободно избираем их или не избираем.
Мир
невидимых, нами утерянных
вещей дается нам лишь вольным подвигом отречения, лишь риском и опасностью веры.
О силах же сверхприродных, о
вещах невидимых, раскрывающихся для веры, наука ничего не может сказать ни положительного, ни отрицательного.
Религиозная вера всегда лежит в глубинах мистики, мистики свободного волевого избрания, свободной любви, свободного обличения мира
невидимых, непринуждающих
вещей.
Вера есть «обличение
вещей невидимых», т. е. акт свободы, акт свободного избрания.
Современность признает лишь область видимых
вещей, лишь принудительное принимает,
невидимые же
вещи в лучшем случае признает лишь как символы внутреннего состояния человека.
Видимые, т. е. принудительно данные
вещи — область знания,
невидимые, т. е. не данные принудительно
вещи,
вещи, которые должно еще стяжать, — область веры.
Оно есть испытание натуры
вещей и чрез то приобретение себе силы и власти к моральному исправлению людей, власти к познанию обновления нашего тела, к превращению металлов и к проявлению
невидимого божественного царства.
Я еще не совсем выспался, когда, пробудясь на рассвете, понял, что «Бегущая по волнам» больше не стоит у мола. Каюта опускалась и поднималась в медленном темпе крутой волны. Начало звякать и скрипеть по углам; было то всегда
невидимое соотношение
вещей, которому обязаны мы бываем ощущением движения. Шарахающийся плеск вдоль борта, неровное сотрясение, неустойчивость тяжести собственного тела, делающегося то грузнее, то легче, отмечали каждый размах судна.
Писать для настоящего большого журнала и писать для Ивана Иваныча —
вещи несоизмеримые, и я вперед чувствовал давление
невидимой руки.
Они смотрели на
вещи исключительно с точки зрения их конкретности и никогда не примечали тех
невидимых нитей, которые идут от одного предмета к другому, взаимно уменьшают пропорции явлений и делают их солидарными.
«Ибо все
вещи произошли от вечного духа, как образ вечного;
невидимая сущность, которая есть Бог и вечность, в своем собственном вожделении ввела себя в видимую сущность и открылась чрез (mit) время таким образом, что она есть во времени как жизнь, а время в ней как бы немо».
Но неопределенное определяется и некоторым положительным суждением, и как для глаза темное есть материя всякой
невидимой краски, так и душа устраняет все, что подобно свету в чувственно воспринимаемых
вещах, и, не имея уже определения, подобна зрению, сохраняющемуся до известной степени и в темноте.
Вера поэтому не враждует с знанием, напротив, сплошь и рядом сливается с ним, переходит в него: хотя она есть «уповаемых извещение,
вещей обличение
невидимых» (Евр. 11:1), но уповаемое становится, наконец, действительностью,
невидимое видимым.
Оторвав по-солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что-тo на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат-песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую-то
невидимую, драгоценную
вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее...