Неточные совпадения
В 1906 году в посту Ольги была
небольшая деревянная церковь, переселенческая
больница, почтово-телеграфная станция и несколько мелочных лавок.
Кладбищ в Орехово-Зуеве было два: одно — Ореховское почетное, а другое — Мызинское для остальных. Оно находилось в полуверсте от церкви в
небольшом сосновом лесочке, на песчаном кургане; там при мне похоронили семнадцать умерших в
больнице и одиннадцать найденных на пожарище.
В грудах обломков и пепла найдено было 11 трупов. Детей клали в один гроб по несколько. Похороны представляли печальную картину: в телегах везли их на Мызинское кладбище. Кладбищ в Орехово-Зуеве было два: одно Ореховское, почетное, а другое Мызинское, для остальных. Оно находилось в полуверсте от церкви в
небольшом сосновом лесу на песчаном кургане. Там при мне похоронили 16 умерших в
больнице и 11 найденных на пожарище.
Обращаюсь назад: в
больнице поместили меня очень хорошо; дали особую,
небольшую комнату, назначенную для тяжелых больных, которых на ту пору не было; там спал со мною мой дядька, переведенный в больничные служители.
В
небольших каморках было по четыре и по пяти кроватей; зимой, когда больных не выпускали в сад и все окна за железными решетками бывали наглухо заперты, в
больнице становилось невыносимо душно.
Владыка уезжал почти нищим. Весь
небольшой капитал, скопленный им из своего жалованья, около пяти тысяч, он пожертвовал на богадельню,
больницы и народные школы своей бывшей епархии. Весть об этом пожертвовании как-то успела разнестись между предстоящими еще во время литургии, — и это бескорыстие еще более возвысило владыку в глазах покидаемой паствы.
В широком коридоре
больницы пахло валерианкой и мятой. Таня постучала в
небольшую белую дверь. Ответа не было. Она отворила дверь. Комната была пуста.
Земский врач Григорий Иванович Овчинников, человек лет тридцати пяти, худосочный и нервный, известный своим товарищам
небольшими работами по медицинской статистике и горячею привязанностью к так называемым бытовым вопросам, как-то утром делал у себя в
больнице обход палат. За ним, по обыкновению, следовал его фельдшер Михаил Захарович, пожилой человек, с жирным лицом, плоскими сальными волосами и с серьгой в ухе.
Хотя на улице почти еще светло, но в
небольшой часовне, помещающейся во дворе
больницы и лишенной окон, стоит жуткая полутьма. Неверный огонек лампады и две-три свечи перед образами слабо освещают эту каменную церковку, похожую на склеп. В притворе, на возвышении стоят, как бы тесня друг друга, простые однообразные гробы. Подхожу к первому. Мужское синее лицо с густою бородою. Дальше костлявая, страшная, как скелет, высохшая старуха. Еще дальше мальчик… О, сколько их здесь!..
По одному грустному случаю я в течение довольно долгого времени посещал
больницу для нервных больных, которая на обыкновенном разговорном языке называется «сумасшедшим домом», чем она и есть на самом деле. За исключением
небольшого числа лиц испытуемых, все больные этого заведения считаются «сумасшедшими» и «невменяемыми», то есть они не отвечают за свои слова, ни за поступки.