Неточные совпадения
Алексей Александрович прошел
в ее
кабинет. У ее стола боком к спинке
на низком
стуле сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил
на голос доктора, отнял руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову
в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал...
Обращаясь от двора к дому, Райский
в сотый раз усмотрел там,
в маленькой горенке, рядом с бабушкиным
кабинетом, неизменную картину: молчаливая, вечно шепчущая про себя Василиса, со впалыми глазами, сидела у окна, век свой
на одном месте,
на одном
стуле, с высокой спинкой и кожаным, глубоко продавленным сиденьем, глядя
на дрова да
на копавшихся
в куче сора кур.
Из залы нужно было пройти небольшую приемную, где обыкновенно дожидались просители, и потом уже следовал
кабинет. Отворив тяжелую дубовую дверь, Петр Елисеич был неприятно удивлен: Лука Назарыч сидел
в кресле у своего письменного стола, а напротив него Палач. Поздоровавшись кивком головы и не подавая руки, старик взглядом указал
на стул. Такой прием расхолодил Петра Елисеича сразу, и он почуял что-то недоброе.
Дом двухэтажный, зеленый с белым, выстроен
в ложнорусском, ёрническом, ропетовском стиле, с коньками, резными наличниками, петухами и деревянными полотенцами, окаймленными деревянными же кружевами; ковер с белой дорожкой
на лестнице;
в передней чучело медведя, держащее
в протянутых лапах деревянное блюдо для визитных карточек;
в танцевальном зале паркет,
на окнах малиновые шелковые тяжелые занавеси и тюль, вдоль стен белые с золотом
стулья и зеркала
в золоченых рамах; есть два
кабинета с коврами, диванами и мягкими атласными пуфами;
в спальнях голубые и розовые фонари, канаусовые одеяла и чистые подушки; обитательницы одеты
в открытые бальные платья, опушенные мехом, или
в дорогие маскарадные костюмы гусаров, пажей, рыбачек, гимназисток, и большинство из них — остзейские немки, — крупные, белотелые, грудастые красивые женщины.
В кабинете послышалось движение отставляемых
стульев. Иван Иваныч вскочил и стал
в позу почтительнейшего метрдотеля, даже губы у него как-то вспухли и замаслились. С обеих сторон, и из
кабинета, и из гостиной, показались процессии гостей и ринулись
на закуску.
По выполнении церемонии представления мы удалились
в кабинет, где нам немедленно вручили по стакану чая, наполовину разбавленного кизляркой (
в человеке, разносившем подносы с чаем, мы с удовольствием узнали Кшепшищольского). Гостей было достаточно. Почетные: письмоводитель Прудентов и брантмейстер Молодкин — сидели
на диване, а младшие —
на стульях.
В числе младших гостей находился и старший городовой Дергунов с тесаком через плечо.
Зимний дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил
в нем еще
в верхнем этаже.
Кабинет,
в котором он принимал с докладом министров и высших начальников, была очень высокая комната с четырьмя большими окнами. Большой портрет императора Александра I висел
на главной стене. Между окнами стояли два бюро. По стенам стояло несколько
стульев,
в середине комнаты — огромный письменный стол, перед столом кресло Николая,
стулья для принимаемых.
Я зажигал
в кабинете лампу и свечи, а он садился
в кресло, протягивал ноги
на стул и, развалившись таким образом, начинал читать.
В полночь, когда
в верхнем этаже над нами, встречая Новый год, задвигали
стульями и прокричали «ура», Зинаида Федоровна позвонила мне из комнаты, что рядом с
кабинетом. Она, вялая от долгого лежанья, сидела за столом и писала что-то
на клочке бумаги.
Одна из гостиных
в доме Сорина, обращенная Константином Треплевым
в рабочий
кабинет. Направо и налево двери, ведущие во внутренние покои. Прямо стеклянная дверь
на террасу. Кроме обычной гостиной мебели,
в правом углу письменный стол, возле левой двери турецкий диван, шкап с книгами, книги
на окнах,
на стульях. — Вечер. Горит одна лампа под колпаком. Полумрак. Слышно, как шумят деревья и воет ветер
в трубах.
Постояв
на пороге генеральского
кабинета, я раздумал входить и вышел незамеченный. Поднявшись к себе и отворив дверь, я
в полутемноте заметил вдруг какую-то фигуру, сидевшую
на стуле в углу, у окна. Она не поднялась при моем появлении. Я быстро подошел, посмотрел, и — дух у меня захватило: это была Полина!
Он впился
в руку тяжело задышавшего Короткова и, пробежав по коридору, втащил его
в заветный
кабинет и бросил
на пухлый кожаный
стул, а сам уселся за стол.
Несколько минут Сергей Петрович простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел из
кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился
на крыльце, а вслед за тем, сев
на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему двери горничную, опрокинул стоявший немного не
на месте
стул и, войдя
в свой
кабинет, первоначально лег вниз лицом
на диван, а потом встал и принялся писать записку к Варваре Александровне, которая начиналась следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша записка, которою вы назначаете мне
на бульваре свидание и которую я сейчас же отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он остановился, потому что
в комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
Вскоре
стулья зашумели; встали изо стола и пошли
в приемные комнаты… Лакеи
на серебряных подносах стали разносить кофе, некоторые мужчины, не игравшие
в вист — и
в их числе князь Степан Степ<анович>, пошли
в кабинет Печорина курить трубки, а княгиня под предлогом, что у нее развились локоны, удалилась
в комнату Вареньки.
Между тем, покуда я описывал
кабинет, Варенька постепенно придвигалась к столу, потом подошла ближе к брату и села против него
на стул;
в ее голубых глазах незаметно было ни даже искры минутного гнева, но она не знала, чем возобновить разговор. Ей попалась под руки полусгоревшая визитная карточка.
Стулья в зале,
в котором должна была происходить репетиция, еще с утра были расставлены
в том порядке, как следует, то есть: часть их отделена для зрителей, а два кресла были поставлены
на место, назначенное для сцены; выходить должны были из
кабинета и из коридора.
Театр представляет гостиную
в доме небогатого чиновника. Прямо дверь
в переднюю, направо —
в кабинет; налево два окна и дверь
в садик. Налево
в углу низенькие ширмы; спереди диван, два
стула, столик и пяльцы; направо,
на втором плане, небольшое фортепиано; спереди стол и
стул.
Саша идет
в кабинет. Чиновник казенной палаты сидит; полковник, заложив руки
в карманы и держа одно колено
на стуле, стоит перед столом.
В кабинете накурено и душно. Саша не глядит ни
на чиновника, ни
на полковника; ему вдруг становится совестно и жутко. Он беспокойно оглядывает Ивана Марковича и бормочет...
В ответ ему что-то бормочет чиновник казенной палаты, после него плавно и мягко начинает говорить Иван Маркович. Полковник нетерпеливо двигает
стулом и заглушает его слова своим противным, металлическим голосом. Наконец дверь отворяется и из
кабинета выходит Иван Маркович;
на его тощем бритом лице выступили красные пятна.
Больше ничего не может сказать Саша. Он выходит из
кабинета и опять садится
на стул у двери. Сейчас он охотно бы ушел совсем, но его душит ненависть и ему ужасно хочется остаться, чтобы оборвать полковника, сказать ему какую-нибудь дерзость. Он сидит и придумывает, что бы такое сильное и веское сказать ненавистному дяде, а
в это время
в дверях гостиной, окутанная сумерками, показывается женская фигура. Это жена полковника. Она манит к себе Сашу и, ломая руки, плача, говорит...
Вторая комната таких же размеров, с белыми обоями, заставленная двумя шкапами красного дерева и старинным бюро с металлическими инкрустациями, смотрела гораздо скучнее. Направо,
на камине, часы и канделябры желтой меди сейчас же бросились
в глаза Палтусову своей изящной работой. Кроме нескольких
стульев и кресел и двух гравюр
в деревянных рамах,
в кабинете ничего не было.
Иван Матвеич кладет перо, встает из-за стола и садится
на другой
стул. Проходит минут пять
в молчании, и он начинает чувствовать, что ему пора уходить, что он лишний, но
в кабинете ученого так уютно, светло и тепло, и еще настолько свежо впечатление от сдобных сухарей и сладкого чая, что у него сжимается сердце от одной только мысли о доме. Дома — бедность, голод, холод, ворчун-отец, попреки, а тут так безмятежно, тихо и даже интересуются его тарантулами и птицами.
Когда невидимо производилась великая работа
в кабинете, он сидел у дверей его
на стуле, не двигаясь и затаив дыхание.
— Фуражка и арапник князя лежат
на стуле, следовательно он
в кабинете! — отвечал Гиршфельд.
Он встал со
стула, взял ночник, запер дверь
кабинета ключом, вышел
в ближнюю комнату,
в которой стояла кровать со штофными, зеленого, порыжелого цвета, занавесами, висевшими
на медных кольцах и железных прутьях; отдернул занавесы, снял со стены,
в алькове кровати, пистолет, подошел к двери
на цыпочках, приставил ухо к щели замка и воротился
в кабинет успокоенный, что все
в доме благополучно.
Кабинет представлял большую комнату с двумя окнами, выходившими
на площадь, отступая
на некоторое расстояние от которых стоял громадный письменный стол, а перед ним высокое кресло; у стены, противоположной двери,
в которую вошли посетители, стоял широкий диван, крытый коричневым тисненым сафьяном, также же
стулья и кресла, стоявшие по стенам, и резной высокий книжный шкаф дополняли убранство. Пол был сплошь покрыт мягким персидским ковром, заглушающим шаги.
Владимир Андреевич, шатаясь, вышел из
кабинета светлейшего и
в изнеможении опустился
на один из ближайших к нему
стульев в приемной.
После обеда перешли пить кофе
в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший
кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе
в севрской чашке, и указал
на стул подле себя Балашеву.