Неточные совпадения
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами
разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом,
на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц
на морском
берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все то же, что и везде; только и разницы, что
на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Полноводье еще не сбыло, и река завладела плоским прибрежьем, а у крутых
берегов шумливо и кругами омывали подножия гор. В
разных местах, незаметно, будто не двигаясь, плыли суда. Высоко
на небе рядами висели облака.
Две коралловые серые скалы выступают далеко из
берегов и висят над водой;
на вершине одной из них видна кровля протестантской церкви, а рядом с ней тяжело залегли в густой траве и кустах каменные массивные глыбы
разных форм, цилиндры, полукруги, овалы; издалека примешь их за здания — так велики они.
Поднялась суматоха: баркас, катера с утра до вечера перевозили с
берега разного рода запасы; люди перетаскивали все наше имущество
на фрегат, который подвели вплоть к «Кемпердоуну».
Штиль, погода прекрасная: ясно и тепло; мы лавируем под
берегом. Наши
на Гото пеленгуют
берега. Вдали видны японские лодки;
на берегах никакой растительности. Множество красной икры, точно толченый кирпич, пятнами покрывает в
разных местах море. Икра эта сияет по ночам нестерпимым фосфорическим блеском. Вчера свет так был силен, что из-под судна как будто вырывалось пламя; даже
на парусах отражалось зарево; сзади кормы стелется широкая огненная улица; кругом темно; невстревоженная вода не светится.
Мы воротились к
берегу садом, не поднимаясь опять
на гору, останавливались перед
разными деревьями.
На берегу застали живую сцену.
«Да неужели есть
берег? — думаешь тут, — ужели я был когда-нибудь
на земле, ходил твердой ногой, спал в постели, мылся пресной водой, ел четыре-пять блюд, и все в
разных тарелках, читал, писал
на столе, который не пляшет?
На речке толпятся джонки,
на которых живут китайские семейства; по
берегам движется целое народонаселение купцов, лодочников,
разного рода мастеровых.
Сейчас за плотиной громадными железными коробками стояли три доменных печи, выметывавшие вместе с клубами дыма широкие огненные языки; из-за них поднималось несколько дымившихся высоких железных труб.
На заднем плане смешались в сплошную кучу корпуса
разных фабрик, магазины и еще какие-то здания без окон и труб. Река Шатровка, повернув множество колес и шестерен, шла дальше широким, плавным разливом. По обоим ее
берегам плотно рассажались дома заводских служащих и мастеровых.
Здесь,
на берегу, валялось много сухого плавника. Выбрав место для бивака, мы сложили свои вещи и разошлись в
разные стороны
на охоту.
По длинному ряду бараков, расположенных
на берегу моря для склада товаров и
разного сырья, можно судить о размерах торговых оборотов китайцев в заливе Ольги.
Ловко также стрелять их в лет, поднимающихся с небольших речек, по
берегам которых ходят охотники, осторожно высматривая впереди, по изгибистым коленам реки, не плывут ли где-нибудь утки, потому что в таком случае надобно спрятаться от них за кусты или отдалиться от
берега, чтоб они, увидев человека, не поднялись слишком далеко, надобно забежать вперед и подождать пока они выплывут прямо
на охотника; шумно, столбом поднимаются утки, если
берега речки круты и они испуганы нечаянным появлением стрелка; легко и весело спускать их сверху вниз в
разных живописных положениях.
Все
берега полоев были усыпаны всякого рода дичью; множество уток плавало по воде между верхушками затопленных кустов, а между тем беспрестанно проносились большие и малые стаи
разной прилетной птицы: одни летели высоко, не останавливаясь, а другие низко, часто опускаясь
на землю; одни стаи садились, другие поднимались, третьи перелетывали с места
на место: крик, писк, свист наполнял воздух.
Однажды Александр с Костяковым удили рыбу. Костяков, в архалуке, в кожаной фуражке, водрузив
на берегу несколько удочек
разной величины, и донных, и с поплавками, с бубенчиками и с колокольчиками, курил из коротенькой трубки, а сам наблюдал, не смея мигнуть, за всей этой батареей удочек, в том числе и за удочкой Адуева, потому что Александр стоял, прислонясь к дереву, и смотрел в другую сторону. Долго так стояли они молча.
С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома
на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали в
разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в
берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
Какой-нибудь дикарь, бродя по
берегам реки или моря для добывания себе скудной пищи или беспечно отдыхая под тенью крутого
берега и растущих
на нем деревьев, приметил стаи рыб, плавающих около
берегов; видел, как голодные рыбы жадно хватают падающих
на поверхность вод
разных насекомых и древесные листья, и, может быть, сам бросал их в воду, сначала забавляясь только быстрыми движениями рыб.
Это избиение всех родов форели, противное истинному охотнику до уженья, как и всякая ловля рыбы
разными снастями, производится следующим образом: в темную осеннюю ночь отправляются двое охотников, один с пуком зажженной лучины, таща запас ее за плечами, а другой с острогою; они идут вдоль по речке и тщательно осматривают каждый омуток или глубокое место, освещая его пылающей лучиной; рыба обыкновенно стоит плотно у
берега, прислонясь к нему или к древесным корням; приметив красулю, пестряка, кутему или налима, охотник с острогой заходит с противоположной стороны, а товарищ ему светит, ибо стоя
на берегу, под которым притаилась спящая рыба, ударить ее неловко, да и не видно.
В синем небе полудня тает солнце, обливая воду и землю жаркими лучами
разных красок. Море дремлет и дышит опаловым туманом, синеватая вода блестит сталью, крепкий запах морской соли густо льется
на берег.
— Мне, ей-богу, весело! — воскликнул Ежов, спрыгнув со стола. — Ка-ак я вчер-ра одного сударя распатронил в газете! И потом — я слышал один мудрый анекдот: сидит компания
на берегу моря и пространно философствует о жизни. А еврей говорит: «Гашпада! И за-ачем штольки много
разного шлов? И я вам шкажу все и зразу: жизнь наша не стоит ни копейки, как это бушующее море!..»
Вместе с льдинами несло оторванные от
берега молодые деревья, старые пни, какие-то доски и
разный другой хлам;
на одной льдине с жалобным визгом проплыла собачонка.
Сюда же
на берег выползли, приковыляли и были вытащены
на руках до десятка
разных калек, пострадавших
на весенних сплавах: у одного ногу отдавило поносным, другому руку оторвало порвавшейся снастью, третий корчится и ползает от застарелых ревматизмов.
Рано поутру,
на высоком и утесистом
берегу Москвы-реки, в том самом месте, где Драгомиловский мост соединяет ямскую слободу с городом, стояли и сидели отдельными группами человек пятьдесят,
разного состояния, людей; внизу весь мост был усыпан любопытными, и вплоть до самой Смоленской заставы, по всей слободе, как
на гулянье, шумели и пестрелись густые толпы народные.
Но дальше повторялось одно и то же, за исключением одного места, где Утка текла в суженном русле и мережку можно было перекинуть с одного
берега на другой. Николай Матвеич особенно долго ботал, загоняя рыбу сверху реки и снизу. Вода в реке была светлая, и я все время любовался, как в мережке запутывалась
разная рыба. Особенно красивы были окуни с их красными плавниками и пестрой темно-зеленой чешуей. Я прыгал от радости, как дикарь.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по
берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда
на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва
на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в
разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться
на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Или вы думаете, позвольте спросить вас, или вы думаете, что, дескать, так и так, убежим безнаказанно, да и того… дескать, хижинку вам
на берегу моря; да и ворковать начнем и об чувствах
разных рассуждать, да так и всю жизнь проведем, в довольстве и счастии; да потом заведется птенец, так мы и того… дескать, так и так, родитель наш и статский советник, Олсуфий Иванович, вот, дескать, птенец завелся, так вы по сему удобному случаю снимите проклятие да благословите чету?
Во всю ширину течения, в
разных местах, вколачивали заранее крепкие колья; к каждому,
на довольно длинной веревке, привязывалась хвостуш а так, чтобы ее было вытаскивать
на берег не отвязывая.
Рыбы вваливалось невероятное множество и так скоро, что люди, закинув снасти, не уходили прочь, а стояли
на берегу и от времени до времени, через полчаса или много через час, входили по пояс в воду, вытаскивали до половины набитые хвостуши
разной рыбой, вытряхивали ее
на берег и вновь закидывали свои простые снасти.
Только когда мы проходим мимо пристани, он часто объясняет мне значение огромных чугунных и стальных масс: частей машин, котлов и
разных разностей, выгруженных с парохода
на берег.
Не помогало также, что, когда мы вечером
на прогулке возвращались с
берега реки между посевами
разных хлебов, Андрей Карпович, слегка нахлестывая нас тонким прутом, заставлял твердить: panicum — гречиха, milium — просо.
Мы отлично провели этот день, ходили в лес, несколько раз принимались пить чай, а вечером, когда солнце стояло багровым шаром над самым лесом, старик-караульщик, который один жил
на Половинке в качестве прислуги, заменяя кучера, горничную и повара, развел
на берегу речки громадный костер; мы долго сидели около огня, болтая о
разных разностях и любуясь душистой летней ночью, которая в лесу была особенно хороша.
Я воображаю сии едва вообразимые пространства со всеми их жителями, и думаю: «Екатерина, подобно Божеству, согласила все словом Своим; отдаленные
берега Ледовитого моря представляют тот же государственный порядок, которому
на берегах величественной Волги или Невы удивляемся; народы столь различные правятся единым уставом; части, столь несходные, всеобщим «Учреждением» Монархини приведены в целое, и бесчисленные страны Российские составили
разные семейства единого отечества!» Сия мысль восхищает дух мой!
Стражбы той приехало двадцать человек, и хотя все они в
разных храбрых уборах, но наших более полусот, и все выспреннею горячею верой одушевленные, и все они плывут по воде как тюленьки, и хоть их колотушкою по башкам бей, а они
на берег к своей святыне достигают, и вдруг, как были все мокренькие, и пошли вперед, что твое камение живо и несокрушимое.
Целые стаи больших лодок, нагруженных
разным мелким товаром, пользуясь водопольем, приходят с Волги через озеро Кабан и буквально покрывают Булак. Казанские жители всегда с нетерпением ожидают этого времени как единственной своей ярмарки, и весть: «Лодки пришли» мгновенно оживляет весь город. [Эта весенняя ярмарка продолжается и теперь, даже в больших размерах, как мне сказывали; вся же местность торга
на водах и
берегах Булака получила общее название «Биржи».]
Иду это я третьего числа с женой Анфисой тихо, благородно, смотрю — стоит
на берегу куча
разного народа людей.
Тут же теснились телеги,
на которые торговцы набрасывали свой товар, — больше все
разный пестрый хлам из Лоскутного ряда; валили его также
на барки,
на плоты и
на лодки, подходившие к гранитному
берегу.
— Ну, едемте, Ашанин, — проговорил доктор
на следующий день. — Уж я оставил малайскую лодку. К чему беспокоить даром людей и брать с корвета шлюпку! — прибавил милейший доктор, обычный спутник Ашанина при съездах
на берег, так как оба они любили осматривать посещаемые ими места основательно, а не знакомиться с ними только по ресторанам да
разным увеселительным местам, как знакомились многие (если не большинство) из их товарищей.
Зато теперь и тратить денег было некуда
на этой скучной стоянке в Печелийском заливе.
На берег некуда было и съезжать. Целые дни проходили в
разных учениях, делаемых по сигналам адмирала.
Решено было простоять в Гонконге пять дней, чтобы пополнить запасы и вытянуть такелаж. Ашанин почти каждый день съезжал
на берег и возвращался с
разными ящиками и ящичками, наполненными «китайщиной», которой он пополнял коллекцию подарков, собранных во всех странах и аккуратно уложенных заботливым Ворсунькой.
— Это пусть говорят дураки-с, которые предвидят волю господа бога, а я предвидеть не могу-с. Помните, как за сто миль от Батавии, когда уж вы собирались
на берегу разные фрикасе, с позволения сказать, кушать, нас прихватил ураган, и мы целую неделю солонину и консервы кушали-с?.. Помните?
Далеко от
берега белелись в
разных местах буруны, ходившие через гряды камней, которыми усеяна эта бухта, и
на одной из таких гряд, с опущенными стеньгами и брам-стеньгами, значительно разгруженный, стоял бедный клипер «Забияка». Около него длинной вереницей копошились гребные суда, пробуя тщетно стянуть с каменьев плотно засевший клипер.
Сундук вскоре наполнился платьем — и форменным, будущего гардемарина, и штатским, для съезда
на берег за границей, бельем, обувью и
разными вещами и вещицами, в числе которых были и подарки Маруси, Кости и няни.
Значит, надо было держаться от
берега в таком расстоянии, чтобы резать овраги в самых их верховьях, но так как они были
разной величины, то
на обход их тратилось много времени.
Селение Дакты-Боочани находится в лесу
на правом
берегу реки, в пяти километрах от моря. Тогда было здесь шесть юрт, в которых мы застали всех орочей, съехавшихся сюда с рек Ма, Уй, Хади и Тутто. Юрты из корья, амбары
на сваях, сушила для рыбы, опрокинутые вверх дном лодки, собаки и
разные животные и птицы
на привязи — все было уже знакомо мне и напоминало селение Дата при устье реки Тумнина.
«Хедвинг» разбился лет пятнадцать назад. Это был норвежский пароход, совершавший свой первый рейс и только что прибывший в дальневосточные воды. Зафрахтованный торговой фирмой Чурин и компания, он с
разными грузами шел из Владивостока в город Николаевск. Во время густого тумана с ветром он сбился с пути и врезался в
берег около мыса Успения. Попытки снять судно с камней не привели ни к чему. С той поры оно и осталось
на том месте, где потерпело аварию.
— А вы не намекайте, — говорит невестина мать. — Мы вас по вашим родителям почитаем и
на свадьбу пригласили, а вы
разные слова… А ежели вы знали, что Егор Федорыч из интереса женится, то что же вы раньше молчали? Пришли бы да и сказали по-родственному: так и так, мол,
на интерес польстился… А тебе, батюшка, грех! — обращается вдруг невестина мать к жениху, слезливо мигая глазами. — Я ее, может, вскормила, вспоила…
берегла пуще алмаза изумрудного, деточку мою, а ты… ты из интереса…
Настасья Тимофеевна. А вы не намекайте. Мы вас по вашим родителям почитаем и
на свадьбу пригласили, а вы
разные слова. А ежели вы знали, что Эпаминонд Максимыч из интересу женится, то что же вы раньше молчали? (Слезливо.) Я ее, может, вскормила, вспоила, взлелеяла…
берегла пуще алмаза изумрудного, деточку мою…
По ней скользят двойники рыбачьих лодок, иные с огненным лучом, отражающимся в воде;
на берегах пылают костры, ярко освещая группы, теснящиеся около них в
разных положениях.
В самом деле, русские
на нескольких плотах подъехали с
разных сторон к острову. Встреча была ужасная. Блеснули ружья в бойницах, и осаждавшие дорого заплатили за свою неосторожность. Сотни их пали. Плоты со множеством убитых и раненых немедленно возвратились к
берегу. Из стана послан был офицер шведский переговорить с Вульфом, что русские не
на штурм шли, а только ошибкою, ранее назначенного часа, готовились принять в свое заведование остров.
На другой день Екатерина посетила порт и ездила за двадцать верст в море, где флот произвел в глазах ее учение с пальбою и
разные эволюции, окончившиеся примерным нападением
на деревянную крепостицу, нарочно для этого устроенную
на северном
берегу рейда.
Все смотрят
на него с недоумением, как бы спрашивая его, что такое Санкт-Петербург. И тут с красноречием гения творческого, всемогущего поведает он окружающим его свои исполинские планы. Холодный, расчетливый Шереметев представляет неудобства: он указывает
на дремучие леса, непроходимые болота и, наконец,
на маститое дерево, служившее туземцам для отметки высоты, по которую в
разные времена невские воды выходили из
берегов своих.