Неточные совпадения
На другой день, в 11 часов утра, Вронский выехал
на станцию Петербургской железной дороги встречать мать, и первое лицо, попавшееся ему
на ступеньках большой лестницы, был Облонский, ожидавший с этим же
поездом сестру.
На Царицынской станции
поезд был встречен стройным хором молодых людей, певших: «Славься». Опять добровольцы кланялись и высовывались, но Сергей Иванович не обращал
на них внимания; он столько имел дел с добровольцами, что уже знал их общий тип, и это не интересовало его. Катавасов же, за своими учеными занятиями не имевший случая наблюдать добровольцев, очень интересовался ими и расспрашивал про них Сергея Ивановича.
— Вот как!… Я думаю, впрочем, что она может рассчитывать
на лучшую партию, — сказал Вронский и, выпрямив грудь, опять принялся ходить. — Впрочем, я его не знаю, — прибавил он. — Да, это тяжелое положение! От этого-то большинство и предпочитает знаться с Кларами. Там неудача доказывает только, что у тебя не достало денег, а здесь — твое достоинство
на весах. Однако вот и
поезд.
Она смотрела мимо дамы в окно
на точно как будто катившихся назад людей, провожавших
поезд и стоявших
на платформе.
— Что вы говорите! — вскрикнул он, когда княгиня сказала ему, что Вронский едет в этом
поезде.
На мгновение лицо Степана Аркадьича выразило грусть, но через минуту, когда, слегка подрагивая
на каждой ноге и расправляя бакенбарды, он вошел в комнату, где был Вронский, Степан Аркадьич уже вполне забыл свои отчаянные рыдания над трупом сестры и видел в Вронском только героя и старого приятеля.
Сидя
на звездообразном диване в ожидании
поезда, она, с отвращением глядя
на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то о том, как она приедет
на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему, то о том, как он теперь жалуется матери (не понимая ее страданий)
на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
Сергей Иванович сказал, что он очень рад, и перешел
на другую сторону
поезда.
Сначала мешала возня и ходьба; потом, когда тронулся
поезд, нельзя было не прислушаться к звукам; потом снег, бивший в левое окно и налипавший
на стекло, и вид закутанного, мимо прошедшего кондуктора, занесенного снегом, с одной стороны, и разговоры о том, какая теперь страшная метель
на дворе, развлекали ее внимание.
Когда
поезд подошел к станции, Анна вышла в толпе других пассажиров и, как от прокаженных, сторонясь от них, остановилась
на платформе, стараясь вспомнить, зачем она сюда приехала и что намерена была делать.
Да, в Москву,
на вечернем
поезде.
Приближение
поезда всё более и более обозначалось движением приготовлений
на станции, беганьем артельщиков, появлением жандармов и служащих и подъездом встречающих. Сквозь морозный пар виднелись рабочие в полушубках, в мягких валеных сапогах, переходившие через рельсы загибающихся путей. Слышался свист паровика
на дальних рельсах и передвижение чего-то тяжелого.
И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего
поезда. Она смотрела
на низ вагонов,
на винты и цепи и
на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.
Вечером, я только ушла к себе, мне моя Мери говорит, что
на станции дама бросилась под
поезд.
Ярким летним днем Самгин ехал в Старую Руссу; скрипучий, гремящий
поезд не торопясь катился по полям Новгородской губернии; вдоль железнодорожной линии стояли в полусотне шагов друг от друга новенькие солдатики; в жарких лучах солнца блестели, изгибались штыки, блестели оловянные глаза
на лицах, однообразных, как пятикопеечные монеты.
— Александретта, выход в Средиземное море, — слышал Самгин сквозь однообразный грохот
поезда. Длинный палец Крэйтона уверенно чертил
на столике прямые и кривые линии, голос его звучал тоже уверенно.
— Надо вставать, а то не поспеете к
поезду, — предупредил он. — А то — может, поживете еще денечек с нами? Очень вы человек — по душе нам!
На ужин мы бы собрали кое-кого, человек пяток-десяток, для разговора, ась?
— Я тоже видел это, около Томска. Это, Самгин, — замечательно! Как ураган: с громом, с дымом, с воем влетел
на станцию
поезд, и все вагоны сразу стошнило солдатами. Солдаты — в судорогах, как отравленные, и — сразу: зарычала, застонала матерщина, задребезжали стекла, все затрещало, заскрипело, — совершенно как в неприятельскую страну ворвались!
Теперь, в железном шуме
поезда, сиплый голос его звучал еще тише, слова стали невнятны. Он закурил папиросу, лег
на спину, его круглый живот рыхло подпрыгивал, и казалось, что слова булькают в животе...
Посмотрел
на часы, — до
поезда в Париж с лишком два часа.
По дороге
на фронт около Пскова соскочил с расшатанных рельс товарный
поезд, в составе его были три вагона сахара, гречневой крупы и подарков солдатам. Вагонов этих не оказалось среди разбитых, но не сохранилось и среди уцелевших от крушения. Климу Ивановичу Самгину предложили расследовать это чудо, потому что судебное следствие не отвечало
на запросы Союза, который послал эти вагоны одному из полков ко дню столетнего юбилея его исторической жизни.
Лошади подбежали к вокзалу маленькой станции, Косарев, получив
на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая
на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие
на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это от них в шум
поезда вторгается лязгающий звук.
Самгин нащупал пальто, стал искать карман, выхватил револьвер, но в эту минуту
поезд сильно тряхнуло, пронзительно завизжали тормоза, озлобленно зашипел пар, — Самгин пошатнулся и сел
на ноги Крэйтона, тот проснулся и, выдергивая ноги, лягаясь, забормотал по-английски, потом свирепо закричал...
— Солдату из охраны руку прострелили, только и всего, — сказал кондуктор. Он все улыбался, его бритое солдатское лицо как будто таяло
на огне свечи. — Я одного видел, —
поезд остановился, я спрыгнул
на путь, а он идет, в шляпе. Что такое? А он кричит: «Гаси фонарь, застрелю», и — бац в фонарь! Ну, тут я упал…
Клим Иванович плохо спал ночь,
поезд из Петрограда шел медленно, с препятствиями, долго стоял
на станциях, почти
на каждой толпились солдаты, бабы, мохнатые старики, отвратительно визжали гармошки, завывали песни, — звучал дробный стук пляски, и в окна купе заглядывали бородатые рожи запасных солдат.
— Почтовый вагон ограбили, — сказал кондуктор, держа свечку
на высоте своего лица и улыбаясь. — Вот отсюда затормозили
поезд, вот видите — пломба сорвана с тормоза…
Но когда Клим осведомился: ходят ли
поезда на Москву? — швейцар, взглянув
на него очень пытливо, ответил вопросом...
На рассвете
поезд медленно вкатился в снежную метель, в свист и вой ветра, в суматоху жизни города, тесно набитого солдатами.
Когда
поезд подошел к одной из маленьких станций, в купе вошли двое штатских и жандармский вахмистр, он посмотрел
на пассажиров желтыми глазами и сиплым голосом больного приказал...
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот
поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели
на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится
на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Становилось темнее, с гор повеяло душистой свежестью, вспыхивали огни,
на черной плоскости озера являлись медные трещины. Синеватое туманное небо казалось очень близким земле, звезды без лучей, похожие
на куски янтаря, не углубляли его. Впервые Самгин подумал, что небо может быть очень бедным и грустным. Взглянул
на часы: до
поезда в Париж оставалось больше двух часов. Он заплатил за пиво, обрадовал картинную девицу крупной прибавкой «
на чай» и не спеша пошел домой, размышляя о старике, о корке...
Самгин решил зайти к Гогиным, там должны все знать. Там было тесно, как
на вокзале пред отходом
поезда, он с трудом протискался сквозь толпу барышень, студентов из прихожей в зал, и его тотчас ударил по ушам тяжелый, точно в рупор кричавший голос...
— А ты чего смотрел, морда? — спросил офицер и, одной рукой разглаживая усы, другой коснулся револьвера
на боку, — люди отодвинулись от него, несколько человек быстро пошли назад к
поезду; жандарм обиженно говорил...
Через несколько дней Клим Самгин подъезжал к Нижнему Новгороду. Версты за три до вокзала
поезд, туго набитый людями, покатился медленно, как будто машинист хотел, чтоб пассажиры лучше рассмотрели
на унылом поле, среди желтых лысин песка и грязнозеленых островов дерна, пестрое скопление новеньких, разнообразно вычурных построек.
В буфете, занятом офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину место в углу за столом, прикрытым лавровым деревом, две трети стола были заняты колонками тарелок,
на свободном пространстве поставил прибор; делая это, он сказал, что
поезд в Ригу опаздывает и неизвестно, когда придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых
на фронт, задержали два санитарных
поезда в Петроград.
Солдаты исчезли,
на перроне остались красноголовая фигура начальника станции и большой бородатый жандарм, из багажного вагона прыгали и падали неуклюжие мешки, все совершалось очень быстро, вьюга толкнула
поезд, загремели сцепления вагонов, завизжали рельсы.
Тогда несколько десятков решительных людей, мужчин и женщин, вступили в единоборство с самодержавцем, два года охотились за ним, как за диким зверем, наконец убили его и тотчас же были преданы одним из своих товарищей; он сам пробовал убить Александра Второго, но кажется, сам же и порвал провода мины, назначенной взорвать
поезд царя. Сын убитого, Александр Третий, наградил покушавшегося
на жизнь его отца званием почетного гражданина.
«Какое презрение надобно иметь к людям, чтобы вчетвером нападать
на целый
поезд».
Первый раз Клим Самгин видел этого человека без башлыка и был удивлен тем, что Яков оказался лишенным каких-либо особых примет. Обыкновенное лицо, — такие весьма часто встречаются среди кондукторов
на пассажирских
поездах, — только глаза смотрят как-то особенно пристально. Лица Капитана и многих других рабочих значительно характернее.
Через час он ехал в санитарном
поезде, стоя
на площадке вагона, глядя
на поля, уставленные палатками — белыми пузырями.
Часа три до Боровичей он качался в удобном,
на мягких рессорах, тарантасе, в Боровичи попал как раз к
поезду, а в Новгороде повторилось, но еще более сгущенно, испытанное им.
Звон колокольчика и крик швейцара, возвестив время отхода
поезда, прервал думы Самгина о человеке, неприятном ему. Он оглянулся, в зале суетились пассажиры, толкая друг друга, стремясь к выходу
на перрон.
Самгин постоял у двери
на площадку, послушал речь
на тему о разрушении фабрикой патриархального быта деревни, затем зловещее чье-то напоминание о тройке Гоголя и вышел
на площадку в холодный скрип и скрежет
поезда. Далеко над снежным пустырем разгоралась неприятно оранжевая заря, и
поезд заворачивал к ней. Вагонные речи утомили его, засорили настроение, испортили что-то. У него сложилось такое впечатление, как будто
поезд возвращает его далеко в прошлое, к спорам отца, Варавки и суровой Марьи Романовны.
—
Поезд на Ригу подходит…
— Бросьте, батенька! Это — дохлое дело. Еще раньше дня
на три, ну, может быть… А теперь мы немножко танцуем назад, составы кормежных
поездов гонят куда только возможно гнать, все перепуталось, и мы сами ничего не можем найти. Боеприпасы убирать надобно, вот что. Кое-что, пожалуй, надобно будет предать огню.
Через несколько минут
поезд подошел к вокзалу, явился старенький доктор, разрезал ботинок Крэйтона, нашел сложный перелом кости и утешил его, сказав, что знает в городе двух англичан: инженера и скупщика шерсти. Крэйтон вынул блокнот, написал две записки и попросил немедленно доставить их соотечественникам. Пришли санитары, перенесли его в приемный покой
на вокзале, и там он, брезгливо осматриваясь, с явным отвращением нюхая странно теплый, густой воздух, сказал Самгину...
Стала съезжаться к
поезду публика, и должник явился тут, как лист перед травою, и с ним дама; лакей берет для них билеты, а он сидит с своей дамой, чай пьет и тревожно осматривается
на всех.
Выпил сербский сражатель, и они поехали
на станцию железной дороги, с
поездом которой старушкин должник и его дама должны были уехать.
И это правда. Обыкновенно ссылаются
на то, как много погибает судов. А если счесть, сколько
поездов сталкивается
на железных дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет людей в огне пожаров и т. д., то
на которой стороне окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам, в одиночку, не всегда в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а в многолюдных городах!
Вол, с продетым кольцом в носу, везший якутку, вдруг уперся и поворотил морду в сторону, косясь
на наш
поезд.
До отхода пассажирского
поезда, с которым ехал Нехлюдов, оставалось два часа. Нехлюдов сначала думал в этот промежуток съездить еще к сестре, но теперь, после впечатлений этого утра, почувствовал себя до такой степени взволнованным и разбитым, что, сев
на диванчик первого класса, совершенно неожиданно почувствовал такую сонливость, что повернулся
на бок, положил под щеку ладонь и тотчас же заснул.